Фото Севы Галкина. Журнал ''Квир'', № 24-25, 2005

- ...А-а-апустела без тебя земля-а-а, как мне н-несколько часов прожи-и-ить..., - пел я любимую песню, впервые не стыдясь.

У меня некрасивый голос.Однажды я нечаянно нажал на кнопку, и магнитофон два часа записывал все, что я делал рядом с ним. Я тогда много шуршал и брякал, а еще общался сам с собой. На беседу это, конечно, не походило - только какие-то "угу", "я вот..." - обрывочные фразы, подкрепляющие ход мыслей, которые я уж и не помню. Наверное, можно было стереть эту запись, потому что в ней, в общем-то, нет никакой информации. Но я отложил кассету в сторону - туда, где лежит старое видео с моим участием и которого я ужасно стыжусь. На этой записи у меня длинная челка, прежде чем опрокинуть рюмку водки, я по-старушечьи поджимаю губы, а еще слишком заинтересованно гляжу на коллегу по имени Вадик, который был бы похож на грузного бога, если бы не большое родимое пятно на лице. Но он мне нравится даже с красным пятном, а может только благодаря ему, как в детстве мне нравились собаки с подбитыми ногами, потому что их можно было прижать к груди, зарыться носом в жесткую шерсть и плакать.

- ...Только п-падала листва в сада-а-ах..., - пел я дальше, удивляясь, что сердце может набухать, а в голове при этом крутится что-то совсем постороннее.

Да, на этом видео было заметно, что я еще не умею скрывать своего интереса, а может быть просто не хочу, потому что на работе моя внутренняя жизнь ни для кого не секрет, а еще коллективная тайна: девочки-коллеги однажды чуть не побили гостя нашей конторы за его слова. Он посетовал за глаза, что не может быть мне полезен в том качестве, которое мне нравится в мужчинах. Я узнал об этом уже позже, когда из-за пустяка поссорился с одной из девочек, а она поставила себе в заслугу свою прошлую лояльность. Кусок чужих воспоминаний, неожиданно обвалившийся на меня, обнаружил брешь в моем собственном прошлом. Я видел иначе свое прошлое и даже не помнил того мужчину с непригодным для секса задом. Я словно гляделся в кривое зеркало, которое наоборот все делало лучше, чем есть на самом деле, а видеозапись, невесть как попавшая ко мне, подтвердила мои подозрения: этот человек с чубом, рюмкой водки и брезгливо поджатыми крупными губами был мне незнаком и даже неприятен, потому что в нем обнаружилось то, что мне так не нравилось в мужеложцах.

Я был готов согласиться с тем подловатым незнакомцем. Лучше быть ему бесполезным.

- Чем бегать со своими комплексами неполноценности, займись чем-нибудь другим, - посоветовала Лара.

Я показал ей позорное видео, а потом поделился впечатлениями.

- Записаться на курсы йоги? - ернически поддержал я, намекая на новое ларино увлечение.

- Хотя бы, - ответила Лара и едва не передумала показывать мне позу, в которой лучше всего медитировать, - Жить надо, а не ныть, - добавила она, усаживаясь на пол и сплетая ноги, чтобы показать мне путь ко внутренней гармонии.

В последнее время Лара стала часто у меня появляться, хотя я ее и не прошу. Эти визиты иногда застают меня врасплох: я начинаю выдавать Ларе свои тайны, хотя они ей совсем не нужны.

Я лезу к Ларе со своим внутренним миром, потому что не успеваю подготовиться к образу, который с некоторых пор себе придумал: мне хочется быть предупредительно-вежливым сюртуком в очках. Я даже пособирал у знакомых привычки, которые подошли бы к такому лицу: у Ашота можно было бы украсть обыкновение полуиронично вздергивать левую бровь, а Вальдемар мог бы поделиться словесной шелухой, которой он полирует свою речь до полной безличности, как будто все эти "мне кажется-позволю себе заметить-могу лишь добавить" способны, как наждачная бумага, выровнять любую высказанную мысль, как бы неожиданна она ни была. Часто наблюдая Лару, я боролся с соблазном украсть у нее привычку курить - отставив локоть, держа сигарету на кончиках пальцев, отчего они кажутся еще длиннее и можно даже подумать, что струйка дыма вьется прямо из указательного пальца. Конечно, я не стану курить так, как она. Эта поза подходит тому человеку, скверное видео которого лежит у меня в тумбочке под телевизором, в самом глухом углу. Мне - такому, каким я хочу быть - лучше вообще не курить, а, пересыпая речь вальдемаровой шелухой, рассуждать о вреде табака. И при этом вздергивать бровь и слегка улыбаться - намекая, что серьезность моя, может быть, всего лишь тонкое надувательство.

Мне кажется, у меня получится. Я могу научиться быть таким, каким хочу, и тогда, вполне вероятно, наконец-то смогу казаться себе непроницаемым. Я буду уверен, что никто не разглядит, о чем я думаю; всем будет удобно, а мне удобнее всех, потому что согласие с самим собой очень нужно в жизни, а оно невозможно, если ты смотришь на свое видео или слушаешь свой голос и содрогаешься от стыда, как будто это еще большая подлость, чем та, которую я недавно сделал по смутным даже для меня самого причинам.

-...Только грустно на земле одной, без тебя, а ты все летишь и тебе..., - пел я, сидя на полу и, по указке Лары положив руки на колени ладонями вверх, искал внутреннюю гармонию.

Первый шаг в верном направлении я уже сделал. Я показал постороннему свое видео и был уже близок к тому, чтобы поставить в магнитофон кассету со своими охами и скрипами, но Лара вышла из комнаты, а когда вернулась из туалета, то я передумал.

"Не все сразу", - подумал я в свое оправдание.

Я выключил видео, сел на пол, как велела Лара, и стал смотреть телевизор. Показывали документальный фильм про композитора Пахмутову и ее песню. Главную песню, от которой у меня пересыхает в горле.

Не то от песни, не то от неудобной позы, к которой принудила меня Лара, я почувствовал, что поднимаюсь куда-то вверх.

Я вспотел от нового чувства. А может была права Лара: я сумел вообразить себя растением. Цветком на лужайке, с собравшимися во впадинках каплями росы.

Тогда я стал петь.

-...дарят звезды-ы-ы, тва-ю-ю нежна-а-сть..., - сидя в позе йога, пел я дальше.

Уже не стыдясь.