День у Севастьянова начался так тускло и уныло, что не выйти в люди он не мог, что в свою очередь не могло не выйти ему боком.

Проснувшись ближе к полудню, он целую вечность валялся на диване перед телевизором, бессмысленно переключая каналы, и одурел настолько, что уж самому себе казался не человеком, а требухой.

Мысль выйти в люди пришла к Севастьянову ближе к пятичасовом чаю, когда от лежания у него заболели бока. "SOS", - просигнализировал организм, но Севастьянов принял душ, нарядился, опрыскался одеколоном и вышел на прогулку.

Погода стояла чудесная, солнце уже устало распространять жар, и понемногу подкрадывалась прохлада, думать о которой было куда приятней, нежели о бесцельности бытия.

Надо бы сообщить, что Севастьянов проживал один. Посторонних к себе не водил, потому что человеком был недоверчивым. Личной жизни не устроил и, как это часто бывает, именно ее отсутствие наводило Севастьянова на мысль об упущенном жизненном смысле. В лучах заходящего солнца шагая по тротуару в сторону любимого кафе, Севастьянов представлял себя пассажиром скорого поезда, который силится разглядеть окружающий пейзаж, но видит лишь смазанную пеструю ленту, которую можно понимать, как хочешь, потому что на деле она не значит ровным счетом ничего. Смысла у нее не было. Не было ей цены. И сам Севастьянов цены своей не ведал.

Он шел в люди за порцией кофе с молоком и куском торта, его одежды были подобраны со вкусом, локоны лежали живописным беспорядком и по дороге он краем глаза не раз с удовольствием замечал, как прохожие задерживают на нем взгляд. Севастьянов еще мог привлечь внимание, но был уже достаточно мудрым, чтобы не понимать тщеты этих переглядываний. За всю его прежнюю жизнь, никто не подошел к Севастьянову и не сказал ему: "Ты клевый чувак". На него смотрели, как на музейный экспонат, что, может, было лучше, чем отсутствие какого-либо внимания, но к обретению смысла жизни не приближало.

Не светила Севастьянову личная жизнь.

А как было бы мило, думал Севастьянов, если б каждый имел знак отличия, по какому можно узнать, твой это человек или он тебе посторонний. Вот хоть точка какая-нибудь во лбу, или родинка на запястье. Можно было бы запросто подойти и сказать: "Эй, фью! Мы созданы друг для друга"…

Воображая себе этот разговор, придумывая приятные его последствия, Севастьянов оживился и даже на секундочку будто воспарил. Показалось ему, что уж не идет он в кафе, а едет на пассажирском поезде в народной плацкарте, а пейзаж за окном дробится, превращаясь в простой, понятный, осмысленный. И показалось уж Севастьянову, что близит он события, которые непременно будут судьбоносными ему - холостяку, томящемуся смыслом жизни.

Он был прав, этот выдуманный мной Севастьянов. Через 11 минут он доберется до своего кафе. Через 25 минут к нему подсядет молодой человек с брильянтовой сережкой в ухе, а менее, чем через час в грязной подворотне рядом с мусорными баками его будут забивать крестами бойкие старушки. Их предводитель, ряженый судьбой скинхэд, устроит Севастьянову флэш-моб.

Ах, несчастный Севастьянов, лучше б ты лежал на диване и воображал себя требухой. Потому что, выйдя в люди совсем неподготовленным и с трепещущей душой, ты нечаянно требухой сделаешься.

Его убьют, моего шагающего Севастьянова. Отправят прямиком на небеса. Возможно, в том и состоит смысл смерти - из страдания скорым поездом мчаться в райские кущи. Но есть ли в том смысл жизни, которая и без всяких страданий бывает скучной, убогой, бессмысленной?...