В начало
> Публикации
> Фрагменты книг
Алекс Гарридо
Акамие или Любимая игрушка судьбы. Глава XII
Ранним утром, не успеет еще Солнце высушить скудную росу на выбеленных зноем травах, Ханнар заплетала в две тяжелые косы ярко-рыжие волосы и, скинув рубаху, вытирала мокрым полотенцем лицо и все тело. Она спала, не раздеваясь, с мечом в изголовье, позволяя себе лишь стянуть сапоги. Видение каменного бассейна, наполненного прозрачной ключевой водой, преследовало ее в течение всего пыльного, насквозь пропотевшего дня - и дарило прохладные, опьяняющие свежестью и чистотой сны.
Наяву вода была драгоценностью, и Ханнар берегла ее так же ревностно, как каждый в ее невеликом войске.
Отряды хайардов стерегли большинство колодцев в степях Аттана, по берегам рек стояли заставы. Каждый глоток воды доставался с боем.
Войско Ханнар - передовые отряды удо, которых она по праву царицы позвала в Аттан - двигалось от колодца к колодцу, от реки к реке, то разбиваясь на отряды, то снова соединяясь. Назначали остановки, рассылали дозорных и гонцов, сообщая, где находится тот или иной отряд и каким путем пойдет дальше, достаточно ли в той стороне корма для лошадей, и где заметили противника.
Несмотря, на потери, войско Ханнар не уменьшалось. Оно продвигалось на запад, обрастая людьми. Коренастые смуглые аттанцы с первого взгляда признавали в Ханнар дочь Солнца и радовались.
Завоеватели позаботились о том, чтобы весть о гибели Солнечных богов достигла и самого отдаленного из селений, в надежде на то, что привыкшие повиноваться царям чуждой крови аттанцы легко покорятся повелителю Хайра и его наместнику.
Так оно и было бы, если бы прежние владыки Аттана были людьми. Или если бы повелитель Хайра был богом. Даже раб, принадлежавший вельможе или военачальнику, сочтет несчастьем и унижением необходимость повиноваться простолюдину...
К тому же дети Солнца, требуя и добиваясь повиновения от своих подданных, не вмешивались в их семейные дела, не нарушали древних обычаев. И никогда не зарились на чужих дочерей и жен.
Теперь же в редком доме Аттана не оплакивали дочь или сестру, или молодую жену, увезенную на чужбину. Самых красивых женщин и девушек (если можно было еще найти девушку старше десяти лет в захваченном Аттане!) угоняли в Хайр или на рынки соседних стран. Оставшимся не давали проходу жадные до женщин победители, закончившие поход и вольные наслаждаться, как заблагорассудится. Не щадили и красивых мальчиков, вызывая ужас и отвращение в душах аттанцев.
Некому было вступиться за честь древнего Аттана. Весть о возвращении Солнечной богини, явившейся спасти свой народ, пробуждала надежду и яростную решимость в сердцах.
Потому и называла себя Ханнар священным именем Аханы, потому и носила на шее гладкий обруч из белого металла - символ неприкосновенной чистоты богини. Его должен быть разогнуть в ночь свадьбы жених, но Данахан погиб на пороге ее комнаты, а она... разве могла она, окруженная поклонением богиня, поверить в то, что ее ожидало?
Мужество и отвага родились в ее душе лишь потом, когда умерли стыд и страх. Два дня из трех, на которые столица была подарена царем хайардов своему победоносному войску, два дня таскал за собою свою добычу тощий жилистый горец, пропахший потом, кровью и вином. А чтобы обеспечить молчание своих товарищей, угостил и их редкостным лакомством - единственной уцелевшей царевной. Когда же были они особенно пьяны и забыли связать ее, как обычно, Ханнар зарезала их всех: троих, бывших с нею в ту ночь, и того, кто называл себя ее хозяином.
Но Ханнар не любила вспоминать об этом с утра.
Она снова натянула на влажное тело короткую нижнюю рубашку, штаны, тонкие шерстяные носки и на них - высокие кожаные чулки со шнуровкой, одежду удо. Но вместо кожаной безрукавки поверх нижней рубашки она надела другую: длинную, разрезанную по бокам от бедер до самого низа, из белого лина, ткани редкостной и весьма ценной, носить которую в Аттане имели право лишь дети Солнца.
Предводитель одного из разбойничьих кланов, который немало пограбил торговых караванов, преподнес Ханнар целую штуку этой ткани, явившись засвидетельствовать свои верноподданнические чувства. А жена военного вождя удо, приветливая Ноджем-та, сшила рубашки по описанию Ханнар.
Затянув на плоском животе ( хоть от одной беды уберегла ее божественность!) пряжки двойного пояса, Ханнар проверила, свободно ли ходит меч в ножнах. Откинула за спину косы, пригладила тонкие спиральки вечно выбивающихся волос надо лбом. И вышла из юрты.
Ее подданные уже готовились к выступлению, разбирали юрты, складывали опорные решетки и шесты, скатывали кошмы, навьючивали косматых верблюдов. Кожаные вьючные мешки-чувалы, медные котлы ожидали своей очереди.
Никто не приветствовал Ханнар, никто даже не глянул в ее сторону, те, чей взгляд случайно задевал ее, поспешно отворачивались.
И Ханнар не смотрела на своих людей: глаза ее были обращены к Солнцу, быстро поднимавшемуся над сизыми облаками, сбившимися грудой у горизонта. Ему - первый привет, и от него утреннее благословение. А пока еще Ханнар нет для людей.
Выйдя за пределы лагеря, Ханнар протянула руки к Солнцу. Сразу слезы выступили у нее на глазах. Все, кто был ей дорог, теперь там. Но Ханнар не знала, смотрят ли они с гордостью или с презрением на нее, задержавшуюся на земле. Даже мама...
К своей уже разобранной юрте в центре лагеря Ханнар возвращалась быстрым шагом, положив руку на рукоять меча. Ее люди заканчивали сборы. Женщины уже раздали каждому его долю вчерашних лепешек. Голода они не знали в богатых дичью степях аттанского пограничья.
Вернувшиеся дозорные сообщили, что путь к колодцу Черный Камень свободен.
Ханнар взмахнула рукой. Ей тут же подвели высокого белого коня - полукровку, но взявшего лучшие черты от бахаресской кобылы и горбоносого хайриши. Ханнар легко вспрыгнула в седло. Четверо всадников, вожди четырех племен удо из девяти, окружили ее. Уверенно улыбаясь им и всему лагерю, Ханнар сказала:
- Сегодня будет вода. Сегодня ночуем у Черного Камня.
Бой за колодец Черный Камень особенно не отличался от множества боев в прошлом и в будущем. Степные всадники Ханнар и лихие наездники Хайра искусно резали, секли и кололи друг друга, осыпали стрелами и топтали копытами боевых коней.
Хотя Ханнар давно не страдала неукротимыми приступами рвоты, как в ту ночь, когда она зарезала четверых пьяных хайардов, все же ее мутило - но после боя, только после боя.
Руки гудели от усталости, и Ханнар с мучительным наслаждением разжала пальцы, отпуская рукоять вдвинутого в ножны меча. Ее обещание выполнено: сегодня у них много воды. И, кроме того, им достались запасы еды и вина.
По заведенному порядку, сначала поили коней, и белый полукровка Ханнар был первым. Она же пила последней из людей, и все могли видеть равнодушную улыбку, с которой она ожидает своей очереди, наблюдая за тем, как разбивают лагерь первыми утолившие жажду воины.
В центре установили крытую белыми войлоками юрту богини, тесным кольцом вокруг нее - юрты самых ловких и отважных бойцов, охранявших Ханнар. И еще несколько кругов выросло по сторонам - племенные кюрийены удо, собиравшиеся вокруг своих вождей, отряды разбойников-сар, мятежники-акариты.
Женщины-степнячки, составлявшие около трети ее войска, уже занялись приготовлением горячей еды у костров, мужчины же занимались юртами, лошадьми, оружием. Их лица сильно отличались от тех, которые Ханнар видела прежде в городах Аттана. Впрочем, и аттанцы, примкнувшие к войску, были непохожи на аттанцев прежних времен. Ханнар не знала, всегда ли они были такими, или только теперь, когда дочь Солнца сражалась бок о бок с ними. Хотя, если подумать, часто ли в прежние времена ей приходилось встречать разбойников и ссыльных мятежников?
Она не давала возможности спорить с богиней, легко соглашаясь с их доводами и предложениями, если угадывала за ними опыт и навыки кочевой жизни, разбойных налетов и вечной войны с властью. Она всегда сначала выслушивала их мнения и задавала любое количество вопросов, которое было необходимо ей для выяснения обстановки. Принятые ею решения всегда оказывались правильными - и никогда не бывали навязаны.
Ханнар подумывала о том, чтобы в будущем ввести в Великий Совет Аттана несколько степняков постарше, а также вождей разбойничьих кланов и представителей потомственных мятежников. Их идеи об управлении государством были неожиданными для Ханнар, но по зрелом размышлении показались ей весьма привлекательными. Все равно ведь одной ей с Аттаном не управиться, а зал Совета обречен оставаться пустым, если не отменить запрета на пребывание в нем людей не царской крови.
Ханнар не была уверена в том, что имеет право на престол. И кто сможет разделить его с ней?
Когда ее спрашивали, почему она вернулась одна и где же царь, Ханнар надменно вскидывала голову и ледяным голосом отвечала:
- Он придет в свое время.
Прежде чем думать, кто воссядет на священную колесницу, надо было отвоевать ее.
Пока же троном аттанского царства было поскрипывающее седло на спине белого коня. И только один правитель помещался в нем.
Вскоре все могли подкрепиться жареным мясом и свежими румяными лепешками. Подцепив ножом свой кусок, Ханнар отошла от костра. Ей было бы неприятно, если бы видели, как жир стекает у нее по подбородку, и приходится слизывать его с пальцев. Поэтому она старалась есть в одиночестве, укрывшись в своей юрте.
Там и застало ее неожиданное донесение: по степи к Черному Камню движется одинокий всадник.
* * *
Он был невысок ростом - чуть выше коренастых степняков, и если бы встал рядом с Ханнар, его макушка пришлась бы где-то у ее виска. У него были длинные, приподнятые к вискам глаза, надменный пухлый рот, оттененный сверху черным пушком, орлиный нос и выдающийся немного вперед подбородок - ненавистные черты хайардского лица. И тугая коса до пояса, отягощенная богатым косником.
Его поставили перед Ханнар связанным, как связывали своих пленников хайарды: локти притянуты друг к другу, лицо его было мокрым от пота, но он смотрел на Ханнар, улыбаясь, хотя улыбка была не совсем твердой.
Пленник разглядывал ее, богиню и грозную повелительницу войска, с радостным любопытством. Переполнявший его восторг, отнюдь не имевший отношения к божественности Ханнар, легко читался на искреннем лице.
Это окончательно вывело Ханнар из себя.
- Кто ты такой и что тебе нужно на моей земле? - надменно отчеканила Ханнар, окидывая пленника уничтожающим взглядом.
Тот в ответ улыбнулся еще шире, хотя губы его едва не дрожали от боли.
- Назови прежде себя, красавица, не скрывающая лица, ибо если ты и есть та, кого я разыскиваю, у меня к тебе важное дело.
Ханнар задохнулась от возмущения.
Эртхиа снова залюбовался ее лицом: на побледневшей коже ярче проступили мелкие золотистые веснушки. "Женюсь на ней, - тут же решил Эртхиа. - Непременно женюсь! Кожа у нее светлее, чем у Акамие, а волосы - ярче, чем у Ханиса. Роза она красная, и - как это у поэта? - и концы ее лепестков блещут золотом... Женюсь!"
- Если дорожишь своей шкурой, - раздельно произнесла Ханнар, - отвечай на мои вопросы. Что за дело у тебя к царице Ахане?
"Кобылица необъезженная! - возликовал Эртхиа. - Все отдам за нее!"
И учтиво ответил:
- Твой брат, божественный Ханис, шлет тебе привет. Так ли должно принимать посла? - и, сморщившись, шевельнул вывернутыми плечами.
- Лжешь! - вскрикнула Ханнар. И не нашлась, что добавить.
- Нет, не лгу, - терпеливо вздохнул Эртхиа. - Твои воины забрали мешочек, висевший у меня на шее. Загляни в него - убедишься, что я говорю правду.
Ханнар обернулась к окружавшим ее телохранителям. Ей подали мешочек зеленого бархата на витом нарядном шнуре. Из него в ладонь высыпались сначала сухие розовые лепестки, а затем... две пряди, перевязанные солярным крестом, солнечно вспыхнули у нее на ладони. Золотые волосы сына Солнца!
- Где он?
На этот раз вздох Эртхиа был тяжелым.
- В Хайре, во дворце моего царя, - и честно добавил: - В Башне Заточения.
- Лжешь, - сурово повторила Ханнар. - Дети Солнца не живут в неволе. Ханис мертв, а ты - лазутчик хайардов.
- Ты, видно, никогда не видела лазутчиков!...
- Молчи! Твоей жизни осталось - до захода Солнца. Готовься к смерти.
И указала рукой на малиновый диск, уже касавшийся края земли.
- Ты неразумна, как женщина, царица! - воскликнул Эртхиа. - Вместо того чтобы выслушать посла - казнишь его! Кто кроме меня передаст тебе весть от Ханиса, кто расскажет ему о тебе? Клянусь моей косой и милостью Судьбы, я - единственный друг твоего брата, не считая еще одного, который не может покинуть царского дворца.
Ханнар мрачно смотрела на него. Отменять свое решение ей было досадно. Ну а если он не лжет?
- Развяжите его, - нехотя приказала Ханнар. - Как твое имя, посол?
Дождавшись, когда с него снимут арканы, посол с достоинством ответил:
- Эртхиа ан-Эртхабадр.
Ханнар сглотнула. Однако поздно отменять приказ.
- И ты называешь себя другом царя Аттана?
- Храбрецам нет дела до царств, если их сердца имеют склонность одно к другому! - вовремя и к месту вспомнились царевичу читанные вместе с Акамие слова. При свете золотых глаз божественной воительницы они приобретали новый смысл, и мечтательная улыбка согрела взгляд царевича.
- Увести его! - в ярости велела Ханнар. - Принимать, как посла, стеречь, как пленника. Как приговоренного! Позже я расспрошу его.
Круто развернувшись - косы, взлетев, описали полукруг и упали обе ей на плечо и на грудь, а Эртхиа прикусил губы, сдерживая восторг, - ушла в юрту.
Кочевникам застольные обычаи Эртхиа не казались варварскими. Как посол, он был защищен от враждебности и нападок, ему нашлось место у костра, и он с наслаждением утолил жажду, а потом и голод - преизрядным куском горячего мяса, слизывая с пальцев мясной сок и жир, отрывая ломти от лепешки, запивая все кисловатым вином из бурдюка. После, вытерев подбородок и пальцы последним куском лепешки, отправил его в рот и повалился навзничь, раскинув еще болезненно ноющие руки.
Сон будто медом смазал его веки. Они сладко слипались, хоть Эртхиа и стыдился признать себя усталым.
Ему виделась бесконечная степь - она ведь долго не отпускает душу путника, даже когда путь окончен. Многие ночи подряд снится дальний край земли, размытый то ли жарким маревом, то ли пылью - кто ее поднял, косяк лошадей или стадо онагров, или разбойничий отряд? Волны белесого ковыля или серебристой полыни, бегущие то вправо, то влево, то разбегающиеся кругом от пляшущего вихря-детеныша. Солнце, плывущее по пустынному небу, хоровод стервятников, кружащий вдали, в вышине...
От колодца до колодца мерил степь Эртхиа, расспрашивая заставщиков о разбойничьих отрядах.
А во дворце, его собственном дворце, где он не ночевал и ночи, ждала теперь невеста-не невеста, жена-не жена... Семь раз в семи разных нарядах показывали ее Эртхиа, но он от волнения так и не разглядел толком сильно накрашенного и заслоненного подвесками лица. Вроде бы похожа на сестрицу Атхафанаму, одна ведь кровь, дядина дочь, да и мать ее приходится родственницей царице Хатнам-Дерие. Запомнил только: маленькая, косы до пола, вся звенит и благоухает. Ручки в перстнях, ножки мелко переступают, бубенцы на них дрожат...
Так бы и остался, да вот помогли бубенцы и подвески. Вспомнил Эртхиа брата, наряженного, увешанного сверкающим и звенящим, запертого на ночной половине, забаву цареву. Напомнили о брате бубенцы и перстни, помогли ожесточить сердце в решимости.
Невеста сосватана, дождется. А нет - так найдутся в Хайре еще невесты, не бедны девушками прохладные дворцовые сады.
Тут привиделся Эртхиа - ясно проступил под покровом сомкнутых век - светлый лик царицы Аханы. Эртхиа вздохнул и перевернулся набок, подсунув под щеку сложенные ладони. Холодно было, как ночью в темнице, только солнечный луч заглядывал к нему сквозь оконце, а это была ее ярко-золотая коса, а царица все сердилась, и не мог Эртхиа подобрать слов, чтобы уверить ее в своей любви...
* * *
Ханнар разглядывала спящего - своего врага.
Мальчишка лежал на левом боку, подогнув ногу и вытянув перед собой правую руку, а левая была подсунута под голову. Костер хорошо освещал его лицо. Кончики прямых ресниц касались округлых, в сонном румянце, смуглых щек. Темные губы были приоткрыты, и тонкая ниточка слюны блестела у края рта. Он спал безмятежно, как дитя, но загрубевшие от тетивы пальцы правой руки выдавали в нем воина. Толстая коса дремлющей змеей вытянулась вдоль спины.
- Эртхиа ан-Эртхабадр! - сурово окликнула его Ханнар.
Он потянулся, не размыкая век. И вскочил, как ужаленный. Ханнар спрятала невольную улыбку в прикушенных губах.
- Что ты хотел сказать мне, посол?
Эртхиа торопливо провел ладонями по лицу, одернул и отряхнул кафтан.
- Дай же мне проснуться, царица, дабы я ничего не перепутал в послании. Я выучил его наизусть со слов твоего брата, но смысл его мне неведом, - обстоятельно ответил Эртхиа. - Сядь, серьезные разговоры не ведутся стоя.
Ханнар опустилась на кошму, скрестив ноги, как научилась у кочевников. Так же сел и Эртхиа, только у него это вышло ловчее.
- Говори, - нетерпеливо кивнула Ханнар.
Непривычно - кощунственно! - звучали в устах хайарда чеканные строгие слова языка богов, Высокой Речи. Он нараспев, как декламируют стихи, пересказывал ей послание Ханиса, а конец, не удержавшись, пропел, как поют хайарды. Ханнар, вдосталь наслушавшаяся хайардского пения в черные дни покоренной столицы, почувствовала, как намокла рубашка от холодного пота.
А в отдалении раздались шорохи и перешептывания с одобрительным поцокиванием - кочевников пение звонкоголосого посланца явно привело в восхищение, хотя они не смели приблизиться и вмешаться в беседу.
Вот послание Ханиса:
"Сестра и невеста моя Ахана. Счастлив узнать, что ты, все еще или снова, здесь. Окажи все возможные почести и доверие моему другу. В подтверждение вашей встречи передай с ним прядь твоих волос. Надеюсь скоро присоединиться к тебе в возлюбленных Солнцем землях Аттана. Твой брат Ханис".
Ханнар удалось скрыть растерянность.
Пряди волос, которые привез хайард, прямые и светло-рыжие, м о г л и принадлежать Ханису. Связанные особым узлом, они подтверждали принадлежность пославшего их к царскому дому Аттана, равно как и безупречный язык послания. Ханнар могла судить об этом: хайард сократил половину гласных и изуродовал благородное звучание древнего языка носовыми завываниями и обилием шипящих, но он передал все слово в слово.
Итак, пославший гонца несомненно был сыном Солнца и м о г быть Ханисом.
В этом случае тайна Ханнар неминуемо должна была раскрыться: ее волосы, ярко-рыжие и вьющиеся, даже слепой не примет за гладкие, светло-золотые волосы Аханы.
Ханнар необходимо было время - обдумать ответ.
Хмурясь, она обратилась к Эртхиа.
- Почему же царь Ханис сам не приехал с тобой? Почему ты, называющий себя его другом, не помог ему вернуться в его владения?
Эртхиа смущенно опустил глаза. Он как раз обдумывал важный вопрос: если девушка ходит с открытым лицом, следует ли из этого, что с брачным предложением можно обратиться непосредственно к ней, минуя ближайших родственников мужского пола? Сосредоточившись, он отвечал Ханнар:
- Видишь ли, царица... Слухи, дошедшие до нас, столь разноречивы и неясны! Теперь я смогу разрешить сомнения твоего брата. И я не заслужил твоих упреков: не раз я предлагал Ханису помощь, но он отказывался, не открывая мне причины. Думаю, теперь он не замедлит отправиться в путь - как только я привезу ему весть от тебя.
Так или иначе, Эртхиа предполагал, что Ханис отнесется к его просьбе более благосклонно, чем сама девушка. По крайней мере, придется потратить некоторое время, чтобы завоевать ее расположение. Очень уж она сурова. Но как иначе, если она ходит без покрывала и любой может смотреть на нее, сколько вздумается? Надо ведь держать на расстоянии и удерживать от дерзости и непочтительных речей и поступков множество мужчин, окружающих ее!
Эртхиа решил предварительно переговорить с Ханисом, а самой девушке дать время приглядеться к жениху. Как трудно свататься к невесте, когда не знаешь обычаев ее народа!
- Сколько времени тебе понадобится, чтобы выучить наизусть мой ответ царю Ханису? - спросила Ханнар.
- Если он будет такой же длины, как его послание, то я выучу быстро.
- Завтра я сообщу его тебе. Сможешь ли ты сразу отправиться в путь?
- Твои люди хорошо ухаживают за лошадьми. Думаю, к утру Веселый будет готов к новой дороге.
- Что ж, посол, отдыхай. Утром мы увидимся.
Уже сидя верхом, Эртхиа в последний раз для верности пропел заученное наизусть послание Ханнар.
Она провожала его, посла.
Кочевники одобрительно зацокали и закивали головами, когда Эртхиа завершил песню особенно высоким и долгим звуком, искусно, с оттяжкой оборвав его.
Ханнар досадливо ковырнула сухой дерн носком сапога.
- Судя по тому, что мне удалось разобрать, ты все запомнил правильно.
Эртхиа, уязвленный, непроизвольно напряг колени. Чуткий конь прыгнул вперед, и Эртхиа пришлось остановить и развернуть его, красиво подняв на дыбы. Пусть увидит сердитая красавица, как ловко он держится в седле. Лучше него нет наездника в Хайре, он и со степняками готов состязаться.
Ханнар равнодушно глядела в сторону, туда, где над краем земли узкой синей полоской виднелись горы. Туда, куда лежал путь Эртхиа.
Коршуном наклонившись над ней, Эртхиа отчаянно выпалил:
- Пойдешь за меня?
Искоса глянула на него Ханнар - только бровь дрогнула.
- Третьей женой? Или десятой? - и, отметая все возражения, вкрадчиво добавила: - Привезешь царя - тогда и поговорим.
С места галопом рванул Веселый, так сжали его бока ноги всадника. Обернувшись, Эртхиа крикнул:
- Скоро жди! Готовь приданое! - и припал к золотому пламени, бившемуся вдоль шеи коня.
СОДЕРЖАНИЕ
