Российский литературный портал
GAY.RU
  ПРОЕКТ ЖУРНАЛА "КВИР" · 18+

Авторы

  · Поиск по авторам

  · Античные
  · Современники
  · Зарубежные
  · Российские


Книги

  · Поиск по названиям

  · Альбомы
  · Биографии
  · Детективы
  · Эротика
  · Фантастика
  · Стиль/мода
  · Художественные
  · Здоровье
  · Журналы
  · Поэзия
  · Научно-популярные


Публикации

  · Статьи
  · Биографии
  · Фрагменты книг
  · Интервью
  · Новости
  · Стихи
  · Рецензии
  · Проза


Сайты-спутники

  · Квир
  · Xgay.Ru



МАГАЗИН




РЕКЛАМА





В начало > Публикации > Проза


Константин Кропоткин
Сожители - 16. "Тэкс"

Константин Кропоткин. "Дневник одного г." - всего 99 руб. Закажи прямо сейчас! >>

Герои популярного в середине 2000-х годов сериала Константина Кропоткина - "Содом и умора" возвращаются на Gay.Ru! Роман, признанный в 2007 году "Книгой года" читателями нашего проекта и позже изданный в Германии, не забыт до сих пор.

...Кирыч, Марк и пес Вирус снова с вами по вокресеньям весной 2011 года.

А также - "Русская гей-проза 2010" с "Другими-разными" Константина Кропоткина.


Драться начали попозже, а предшествующие события я запомнил, как в замедленной съемке.

- Тэкс, - скрипуче произнес невысокий коренастый человек в мятой белой рубашке, едва я открыл дверь. Сделав странный нырок коротко стриженой светлой головой, он отодвинул меня в сторону и прошел вовнутрь, - Тэкс... - лицо его было слегка вытянутым, как у собаки-ищейки.

День выдался богатым на гостей, подумал я, отчего-то ничуть не удивившись. Сначала явилась фея по имени Мася, теперь, вот, какой-то дядя угрожающе-собачьей наружности с инспекцией нарисовался. А далее, возникла следующая мысль, он вынет из кармана складную бейсбольную биту и одним ударом завершит драму под названием "Моя жизнь". Только бил бы посильней, чтобы не мучиться инвалидом, как та идиотка в незабудковой песенке. Лучше по голове - хрясь, и раскололась башка, как спелая дыня, дозрело сознание до вкушения райских эмпирей.

В загробную жизнь я не верю, как не верю и в бога, и буквально недавно рассердил этим подружку Лильку. "Подлинная духовная жизнь невозможна без трансценденции", - поведала мне она и привела цитату из Священного Писания, где, по ее мнению, неопровержимо доказывается сиамское родство одного и другого. "Ага, - издевательски поддержал я, - у кастрюли стоит боженька с черпаком, раздает страждущим духовную пищу, по тарелке - хуяк, сле-едующий". Лилька посмотрела на меня с жалостью, чем развеселила еще больше - с той поры, как я признался себе окончательно, что ни в какие высшие силы не верю, жить мне стало проще: не на кого свалить вину за свои неудачи, а все мои победы это мое собственное достижение - не зов судьбы, не просветление, не посторонний промысел.

Одна беда - ритуальная часть у безбожия оставляет желать лучшего. Является, вот, чужой человек, с угрожающим "тэкс" начинает обход твоего дома, а ты, следуя за ним, как хвост за собакой, ожидая удара неукротимой биты, даже не в состоянии должным образом оформить окончание своего - между прочим, уникального, во всякой мелочи неповторимого - бытия. Не знаешь ты, что говорить ни в спину мятой белой рубашке, ни себе в майку - прямиком во взмокший от ужаса пупок.

Так я тяжеловесно думал, а незнакомец, тем временем, дернув носом, и впрямь как собака на ветру, уверенно двинулся в кухню, где стол был еще не убран от предыдущих гостей: стояли там пара тарелок, пластиковый судок с утиными костями, и кружки с отстатками чая, и керамическая пепельница-свинья, полная окурков - моих, от обычных сигарет, и тоненьких обрубков со следами помады - это Мася постаралась, божественная красавица, что явилась непонятно зачем и исчезла, как по велению этого... божьего промысла.

- Тэкс, - сказал чужак, указывая на окурки, - чьи дела?

- Мои, - проблеял я.

- А за вранье ответишь, - он сделал еще один нырок головой и я скорей догадался, нежели почувствовал, что получил сильный удар поддых.

Но это была еще не драка.


* * *



Содом и умора.

Я не умею драться. Никогда не умел. Наверное, это что-то вроде дальтонизма. Одни не различают цветов, а другие не в состоянии ударить, как бы ни принуждала жизнь, сколько бы крови ни пришлось выплюнуть. Бывало, конечно, такое, что ты в отчаянии набрасываешься, вяло и жалко закидываешь руку, которую верней называть ручонкой, но получается не удар, а шлепок, оскорбление, а не достойный отпор, и вот не проходит и пары секунд, а ты уже валяешься на полу и безучастно смотришь, как пляшут вокруг тебя чьи-то ноги - они подскакивают, совершая движения, но ударов ты не чувствуешь, ты их еще не различаешь, наблюдая только замедленное кино.

Получив от "Тэкса" по полной таксе, задохнувшись, я согнулся пополам, а затем рухнул на колени и стукнулся лбом об пол - наверное, также, как это делает расстрига Семочка, в одеянии монаха собирая у метро деньги себе на дозу.

Далее "Тэкс" должен бы тоже заплясать вокруг меня свой футбольный танец, как это много раз делали и до него, что в школьном туалете, что на заднем дворе универа, что в подворотне ночью или средь бела дня на пляже. Но он только стоял, давая рассмотреть свои черные туфли - необычного фасона, на вид мягкие, как тапочки, но сохраняющие форму; без всяких украшений, но выглядящие богато декорированными. Странные туфли - они больше скрывали, чем описывали. Те, прежние исполнители спортивных танцев, носили что-нибудь совсем очевидное - тупоносые ботинки, или замурзанные кроссовки, или малобюджетную востроносую красу.

- Эй, - сказал он. - Ну...

Говорливостью особенной гость не отличался, да и агрессия его, как видно, имела пределы. Во всяком случае, биты в руках его не появилось - хотя зачем ему бита, если у него кулаки, как булавы?

- Вы пришли, конечно, для того, чтобы про Моцарта поговорить, - вставая, прокряхтел я. За язык меня никто не тянул, да и последствия могли бы быть плачевны, но себя не переделаешь. Если все плохо, то я всегда чувствую в себе неумное желание хорошенько посмеяться. Над собой, прежде всего. Я, кстати, в школе и по метанию был самым последним - ручонкой-то ка-ак замахнусь, да ка-ак кину, а предмет-то мне прямо под ноги и валится. Красавчик - глаз не оторвать.

Я подошел к раковине и, включив воду, поплескал себе на лицо. Гость, меж тем, прошелся по нашей блестящей кухне и, криво отражаясь в полированном металле, подвигал чайник за носик, пароварку по пластиковой крышке постучал, пересчитал веселую мелочевку на выступе стальной вытяжки.

- А в холодильнике пиво, - сказал я, поняв почему-то, что незнакомец не убивать пришел, и не грабить.

- Не люблю, - сказал он и указал мне на мою же табуретку, мол, присаживайтесь, милчеловек, чувствуйте себя, как дома, в своем собственном доме. - Че у вас? - сказал он, а сам оседлал другую табуретку, ту, что напротив.

- А может это у вас что-то? - сев, вежливо спросил я. Брюхо еще не заболело, но вот-вот должно бы. Пока только под ложечкой посасывало.

- Тэкс, - снова завел он свою грозную песню.

- Слушайте, вы уж определитесь. Вы либо деретесь и я кричу "караул-убивают", или мы нормально разговариваем и расходимся. М?

Видимо, так с ним и надо было. Прямолинейность "Тэкса" не то чтобы обескуражила, она его как-то встряхнула. Сделав фирменный нырок своей вытянутой, немного собачьей, мордой, он посмотрел на меня внимательно и цепко.

- Не к тебе же таскается. Тогда к кому?

- Кто?

- А ты не знаешь?

- Ко нам никто не таскается. К нам приходят в гости.

- Не один, че, живешь?

- Трое нас. Почти четверо, - добавил я, вспомнив про Вируса.

- Типа, общага. И че? К кому ходит?

- Слушайте, - заплутав в потемках чужих мыслей, сказал я, - А вы точно адресом не ошиблись? Вот у нас через стенку генеральша сумасшедшая живет. Наверху старушка - она в своем уме даже слишком. Напротив нее пара хипстеров, мальчик и девочка, проживают. Еще выше...

- Детка, - перебил он меня. - Я никогда не ошибаюсь.

- А я ошибаюсь. Только и делаю, что ошибаюсь, - я подумал, что дверь-то мог бы и не открывать. А если и открывать, то вначале в дверной глазок мог бы посмотреть. - Ох, как я ошибаюсь, вы и представить себе не можете, - зачем-то полезла в голову и прочая чепуха, которая в данном случае была вообще ни к чему. Ну, не рассказывать же мне драчливому визитеру, что пребываю я в глубоком семейном кризисе, меня человек мой любимый разлюбил, а он точно любимый, я пока с ним молчал все эти дни, осознал во всей полноте и ясности, что уходить от него мне некуда, и не потому что квартира нам напополам принадлежит. Как я могу такое рассказывать, если человека совершенно не знаю, хотя с другой стороны, болтаем же мы об интимном с людьми совершенно случайными?

- Сосется, - он сказал, а не спросил, а сам поглядел на окурки.

- Курим, ага, вредно. А вы не курите?

Он в ответ только головой качнул, собачье рыло на сторону ненадолго съехало.

- А я курю, о чем иногда, если бронхит, страшно жалею. С другой стороны и звать меня не "Лиза". У меня есть одна подруга Лиза - она вечно бедная, - куда поскакали мои мысли? видимо, удар поддых что-то там в голове освобождает, утрясывает что-то и вот самые разные мысли спешат занять осводившееся пространство.

- Че за кукла?

- Она не кукла. Она - вечная девушка в кружевах.

- Старуха, что ли?

- Кто?

- Эта.

- Лиза? - вот и я поймал за хвост свою же собственную верткую мысль, - Она вечно молодая. Сказать точнее - вечнозеленая. Что-то с пищеварительным трактом. Плохо пищу усваивает.

Не спрашивайте меня, к чему я вспомнил гротескную пожилую трансвеститку, которая даже на работу, в районную библиотеку, ходит в юбке и жакете. "Деточка, - говорит она, - Пиджак - это у мальчиков, а у девочек жакет", - и поводит плечом, хоть и не гренадерским, но внушительным достаточно; я о ней потом расскажу.

- Тэкс. Трое, короче. Баба-эта старая, она мимо. Ты тоже - левый. Остальные кто? Ну?

- "Че", - договорил за него я. - Вы интересуетесь, с кем я проживаю? Уверяю, это очень хорошие, интеллигентные люди с богатым кругозором.

- За вранье знаешь че...

- Но не в том смысле, что они дохлые и только про Моцарта, - поспешил добавить я, - а в том смысле, что мне трудно сообщить о них, что-то определенное. Если человека хорошо знаешь, то трудно с чего-то начать. Ну, живут. "Че".

- Лет сколько?

- Как мне.

- И живут в общаге. Тэкс... Нищеебы.

- Знаете, - эх, была ни была! - Если вы еще раз скажете "тэкс", я дам вам чайником по башке. И "ниче" мне за это не будет.

- Не нравится? - он оскалился, напоминая уже не собаку, а хищного волка.

- Ага, как гвоздем по стеклу.

- Окей, легитимно, - и слова-то он какие знает? Он посмотрел в окно, в потустороннюю зелень, помолчал, - Один такой мужик, да? - снова уставившись на меня, задумчиво проговорил он, - Спортсмен, типа, да?

- Ну, вообще, мы теперь все на спорт ходим.

Он хмыкнул.

- Спортсмен, а не сопля, я говорю.

- Хорошо-хорошо, - я поднял обе руки в "сдаюсь", - Есть и такой. Боксер бывший.

Он дернул головой. Глаза сузились в щелки.

- Давно к нему ходит?

- Да, никто к нему не ходит, если ходят, то только к нам ко всем.

- Вы че, хором что-ли ебетесь?!

А вот это было уже слишком.

Не знаю, какая сила меня подняла, не помню, как схватил я первое, что стояло на подоконнике, как шваркнул, как замелькало все, словно в детском калейдоскопе, как заполнило кухню до самого потолка сопение, хрип, вопли, а там вплелись и рычание, лай, и вой - а когда предметы вновь распались, каждый сам по себе, то оказалось, что нас уже не двое. И даже не трое - "Тэкс", я плюс покореженный пластикой чайник - нас было...

Сейчас посчитаю.

Я на полу с чайником в руке. Раз.

"Тэкс" - белый и оскаленный - тоже на полу, возле опрокинутой табуретки. Два.

Кирыч - красный и большой - нависая над гостем, удерживая его за предплечья на полу. Три.

Марк - румяный - приложив руки к щекам, открыв рот, изображая известную картину "Крик". Там чучелко на мосту стоит и без звука воет. Четыре.

Вирус - взъерошенный - вцепившись в штанину чужака, уперевшись всеми лапами об пол в желании выдрать из брюк кусок побольше. Пять.

Итого - нас было пятеро, я запомнил эту картину в мельчайших подробностях. Если кино сначала крутится медленно, то потом, наверстывая упущенное, начинает мелькать необычайно быстро, а далее снова застревает, но уже только для того, чтобы вернуться к своему обычному ритму. И не быстрому, и не медленному.

Человеческому.

Была драка. Была - но такая короткая, что будто бы и не было ее вовсе. Надеюсь, я никого не разочаровал?


* * *



Дневник одного г.

Вчетвером мы сидели вокруг стола, а возле ноги наиболее красиво оформленной, в сине-красно-белом трикотаже на резиночке, принадлежавшей, разумеется, Марку, сидел Вирус и хмуро поглядывал на дыру в штанине человека напротив.

Стыда Вирус, конечно, не испытывал. Он просто ноге не доверял, что вполне объяснимо. Собаки - не люди, они непривычны к столь стремительной смене ориентиров. Только что был враг, которого надо загрызть насмерть, и вот уже он сделался другом, которого кусать нельзя ни в коем случае, даже рыкать непозволительно. Но Вирус все равно рыкал - не доверял он ноге, как бы там, наверху ни ворковали, ни затейничали...

А наверху сначала выпили водки. Ненадолго составившись, мнгогофигурная композиция, распалась, расплелась, выпуталась - последовало примирительное "ну, че", и встречное "а ты чего", а далее было и весомое "поговорим спокойно", и трепещущее "он неопасный - фу!". Очень быстро из побоища образовалось застолье - стали пить, есть огурцы и капусту, разговаривать.

Беседы беседовали Кирыч и "Тэкс". Марк повякивал, Вирус порыкивал. Я больше думал, чем говорил. По идее, надо было бы вызвать полицию, сдать драчливого гостя, да и дело с концом. Но опыт общения с правоохранительными органами у нас был хоть и невелик, но поучителен ("в жопу долбитесь?" - спросил товарищ с жирным загривком, когда лет ндцать тому назад явился к нам домой кражу расследовать; был послан вон, с ним исчезли и мечты на чудесное возвращение часов, домашней техники и разных безделушек). К тому же Кирыч предпочитал разбираться с визитерами самостоятельно. Правда, всегда по одному и тому же сценарию: садись - поговорим. При всех плюсах этого метода был у него один серьезный минус. Поговорив по душам, гости норовили вернуться снова. Так было и с наркошей Семочкой, и с соседом-генералом, и...

- ...иду, думаю, увижу, располосую нахер, - повествовал "Тэкс", - а этот рожу скалит, - он мотнул в мою сторону головой.

Кирыч шлепнул рукой по столу. Ай, а я уж и забывать стал, что у него тоже не рука, а ручища.

- Это мой парень, - сказал Кирыч с неподвижным непроницаемым лицом, какое бывает у него, когда он готов ко всему.

Ай, снова тренькнуло в моей голове, вот мы и помирились.

- Да, мне пох... - сказал "Тэкс", он закинул в себя очередную стопку водки, крякнул и занюхал жар хлебом. - Хороша. Давно водяры не пил. Все больше по вискарю. А моя - она только вино хлещет и коктейли сладкие, - он показал белоснежные зубы, - Раз кореш бутыль принес. Мы еще совсем пацанами сопливыми были. Думали спирт или че. Не, взрывчатка была.

- Да, ну! - воскликнул Марк и закрыл ладонью открытый рот.

- Прикинь, - обратился "Тэкс" к Кирычу, - пошел человек поссать, а его...

- Взрывается от контакта с мочевиной, - сообразил Кирыч.

- Больно же! - сказал Марк почему-то с восхищением во взоре.

- Были яйца крутые, стали всмятку, - сказал Кирыч.

- А просто убить было нельзя? - сказал я, - Лучше изувечить? Сходили бы и сами поссали в свою гремучую смесь.

- Мои яйца, че, посмотреть хочешь? - спросил "Тэкс".

- А кто это... "она"? Она ваша... супруга? - вежливо уточнил Марк.

- Ну, типа. Лялька моя. Че ей надо? Че не хватает? Дом есть, бабла хоть жопой ешь. Повара ей купил, эту, горничную, она с Филиппин. А она это... - он наморщил лоб, вспоминая, - "Пичалька" Прихожу, дома нет. Умотала, только адрес оставила. Че хотела? Ну, бутылки? Ну, че за херь? Я охрану отослал, в машину заскочил...

- Ах! - меня осенило, - Так это вы миллиардер по кличке "Суржик"?

- Это фамилия.

- То есть она получается Мася Суржик? - я прыснул.

Марк поджал губы в точку, боясь не последовать моему примеру. У Кирыча только шея еще больше покраснела.

- А шансон лялька не поет? С таким именем только на сцену, - я затрясся.

На скулах гостя заиграли желваки. Драться я не умею, зато как умею наступать на больные мозоли!

Вирус под столом опять заворчал.


24 июля 2011 года



Смотрите также


· Творчество Константина Кропоткина - сборники и книги в Shop.Gay.Ru  
· Живой Журнал "Сожителей" Константина Кропоткина