Бывают люди, которым мат к лицу, и как будто даже по фигуре. Фото Лены Регуш

- Сволочь, - сказал Лева вместо "алло".

Дальнейшее было нецензурно и необидно. Лева говорил проклятья, смысл которых был мне ясен, но меня напрямую будто не касался - слушая его, я даже отметил какой-то особенно заковыристый оборот. Я запомнил его не для того, чтобы когда-нибудь применить.

Не люблю материться.

Не умею.

Бывают люди, которым мат к лицу, и как будто даже по фигуре. Вот, например, Сеня - уверенный, плотный и земной - хорошо ругается. Особенно мне нравится, когда он пересказывает мелодрамы, к которым без стеснения неравнодушен. Сочетая мат с целлулоидным глянцем, Сеня умудряется выжать из пустоты каплю смысла.

Истории Сени пахнут жизнью.

Прежде я не знал, к лицу ли Леве матерщина. Сейчас я мог сказать совершенно точно: мат Левы смердел. Он был ему не к лицу. Впрочем, лица своего бывшего любовника я не видел: "сволочью" и ее производными Лева называл меня в тот момент, когда я остановил такси, отыскал нужную купюру, благодарно кивнул водителю, стараясь не глядеть в его каменное лицо, выбрался из машины и сделал пару шагов по тротуару.

Лишь споткнувшись о пустую пивную бутылку, я вдруг подумал, что могу нажать на своем мобильнике красную кнопку и отключить Леву.

Это было бы правильно.

Я уже стал нащупывать нужную кнопку, но нажимать ее не стал. Я оставил Леву на связи, на крючке, на привязи, как выгуливают рыбу, прежде чем бросить ее на берег.

Я не хотел слышать голос Левы. Мне не нравились его ругательства, которые, казалось, вливались мне в ухо смердящим потоком. Я даже чувствовал их вонь, и - не надо удивляться - был удовлетворен.

Это было полезно - запомнить свое отвращение. Сохранить Леву таким.

- Сволочь, - сказал я, пробуя слово на вкус.

Оно было тяжелым, густым, коричневым.

Лева захлебнулся и, легонько щелкнув, трубка загудела. Будто утешала. И это тоже было правильно.

Лева обманул меня, а не я его. Все остальное было потом. Сначала он был сволочью. Он, а не я был тошнотворной мукой, которая вынимала душу, рвала и резала. Он, а не я.

Не я. Не я. Не я.

- Сволочь.

"Человек наполовину состоит из говна, а наполовину из бриллиантов", - написал незнакомец по имени "Бедная Лиза".

Я нашел его в Интернете. Он сказал, что психика бывает расторможенной и это меня увлекло.

Я полез в Интернет, чтобы не было тоскливо, а эта страница, где чужие люди высказывали мнения, меня неожиданно развлекла. Собеседникам было друг на друга наплевать и потому мнения, которыми они делились, показались мне похожими на объективную истину: вот как если бы я сказал, что у меня воняет изо рта, а в ответ мне предложили почистить зубы.

Это было правильно.

Человек - это говно и бриллианты. И если кажется иногда, что человек плох, то это, может, только потому, что говно смердит, а бриллианты лежат себе потихоньку.

Да, сначала "Бедная Лиза" пояснил про людей с расторможенной психикой. Вообще, он не мне одному рассказывал, а всем, кто захочет его читать, но я встревожился так, будто его реплика была адресована мне лично, будто чужой человек знает, как я съел таблетку с руки Вани и целую ночь болел химическим счастьем, а потом, когда пружина моего "я", сильно растянувшись, стала сжиматься, кричал от страха, потому что на меня падала лиловатая чернота. Чужой "Бедная Лиза", конечно, не мог знать, как в моем помраченном сознании Сеня и Ваня, кружившиеся вокруг меня, вдруг сплелись воедино, как две пухлые амебы, решившие вновь стать единым целым. Тогда я и сам казался себе кляксой, готовой к делению. "Странно, почему бы моей руке не отвалиться от меня и зажить самостоятельно, - думал я тогда, устав от страха, - Она бы играла на рояле и зарабатывала себе на жизнь". На следующий день Сеня рассказывал, что я разглядывал свои пальцы и хихикал, а ему было не до смеха, потому что Ваня - остолоп и мог бы догадаться, что бывает с людьми, если они гонятся за химическим счастьем, будучи так откровенно несчастливы.

Остолоп, но не сволочь.

Сеня ругал Ваню матом и я даже сквозь бредовую пелену не мог не отдать должное его мастерству. Мне казалось, что он рассказывает любовную историю.

На самом деле, он ее итожил.

"Расторможенная психика", - написал "Бедная Лиза". Мне понравилось. Без тормозов - от этого захватывало дух, поднимало куда-то наверх и проясняло то, что прежде лежало темным пятном.

Уверен: остатки любви не надо хранить. Их нужно разбивать в лепешку и идти дальше, не оглядываясь на смердящую кучу. Недобитая любовь - как протухшие иллюзии, своим рыбным запахом они пропитывают все вокруг, отчего кажется, что и сам ты - не человек, а его останки.

Было нетрудно найти ее. Всего лишь спросить у левиной секретарши, кто из его подчиненных ждет ребенка. Еще легче было набрать телефон будущей жены моего бывшего любовника и беспечным голосом сообщить, что она выходит замуж за пидараса. "Я вас не понимаю", - доносился до меня слабый, слегка сипловатый голос, чудесно подходивший к пропыленному такси, в котором я в тот момент ехал. Я просил ее сохранить наш разговор в тайне, одновременно отмечая лицо таксиста, слишком окаменелое, чтобы быть незаинтересованным. "Конечно", - соглашалась она, а сама - я уверен - уже набирала по внутренней связи слишком хорошо известный ей номер, чтобы сказать, кто в этой истории сволочь.

Говно и бриллианты. Их всегда пополам.