Обложка американского издания романа Lucky in the Corner, 1991

Нора прислушивается к тому, как собирается миссис Ратко. Хотя из своего кабинета она может только слышать, что происходит за стеной, ей не составляет труда отчетливо представить каждый шаг секретаря. Она уже наизусть знает ритуал сборов миссис Ратко. Со вздохом она опускает свое усталое и недооцененное тело на стул, следом за этим идет смена деловых туфель на удобные ботинки для быстрой ходьбы. Упаковка засаленной пластиковой посуды и термоса. Запихивание в безразмерную сумку очередной книжки-страшилки, от которой кровь стынет в жилах, но которую она штудирует со всей серьезностью,- опять что-нибудь из разряда бактериальной чумы или коварных замыслов нацистов. В дождливые дни, как сегодня, миссис Ратко переобувается не в привычные ботинки-скороходы, а в галоши, не забывая при этом накинуть плащ-дождевик. Она готовится к вечернему возвращению домой как к серьезному путешествию с непременным пересечением нескольких границ, неизбежной голодовкой и нервотрепкой.

Уже почти шесть часов, когда за ней наконец закрывается дверь, и Нора остается наедине со своим планом. Все началось с малого. Сначала она просмотрела анкету Пэм, узнала ее адрес и однажды вечером наведалась туда. Это было кирпичное бунгало в Равенсвуд Мэйнор. В доме было темно, так что трудно было угадать, есть ли кто внутри. Из анкеты она узнала день рождения Пэм и начала ежедневно просматривать гороскоп Рыб. Как уверял астролог, в жизни Пэм назревали крупные перемены, Нора приняла это на свой счет. Она ждала, пока Пэм сделает следующий шаг, который станет продолжением взрывоопасного флирта в не менее взрывоопасном направлении.

Вскоре ей стало казаться, что она вообще не собирается делать никаких шагов. Как-то Пэм зашла в офис за разрешением на парковку, но на месте была миссис Ратко, которая все и оформила. Заслышав ее голос, Нора вышла из своего кабинета, завязала непринужденный разговор, и Пэм была вполне дружелюбна, но недосказанности или восхитительного обмена взглядами уже не было. И все равно Нора испытала возбуждение. Как будто ее игриво пощекотали, так что после ухода Пэм ей пришлось одернуть юбку, открыть окно, чтобы впустить струю свежего воздуха, налить себе холодной воды.

И с тех пор - ничего. Если суждено быть следующему шагу, то его сделает Нора. Она с бесстрастным видом сидит за столом, но в душе ее разыгрывается драма - как в древнегреческом амфитеатре, где глупая и слабая интрига приводит к трагической развязке. Вот так же она сидела здесь вечером в прошлый вторник, мысленно проигрывая эту дурную пьесу, финалом которой стало ее бегство домой, к спасительнице Жанне.

Впрочем, сегодня Нора не настроена рассчитывать на защиту Жанны, а примерным поведением на прошлой неделе, как ей кажется, можно компенсировать сегодняшнюю шалость. Она встает из-за стола, хватает свой пиджак и пюпитр для бумаг со стола миссис Ратко. Ну, и чем она сейчас лучше Клода Фролиха, который орудует в свое и лаборатории? Наверное, он камуфлирует свои сексуальные притязания именно с помощью пюпитра. Она ясно представляет это. И если отбросить рассуждения о морали, рискует ли она быть вызванной на ковер, подобно Клоду? (Говорят, что он нанял адвоката после объяснений с начальством.) А если Пэм не заинтересована в ней и Нора жестоко ошибается, не обвинят ли ее в сексуальном преследовании студентки? Эти мысли, хотя и звучат как предостережение, не могут остановить ее стремительного движения в сторону аудиторий отделения изящных искусств.

Она проходит в керамическую мастерскую, где за длинным столом вдохновенно трудятся студенты, постигающие азы керамики. Среди них и Пэм. В то время как большинство студентов разрисовывают глиняных лягушек или единорогов, Пэм лепит маленький сосуд с узким горлышком. Возможно, вазу для цветов с короткими стеблями. Однако Пэм, похоже, пытается превратить ее в антипод вазы, в которой цветам будет не так уютно. Общий фон поделки - черный, и в данный момент она старательно выводит на нем аморфные фигурки ядовитых расцветок. Постмодернистский желтый. Безумный зеленый.

Сжимая в руке пюпитр, Нора просит у преподавателя (Эвелин Фитцпатрик, которая преподает в вечерней школе основы художественного ремесла вот уже целую вечность - наверное, еще с тех пор, когда не было ни глины, ни холстов, а лишь наскальные рисунки) разрешения забрать одну из студенток. Как будто собирается взять Пэм за ухо и отвести к директору.

Когда они оказываются в коридоре, Нора испытывает легкое волнение, оглядывая фигуру Пэм в черном пуловере и обтягивающих линялых, испачканных краской джинсах. А Пэм смотрит на Нору с таким видом, будто вот-вот прыснет от смеха, хотя на самом деле не смеется, лишь выдает себя взглядом. Нора произносит: "Я просто хотела узнать, можешь ли ты уйти оттуда? Когда ты заканчиваешь?"

Этот вопрос придает Пэм серьезности. "Я уже закончила. У меня сейчас сушка".

Нора ожидает в коридоре, прислонившись к стене, как будто без опоры упадет, пока Пэм убирает за собой стол и ставит свою вазу на полку. Нора сильнее сжимает в руке пюпитр, только сейчас замечая, что под зажимом нет бумаги, и думает: "Вот и хорошо. Начинается".

Это первый прохладный вечер наступившей осени. Нора опускает рукава пиджака и застегивает манжеты, пока они направляются к машине. Пэм за рулем. У нее пикап (как антипод легковушки) черного цвета (а иного у нее и быть не может). Под лобовым стеклом лицензионная карточка на строительную деятельность. Как выясняется, Пэм работает в качестве независимого подрядчика. Она занимается обустройством новых жилых комнат в домах с растущими семьями. Оборудует под жилища чердаки, кухни и ванные. Она построила две теплицы и художественную студию, владеет плотницким и малярным искусством, сваркой. Она организует вызовы электриков и сантехников, заставляя их работать по строгому графику. Пэм любит свою работу. Класс керамики, который она посещает в вечернем колледже,- своеобразное хобби, которое вписывается в ее жизненную программу. Она воспринимает реальность в формах и цвете и любит работать руками.

Нора не может похвастаться тем же.

"Твой дар,- говорит Нора,- это то, о чем мечтают буквально все. Я не исключение. Для меня работа - не более чем работа, и совсем не о такой я грезила в детстве. То есть я хочу сказать, что не наряжала своих кукол в одежду школьного администратора.

- Я никогда не играла в куклы,- говорит Пэм.

- Я тоже.

- Думаешь, это патология?

В этом вопросе кроется нечто двусмысленное, поскольку предполагается, что обе они принадлежат к клану особенных, не таких, как все. Разумеется, а иначе они бы не оказались сейчас вместе в кабине этого пикапа. И цель их совместной поездки не имела бы столь пикантного привкуса. Произнесенным словом "патология" Пэм словно сорвала с себя трусики и сунула их под нос Норе.

С пассажирского сиденья, высокого и пружинистого, Нора наблюдает за огромными руками Пэм, любуясь их ловкими движениями, зелеными пятнами краски, которые так и остались после занятий. Краем глаза она ухватывает и то, как натягиваются на бедрах джинсы каждый раз, когда Пэм нажимает то на педаль сцепления, то на акселератор. И как обнажаются руки из-под закатанных рукавов старой габардиновой куртки, когда она выкручивает руль на повороте. Реальное присутствие Пэм затуманивает мысли Норы, мешает ей настроиться на хоть сколько-нибудь умную беседу.

Очевидно, Пэм решила, что они отправятся на озеро. Там, на берегу, есть автомобильная стоянка, которую давно облюбовали геи, хотя это обычное место парковки любителей вечерних прогулок, среди которых и те, кто балуется наркотиками, и те, кто мечтает побыть в одиночестве или наедине с любимыми.

Когда Пэм наконец оборачивается к Норе, у той вырывается лишь фраза: "Не знаю, зачем я это делаю".

Пэм не утруждает себя ответом на эту ложь. Вместо этого она рассказывает, почему любит держать печку автомобиля горячей при открытых окнах. "Летом я делаю наоборот: включаю кондиционер на полную мощность и открываю окна. Мне так нравится эта смесь запахов - свежести и жары, жары и свежести. Как будто ешь щербет в горячем соусе".

Нора слушает ее, уставившись на коврик под ногами и вдыхая аромат Пэм. Он какой-то юношеский - смесь листвы и пота, остывшего после драки. Нора сидит в темноте и наслаждается приятным волнением момента. Ей кажется, что кабина пикапа усыпана волшебными звездами очарования. Она могла бы сидеть здесь всю ночь, вслушиваясь в холостой ход двигателя, греясь в тепле работающей печки, вдыхая дым от сигареты Пэм, пепел от которой она стряхивает в открытое окно. Все, что требуется сейчас от Норы,- ждать, пока прошлое и будущее сплющатся в единое мгновение настоящего, когда загрубевшим кончиком среднего пальца Пэм прочертит линию скулы Норы.

"Я думаю, немало девчонок поломало себе на этом жизнь",- произносит она, затем устраивается поудобнее на водительском сиденье, гасит окурок в пепельнице, бросает взгляд на Нору, дает задний ход, выезжает со стоянки и направляется обратно к колледжу.

Когда они оказываются на автостоянке возле машины Норы, Пэм говорит: "Может, я позвоню когда-нибудь?"

Нора кивает головой.

- Да, но лучше, если ты позвонишь...

- Тебе в офис.

- Да.

Пэм отыскивает в отделении для перчаток карандаш и клочок бумаги, и Нора записывает на нем прямой номер своего телефона, после чего Пэм сворачивает бумажку и кладет ее в нагрудный карман, а Нора наблюдает за ее движениями, чувствуя, как вместо мыслей в сознание наплывают порочные ассоциации. Карман. Грудь.

Она останавливает машину за пару кварталов от дома. Ей сейчас срочно нужно погрузиться в барокамеру, чтобы восстановить кровяное давление, опуститься на землю, адаптироваться к комнатной температуре. А может, пройти короткий сеанс аутотренинга у психотерапевта. Но в ее распоряжении лишь автомобиль.

Она не знает, кого встретит дома, когда вернется. Сейчас чуть больше половины девятого. Сегодня и завтра у Жанны занятия на курсе интенсивного обучения в Берлитце, но Нора не помнит, во сколько они начинаются и как долго длятся. А что касается Ферн, то ее режим совершенно непредсказуем.

Когда Нора заходит в дом, ее встречает один Дакки. Он всегда рад ей (как, впрочем, бывает рад и Ферн, и Жанне), однако сегодня он проявляет свою радость особенно бурно - не только виляет хвостом и повизгивает, но еще и по привычке пытается запрыгнуть на нее, из чего Нора делает вывод, что его давно не выводили на улицу. Лакки - объект ответственности Ферн, и обычно она четко исполняет свои обязанности. Но, когда она начинает лениться - касается ли это собаки или уборки за собой на кухне или в ванной,- Норе неловко делать ей напоминания. Хотя для Норы она остается ребенком, который к тому же живет с ней под одной крышей, Ферн уже далеко не маленькая, а место жительства обусловлено обстоятельствами, а они складываются помимо их воли. Так что ее статус в доме скорее напоминает статус квартирантки, соседки. Вот почему ее неаккуратность в быту может быть предметом разочарования, но никак не поводом для упреков.

Нора открывает дверь во двор, выпуская собаку, затем смешивает в его миске печенье с консервами и выставляет еду на ступеньку крыльца.

Попутно она поднимает с порога почту, обнаруживая в ее кипе открытку от матери, которая, судя по всему, находится на Багамах в компании со своими друзьями из бридж-клуба. "Соорудила из волос дреды. Возвращаюсь завтра. Мама".

Она пытается вспомнить, говорила ли ей Линетт об этой поездке. И пытается представить мать с косичками на голове.

"Лакки! - зовет она пса. Она не сразу различает его темную тень возле забора.- Хватит прятаться. Пошли на прогулку". - Магическое слово произнесено.

Когда они оказываются на почтительном расстоянии от дома, Лакки старательно обнюхивает самые изысканные сорняки, а Нора прокручивает в памяти прикосновение пальца Пэм к ее щеке. Из-за угла неожиданно выныривает велосипедист и резко тормозит прямо перед ними. Это Ферн. Лакки вне себя от радости, хвост того и гляди отвалится от яростного виляния, пока Ферн, сняв со спины рюкзачок, чешет ему голову.

- О, мама, большое спасибо, что вывела его. Ты его и покормила? Я застряла в компьютерной лаборатории, все ждала, пока освободится принтер. Там столько народу в очереди к принтеру, все распечатывают какие-то рефераты, телефонные справочники, бог знает что еще. Надеюсь, у кого-нибудь все-таки не выдержат нервы и будет скандал.

Ферн выглядит слегка растрепанной после гонки на велосипеде. В колледже Нора каждый день видит девушек ее возраста и, сравнивая их с Ферн, понимает, что ее дочь лепит себя в совершенно ином стиле, словно иконоборец. Она не хочет быть, как все, но ее индивидуальность еще формируется. Хотя Нора неоднократно предлагала ей свою помощь в приобретении подержанной машины, Ферн предпочитает колесить по городу на велосипеде. К увлечению антропологией она тоже пришла сама, не советуясь ни с кем и словно в пику своим друзьям, большинство из которых углубились в компьютерную графику и программирование, а не в изучение обитающих в хижинах племен. Она носит странную одежду, комбинируя ее так, что нарядом назвать ее уже нельзя. Сегодня она в парашютных брюках и майке-безрукавке, поверх которой фланелевая рубашка. Ее разноцветные волосы торчат из-под вязаной шляпки, которую она купила у африканских ремесленников. Нора ловит себя на том, что ее пугает потенциал дочери - трудно представить, куда ее может занести. Иногда она смотрит на Ферн и Трейси и думает: "Что ж, это совершенно новая формация, новое поколение".

"Я видела тебя в колледже,- говорит Ферн, отдышавшись. Нора чувствует, как замирает сердце. Но, прежде чем она находится с ответом, Ферн добавляет: - Сегодня днем. Ты, должно быть, шла на ленч с Джери. Я помахала вам рукой, но вы меня не заметили".

Джери из приемной комиссии. Нора переводит дух. И, когда она находит в себе силы посмотреть Ферн в глаза, замечает, что ее испуг не остался незамеченным. Ферн явно что-то знает, только бы понять, что именно.

Несмотря на дистанцию - они сами установили ее в своих отношениях,- мать и дочь все равно связаны на генетическом уровне. Лакки тащит в свою

корзину одежду Ферн. То же самое он проделывает с бельем Норы, которое она оставляет для стирки, а вот к вещам Жанны не притрагивается. Нора не сразу догадалась, что пес воспринимает Ферн как свою хозяйку и по запаху ассоциирует с ней Нору. Точно так же можно развести Нору и Ферн во времени и пространстве, но все равно они будут связаны незримой нитью. Именно поэтому, как считает Нора, Ферн и удалось увидеть мелькнувший в материнских глазах страх.

- Ты только что пришла? - спрашивает Ферн.

- У меня было дурацкое совещание в колледже. Ферн слезает с велосипеда и кивает головой, принимая ложь, которую обе и несут домой.