Кудрявый неохотно высвободил правую руку, чтобы подать ее новому знакомому. Тот откликнулся с благовоспитанной улыбочкой:

- Очень, очень приятно!

В его вкрадчивом голосе явственно слышалось, какого рода приятности ожидает он от этого знакомства. От источника его вожделений, который до сих пор сидел на парапете с невозмутимым спокойствием канатоходца, не укрылись ни оттенок этого голоса, ни значение сопровождавших его взглядов.

- Чего пялишься? - мгновенно вскинулся Кудрявый.

Педик сконфуженно и в то же время вызывающе улыбнулся, широко раскрывая синюшную пасть, где, точно змеиное жало, двигался язык. Затем приложил руку к груди и нервно натянул расстегнутый ворот рубахи, как будто он мог защитить его от ночной прохлады или от холода в глазах Кудрявого.

- Ага, губы-то раскатал уже? - засмеялся Задира.

- Скажешь тоже! - повел плечами тот. Альдуччо, видя, что никто на него не обращает внимания, медленно закипал от гнева.

- Ну мы идем или нет? - наконец сорвался он на крик.

- Куда идем? - томно протянул голубой.

- Да сюда, к реке же!

(Разговор происходил на набережной Тибра между Понте-Систо и Понте-Гарибальди.)

- Спятил, красавчик? - Голубой выпятил нижнюю губу.

- А чего? - не унимался Альдуччо. - Спустились по лестнице, под мост - всего и делов-то.

- Нет-нет, ни за что! - Педик замахал руками, затряс головой и скорчил брезгливую мину.

- Ну почему, почему? - надрывался, войдя в раж, Альдуччо. - Лучше места не найти, чтоб я сдох! Что нам, полчаса, что ль, конопатиться? Две минуты - и ага! Сделаем вид, будто по нужде, да кому и надо - туда никто ни в жизнь не заглянет!

Голубой, казалось, и не слушал; глаза его лихорадочно перебегали с лица Кудрявого на то самое его место. Однако, дождавшись паузы в речи Альдо, он сказал как отрезал:

- Нет, я туда не пойду! - А затем снова разулыбался, одарив Кудрявого томным взглядом.

- Застрелиться, где вы такого урода откопали? - небрежно бросил Кудрявый.

Альдуччо опять пошел в атаку:

- Ну что, так и будем сидеть?

- И правда, петушок, - подхватил Задира, -все равно одним кончится - чего время-то зря терять?

Педрила снова потеребил ворот рубахи на тщедушной шее (ему было уже к пятидесяти, но он корчил из себя двадцатилетнего) и наконец смилостивился:

- Так и быть, пойдемте.

- Ну да, на словах ты храбрый, а сам с места не трогаешься! - наскакивал на него Альдуччо.

Между Понте-Систо и Понте-Гарибальди и впрямь, кроме них четверых, не было ни души. Кудрявый припомнил, что творилось на этом месте сразу после войны, когда он еше сопляк был: мальчишки, готовые продаться первому встречному, буквально облепляли парапет, а вокруг так и шныряли педики - плешивые, крашеные, совсем зеленые или уже в возрасте, но все, как один, безумные - наплевать им на людей, что проходили или проезжали мимо на кольцевом трамвае. Не обращая ни на кого внимания, голубые устраивали тут настоящий карнавал: приплясывали, распевали песни, перекликались:

- Ванда! Болеро! Железка! Мидинетка!

Завидят друг друга издали, подбегут - и давай целоваться, аккуратно, в щечку, как женщины, что боятся попортить макияж; а потом начинают выдрючиваться перед парнями, угрюмо глядящими на них с парапета: кто исполнит классическое балетное па, кто спляшет канкан, кто изольет всю душу в надсадном крике:

- Свобода! Мы свободны!

Между делом то одна, то другая парочка спускалась вниз по лестнице и, не боясь нареканий со стороны прохожих, делала под мостом свое дело среди грязных лужиц и обрывков бумаги. Правда, изредка патруль проедет на мотоцикле - тогда спасайся кто может, - и опять все тихо.

- Поехали лучше со мной, - объявил Кудрявый, повинуясь порыву, навеянному ностальгическими воспоминаниями, - уж я вам такое местечко покажу!

Лицо голубого застыло в улыбчивой маске, он что-то пропищал, пробубнил и огляделся по сторонам, чувствуя себя королем, который перед походом ослепляет приближенных сиянием своих доспехов, или старлеткой с голыми плечами, чудом попавшей на обложку журнала. Чисто женским движением он отбросил со лба волосы и подался вперед, готовый всюду следовать за Кудрявым.

Кудрявый повел их к сорок четвертому трамваю и привез в квартал своего детства. Они сошли на пьяцца Оттавилла, которая, когда Кудрявый жил в том районе, считалась пригородом, свернули налево по улице, которой прежде и вовсе не было, а была лишь тропка среди лугов, кое-где поросшая тростником и обрамленная ивами трехметровой высоты, - теперь на их месте выросли дома и строились новые.

- Спустимся пониже, - предложил Кудрявый.

Они спустились, миновали последние стройки и вышли в проулок, ведущий к Донна Олимпия; но сперва на пути им попалась старая, обнесенная плетнем остерия, откуда неслись песни и крики пьянчуг. Вместо бывшей тропинки на краю застроенных домами лугов начиналась новая улица, с другими домами. А сразу за ней - склон Монте-ди-Казадио - излюбленное место детских забав Кудрявого. Они добрались до спуска, почти отвесно обрывавшегося вниз, и вышли к Железобетону. Он раскинулся прямо под ногами, на дне выбеленной луною долины. За ним на фоне белесых облаков можно было различить полукруглый зубчатый силуэт Мон-теверде-Нуово, а справа, за Монте-ди-Казадио,

- верхушки многоэтажек Донны Олимпии.

- Сюда, сюда. - Кудрявый указал на поросшую травой козью тропу, вьющуюся вниз по склону. - Тут спускайтесь и направо - прямо к пещере и придете. Ее издали видно. Там вас

никто не потревожит... Ну пока, бывайте здоровы.

- А ты с нами не пойдешь? - опечалился педик.

- Да пусть идет своей дорогой, тебе-то что?

- оборвал его Альдуччо, которого вполне устраивало отсутствие Кудрявого.

- Да как же та-ак! - не унимался педик. - Почему не с нами?

- Ну уж ладно, - снизошел Кудрявый, - провожу вас до пещеры.

Они пробрались сквозь заросли чахлого кустарника и очутились на небольшой зеленой и топкой поляне (рядом с пещерой был выход водостока).

- Вон туда, - кивнул Кудрявый.

Педик никак не мог смириться с тем, что Кудрявый их покидает: ухватил его за рукав, уткнулся подбородком в плечо и заглядывал ему в лицо, зазывно улыбаясь.

Кудрявый добродушно засмеялся. Отсидка в Порта-Портезе не прошла для него даром: он приучился обходить острые углы и не везде рубить с плеча, - одним словом, набрался житейского опыта.

- Да пошел ты, - Он беззлобно отпихнул голубого. - Или двоих тебе мало?

- Ну нет, - томно протянул тот, сложил губы бантиком и чуть подогнул колени - точь-в-точь девчонка-соплячка, выпрашивающая у матери игрушку.

- Да пошел ты, - повторил Кудрявый. - Ишь, раздухарился!

Исполненный сознания собственного достоинства, он двинулся дальше по склону, ни разу не обернувшись, лишь махнув приятелям рукой на прощанье.