Когда вечером я шёл по улице, и этот, валяющийся в кустах тип, высунул ногу, о которую я споткнулся, я размышлял о вышеизложенном. Я споткнулся, упал в тот же куст и, разумеется, забыл то, о чём размышлял, навсегда. Я взял типа за ухо и стал крутить. Мне было обидно, что я больше не мыслитель.

- Если бы ты знал, кто я такой, ты не стал бы так со мной поступать, - заметил он.

- Ты жирная свинья в кусте, а я, бывший мыслитель, лежу рядом с тобой тут же.

- Нет, - ответил он, - я не свинья, я режиссёр Котёночкин, я снял мультфильм "Ну, погоди!", и теперь отдыхаю.

- Знаешь, - я отпустил его ухо, - дело в том, что мы толком не помним кому и куда несём чёртовы тарелки. Официант не запоминает лиц. Он работает, как заведённый, как машина, мозг его или кричит или спит, а вопрос, кому это нужно, остаётся без ответа. Как тут не впасть в мистицизм, как воистину не уверовать в Единого.

- Заяц и Волк, - парировал он, - обречены на вечную погоню на экране. Это закон коммерции, зверушкам неведомый. Они обречены убегать и догонять, и я ничего здесь не могу поделать. Зверушки мои равносильны, и равнопорочны. Они никогда не прикончат друг друга, и никогда не подружатся. А я так бы хотел последнего, они отличная пара. Заяц бы гладил галстуки и готовил обед, а Волк смотрел бы на него снизу вверх, не выпуская из зубов вечный косяк. Они бы ссорились с вечера, а утром просыпались бы в обнимку. Они бы перестали выходить из дому и умерли бы от голода в один день. Я пытался свести их. Я запер их на корабле, я устроил шторм, и насадил командовать судном тупых медведей, я дал Волку огромную силу лёгких, я бросил их обоих в трюм, наконец, и придал ручному Фонарику свойства ручном гранаты. Ты видел, как счастливы они были, как смотрели, как ходили, как верили мне. Но тем, кто зимой ходит в шортах, никогда не понять тех, кто летом носит клёш. И я стал циникам, а был иным, я снял много новых серий, но больше не пытался.

- Попробуй ещё.

- Нет, я устал, я лежу в кустах и ставлю подножки тем, кто ещё способен. У меня был план. Я хотел, чтобы, когда они гуляли по палубе, в корабль воткнулся японский камикадзе и все бы пошли ко дну. Зарубил худсовет. Сказали, что я антигуманен, и рискую разрушить отношения на Дальнем востоке.

- Официант не должен бросать своих тарелок, иначе он дерьмо, а не официант.

-Я знаю, я согласился с худсоветом.

- А что будет с нами? - я взял его за руку.

- А ты не догадываешься?

Тогда мы бросим монетку.

- Если орёл - всё и быстро, если решка - ничего, но быстро.

Котёночкин подбросил монету: она вертелась на фоне заката и убаюкивала, я не видел, какой стороной она упала, я уснул. Утром я проснулся один в своей постели. Я устал за вчерашний день, и не пошёл на работу. За этот прогул меня и уволили.