Константин Кропоткин. "Дневник одного г." - всего 99 руб. Закажи прямо сейчас! >>

Герои популярного в середине 2000-х годов сериала Константина Кропоткина - "Содом и умора" возвращаются на Gay.Ru! Роман, признанный в 2007 году "Книгой года" читателями нашего проекта и позже изданный в Германии, не забыт до сих пор.

...Кирыч, Марк и пес Вирус снова с вами по вокресеньям весной 2011 года.

Грустно признать, но я совершенно не гожусь для светской жизни.

На всяких вернисажах-премьерах-презентациях я чувствую себя кем-то вроде нерадивой ткачихи, зачем-то выдвинутой в передовики производства. Плести затейливые разговоры я не умею, а потому все время попадаю впросак: то мучаю случайных собеседников навязчивой вежливостью, то грублю зазря. Но я, может, и по сей день пробовал бы себя в этом нелепом паркетном амплуа, однако случилось падение, после которого не выдержал даже терпеливый Кирыч.

Представляли, помню, духи под названием "Духи". Дело было, разумеется, на Хэлловин - по залу спотыкались студенты, ряженые привидениями. Еще помню, как девицы мелодично ругались матом, помню красномордых пиджачных пузанов с бокалами виски в сосисочных руках, помню нервных ораторов на шатком постаменте - в особенности помню изящную старушку, облик которой исчерпывался двумя словами - "челочка и усики". Помню смертную скуку и опасную близость фуршетного стола с рядом бутылок красного и белого вина, одинаково кислого, но в количествах достаточных, чтобы развеять постылый морок.

Пил я много, еда не лезла, затем произошло что-то вроде короткого замыкания, и я, расталкивая людей на крохотной площадке, уже пытался плясать; затем еще один щелчок - и я уже лежал на полу, а вокруг меня стояли люди и смотрели с упреком.

- И никто, представляешь, никто мне даже руки не подал, - рассказывал я наутро Кирычу, морщась от сильной головной боли, - Так низко я еще никогда не падал. А я же Пруста читал, имею что сказать о "Странной миссис Сэвидж"...

- Хватит, - сказал Кирыч довольно резко, должно быть, отчетливо представив, что произошло незадолго до того, как меня к порогу квартиры приволок сердобольный таксист... - С тебя хватит!

Я согласился, пожалев только об одном: я так и не спросил у изящной светской львицы, как ей удается содержать кокетливые гусарские усики в столь безупречном виде.

Публичная моя жизнь с той поры сделалась редкой, почеркнуто деловой - если возникала профессиональная журналистская необходимость, то я шел куда следовало, находил кратчайший путь к человеку, который требовался, а затем, глянув мельком на так называемый "информационный повод", уходил восвояси.

Я полагал, что отныне так будет всегда.

Ха!

Режим дня нашего нового сожителя я понял примерно через неделю-другую.

Нет у Марка никакого режима. Встает, когда хочет, спать ложится, когда в голову взбредет, питается, как приспичит. Однажды утром радовался, как дитя, что супермаркеты работают круглосуточно. Мы уже на работу уходили, а он только вернулся.

- Представляешь, я теперь в три часа ночи могу купить колбасу, сыр и булочки, - возбужденно говорил он, поводя красными от недосыпа глазами. - Невероятно, я так рад.

- А продавщица-то как рада, - сказал я. - В три часа ночи богема булочек требует.

- А в Европе магазины в лучшем случае до десяти, - не слушая меня, токовал Марк. - Ужас. Вечно прибежишь за пять минут до закрытия, а там очередь.

- Продавцов берегут, - сказал Кирыч.

- Нет, ну, здорово же. Можно купить все, что хочешь в любой момент. Хотя бы ради этого надо было в Москву приезжать. Недавно в центре видел парикмахерскую. А там люди сидят, стригутся. Ночью. Так здорово!

- Ночью нужно спать. Сбивать биоритмы - вредно для здоровья, - сказал Кирыч.

- А что ты делал возле парикмахерской глубокой ночью? - спросил я.

- Мы гуляли.

- С кем это вы гуляли?

- Вадик был. Еще Коля, Сережа, Мася, Аркашка Колыванычев.

- И все это ночью, посреди рабочей недели. Чем интересно занимаются твои друзья? Такие же, как и ты, вольные блогеры? - я не удержался от издевки.

- Покушали. Пошли на какое-то мероприятие. Не помню, как называется. Моду показывали. Пошли в бар. А там сказали, что надо в дискотеку. Еще гуляли. Мася чуть не купила себе словарь иностранных слов, - он прыснул.

- Ночью? Словарь? - уточнил благонравный Кирыч.

- Она его все равно не купила. Мася теперь бумажных книг никаких не читает.

- Вот слушаю я нашу принцессу, - я посмотрел на Кирыча. - И думаю, что в мультфильм попал. Маси какие-то, праздники, словари...

- Мася - очень содержательный человек, - строго сказал Марк.

- Представляю, - сказал я.

- Могу познакомить. Мася как раз на конкурс красоты звала. Сказала, что у нее есть приглашения. Хочешь?

- А кто такая Мася? - спросил Кирыч.

- Мы с ней еще в Монако познакомились.

- Ясно. Богатая штучка.

- Она не штучка.

- А кто?

- Красавица.

- У красавиц обычно любовники бывают для таких случаев.

- Ей нельзя любовника, - сказал Марк. - У нее муж.

- Великолепно!- воскликнул я. - Шляться по ночной Москве со словарями наперевес ей муж позволяет, а любовника нельзя. Ночь без сна, конечно, лучше пересыпа.

- Ну, Мася же со мной была. Суржик понимает.

- Мася и Суржик, - попробовал я имена на слух. - А что в Монако и зоопарк есть?

- У Суржика такая фамилия - "Суржик". Он не может пойти, ему некогда. Он деньги зарабатывает. Мася позвала меня. Велела брать, кого хочу. Две штуки. Одной на красной дорожке неприлично. Пойдем?

- А там еще и красная дорожка будет? - сказал я.

- А как ты думал? Конечно.

- Нет, спасибо, - сказал Кирыч.

- Кирыч всего такого не любит, - пояснил я.

- А вы по дорожке за нами сразу пойдете, вас никто и не заметит.

- Вы будете нас затмевать, короче, - я усмехнулся.

Но Кирыч все равно отказался.

- У меня дела, - сказал он так твердо, что даже Марк сообразил: слово последнее, обжалованию не подлежит.

- А кто нас тогда повезет? - вздохнул он, - Этот конкурс где-то далеко проходить будет. Там в концертный зал прямо в лесу.

- Так тебе персональный шофер нужен, - наконец-то догадался я.

- Ну, не совсем, - протянул Марк не очень-то убедительно. - Придется Масе шофера у Суржика отнимать, а она не любит.

Однако особа с дурацким именем оказалась отзывчива. И заехала вовремя и даже подождала, когда Марк наконец-то решит, какой из жилетов надевать - изумрудный, пурпурно-красный или красный с зеленым щитьем по краешку; и стоит ли галстуку предпочесть шейный платок.

Я пал сразу - едва загрузившись в белую машину с прохладными бежевыми внутренностями. Как увидел, так сразу и пал - бесстыдно, безбожно, благолепно.

Девушка, сидевшая на заднем сидении, прямо за спиной твердокаменного водителя, была божественно хороша. Она была хороша с ног до головы. Белая, но не блеклой белизной беленой стенки, а белостью яркой, сочной, разнообразной - кожа у нее имела цвет молока, глаза - прозрачной речной голубизны, а длинные волосы переливались яркостью полуденного солнца, белым светом, тянущимся к бесконечности. Она и наряжена была в белое, удивительным образом напоминая не сугроб, а снегурочку, вырезанную из плотного снега одаренным мастером.

В общем, я пал, как, наверное, и тысячи других падали впечатленные гармонией настолько совершенной, что она казалось сюрреальной. И то, что она была дурой, впечатления отчего-то не портило. Всю дорогу до концертного зала, пока мы ехали мимо новостроек, полей и лесов, она рассказывала о чаепитии с подружками - долго рассказывала, в подробностях, удивительным образом, так и не сумев объяснить, зачем нам нужно знать этот случай из ее жизни.

- Во главу переднего плана я поставила... - наугад собирала она слова, составляя их в затейливое аляповатое ожерелье.

Волшебница.

Наряжался Марк зря. Ни его изумрудный жилет, ни шейный платок змеиной раскраски светских репортеров не заинтересовали. Пусто было на обрубке затертого красного ковра, который вел к пузырчатому, облицованному деревом, зданию. Прибыли мы поздно, когда в фойе уже никого не было, а в зале за закрытыми дверями бухала музыка.

- Мог и в лаптях придти, никто бы не заметил, - сказал я, кидая свое пальтишко льстиво улыбающемуся юному гардеробщику.

- Ты погоди, еще не вечер, - сказал Марк, охорашиваясь перед зеркалом.

Бойкая девочка, похожая на горошину, усадила нас троих на один из балконов небольшого, карманного на вид, помещения.

Претенденток на корону было штук сорок. Девушки в одинаковых купальниках, похожие на дельфинов с журавлиными ножками, показывали себя на сцене с разных сторон, одинаково скалились и трясли волосами разных цветов.

Зал был полон и люди были полны: юные дамы были полны разнообразной красотой; мужчины - то мускулами, то жиром, то всем вместе; а дамы постарше - драгоценностями и вспухлостями.

- А самые красивые, как обычно, сидят в зале, - сказал я, оглядевшись.

- А прежде там стояли, - сказала Мася, указав на сцену.

- И вы тоже? - спросил я.

- Нет, конечно, - тряхнула она белыми волосами. - Я по параметрам не подхожу. Меня же Суржик с помойки взял. Я официанткой работала и немножко танцевала за деньги.

Вот так взяла и все о себе выложила. Разве ж не дура?

- Но я не спала, - добавила она, - хотя предлагали пару раз.

Уж и не пару, мысленно возразил я.

Претендентки на корону скрылись за кулисами, а на сцене появился ведущий, похожий на малобюджетного принца.

- Победить, конечно, должна девушка-славянка! - в перерыве между трескучими пошлостями пояснил он.

Странно: его реплика не вызвала удивления ни на сцене, на вид вполне интернациональной, ни в жюри, объявленном компетентным, ни в зале, о котором к тому моменту я уже не мог сказать ничего хорошего.

А дальше запели, запрыгали мальчики насекомой наружности. Что-то про любовь запели. Про то, как бросила, нажравшись коктейлей. Девушки снова принялись маршировать по сцене - на этот раз в платьях. У одной грудь была так сильно стиснута нарядом "всемирно известного кутюрье", что богатая живая плоть, буквально ходила ходуном, напоминая о кастрюле с выкипающим молоком.

- Она и победит, - сказал я.

- Почему? - спросил Марк.

- Грудастых мужчины любят, а в жюри их большинство.

- Победит та, у которой денег больше, - уверенно сказала Мася.

- Так скучно? - сказал я. - Зачем тогда все это устраивать? Перевели бы деньги по интернету, корону по почте прислали.

- Надо же где-то платьица выгуливать, - сказала Мася, вытянув лебединую шейку, показывая длинный глухой ворот длинного белого платья.

- И на других надо смотреть, - добавил Марк.

И посмотрели. После церемонии вручения короны, доставшейся самой бледной из девиц, мы отправились в фойе, где стали пить коктейли и прохаживаться туда-сюда.

Мася плыла, я плелся, Марк подпрыгивал - все вели себя, сообразно темпераменту.

- А это конкурсантка прошлого года, - остановившись рядом с нами, заговорила маленькая женщина, обращаясь к хлыщу в бархатном пиджаке. Она подталкивала к нему длинную худую брюнетку со зло поджатым маленьким ртом.

- И как вам в Монако? - спросил я у Маси, потягивая из треугольного бокала чего-то очень крепкого, сладкого и густого.

Смотреть на одинаковых девушек мне окончательно расхотелось, а близость волшебной красоты обязывала.

- Что там делать, в этом Монако? - сказала Мася, прикладываясь к стакану с яблочным соком. - Камни, да горы, да дома. Ну, море еще.

- Но вы же там бываете?

- Была-то один раз. Там в музее разрезанную овцу показывали. Мы ее купить хотели, да в цене не сошлись. Хотя я даже рада. Ну что это за украшение? Кишки овечьи за стеклом. Я бы ночей не спала. А Суржик говорит, что инвестиция.

- А что за художник?

- Англичанин один. Он все время чучелами занимается, а еще бриллиантами. Там акула была. Зубы, как у динозавра.

- А чучело человека купить не хотите? И такие есть выставки - я вспомнил недавно прочитанную статью.

- Не зна-аю, - протянула она, задумчиво поглядев поверх моего плеча.

- Мась, - встроился в беседу Марк, - да, мы же с тобой видели! В Берлине! Помнишь, там мертвяки чай пьют, в спорт играют. Ты в обморок еще чуть не упала.

- Ой, не напоминай! - белое лицо ненадолго исказила гримаса.

- А какая вам разница? - спросил я. - Что там мертвое тело, что там?

- Человека на витрину нельзя, - сказала Мася с видом прямо-таки богомольным. - Это святое.

"А дур на витрину выставлять, конечно, благое дело", - подумал я, наблюдая краем глаза, как бархатный франт лениво цедит что-то брюнетке в приклееную улыбку.

- Святое - не святое, а сама себе титьки вставила, - сказал Марк.

- Да! И не только! - сказала Мася, ничуть не смутившись. - Но это же для красоты.

- А на вид и не скажешь, что подделка, - сказал я, покосившись на два упругих теннисных мячика.

- Да, я вся с ног до головы переделанная. Не до конца еще, но почти. Боюсь, как бы не переборщить. Сергей Петрович одно говорит, но с ним надо ухо востро держать. Он всегда говорит, что от него слышать хотят. У Таси кожа на щеке уже лопнула, а Варвара Петровна спать не может, глаза не закрываются.

- О, дивный, новый мир! - только и смог воскликнуть я.

Франт уводил брюнетку, миниатюрная сводня, тем временем, устраивала чью-то другую судьбу.

На обратном пути я больше молчал. Марк и его волшебница обсуждали что-то до крайности фейное. Молчал и шофер, похожий не то на аристократа, не то на дворецкого.

Немой, наверное, чтоб коммерческих тайн не разглашал, подумал я, сообразив, что за всю дорогу он не произнес ни единого слова.

- Пока-пока, увидимся, - сказала Мася напоследок, когда машина домчала нас до дому.

- Вы - молодец, - сказал я новой знакомой, - Вы не боитесь быть карикатурой. Это очень обаятельно. В другой жизни я бы в вас обязательно влюбился.

Она поцеловала меня в щеку душистым поцелуем и, тронув за плечо своего немтыря, велела ехать.

- Ну, и как? - спросил Кирыч, выйдя из спальни в коридор, где мы, толкаясь, избавлялись от обуви и верхней одежды.

- Ой, так весело было! - прощебетал Марк.

- Стыдно сказать, но было смешно.

- Почему стыдно?

- Девочки-конкурсантки, конечно, дуры. Просто набитые дуры. Косноязычные и нелепые. Но посмотрел я на этих зажравшихся мужиков, которые, отвестив пуза, в зале сидели. На подружек их, посмотрел. На жен. Сидят. Гогочут. А над чем гогочут?

- Он напился, не обращай внимания! - сказал Марк.

- Они гогочут над мечтой. Девочки-дурочки хотят корону, хотят, чтобы все сказали "ах". Наивная детская мечта. Очень трогательная, в общем-то. Многие хотят быть принцессами. Даже Марк, вон, поперся на красную дорожку. Блистать, - едко сказал я.

- Ну, красиво же было! - проблеял тот. - Весело.

- Было смешно, - повторил я, - а смеяться над мечтой стыдно. Все равно, что детей бить.

- Ты слишком много думаешь. Не надо тебе слишком много думать, - сказал Кирыч и утопал досматривать сны.

- Взял и все испортил, - буркнул Марк, прежде чем скрыться в своей комнате.

- Красота, дорогуша, требует жертв, - сказал я в закрытую дверь.

Не гожусь я для светской жизни, и ничего тут не поделаешь.