На старых фотографиях - крымский пейзаж:
отдыхающие курортники в белых панамах и шароварах,
эвкалиптовые деревья, кора которых -
лучшее средство для отхаркиванья,
скульптурные изображения пионеров-героев,
перемежающиеся античными вазами
с цветущими в них садовыми гвоздиками,
ровная полоска моря,
влажная от брызг набережная,
женщины в цветастых крепдешиновых платьях,
юноши в теннисках и парусиновых туфлях.
Вечерами пахнет душистым табаком
и огуречным лосьоном после бритья,
так хорошо бывает лежать на спине,
чувствуя кромку воды вокруг шеи,
вглядываясь в небо,
стараясь разглядеть среди облаков
еле заметный крестик самолета,
а синие, подернутые белизной виноградные грозди! -
а мускулистые тела юных волейболистов! -
а хулиганистое посвистывание мальчишек! -
многоярусные клумбы,
похожие на сталинские колумбарии;
стоит замереть в воде,
как ноги начинают медленно тонуть.
Зажмуриваю глаза, не замечая
стайки рыб, проносящейся над самым лицом,
касающихся тела водорослей,
медленного угасания рассудка.
Эти странные моменты счастья -
не что иное, как последнее напоминанье о том,
что мог быть любим.

31 марта 1997

Эти джинсы тебе подарил я, а черные штаны
купили на французской барахолке, белые шорты "лакоста"
с вышитым на них крокодильчиком и зеленое полотенце
оставил какой-то мальчик в телефонной будке,
видимо, после бассейна звонил приятелям и разволновался;
в его целлофановом пакете лежали еще мыльница и зубная щетка.
Впрочем, это тогда мы решили, что после бассейна,
а сейчас думаю, что, возможно, и по иной причине.
Чем еще может заниматься в Париже мальчик лет тринадцати-четырнадцати,
если судить по размерам этих самых шорт,
предмету вожделения любого педофила,
да еще и носящий с собой зубную щетку.
Или, может быть, они были тогда чуть-чуть влажными,
и когда я их подносил к лицу, от них пахло теплой хлорированной водой
и утренним запахом шампуня, поэтому так решили.
Зря я их выбросил, думаю, поспешил, уже подобрали, конечно,
теперь другой мальчик будет в этих шортах по городу бегать,
соблазняя черными коленками простодушных людей,
садясь со старшими юношами летом в беседке,
где пахнет цветами, арбузом, сладким-вермутом и детской мочой.
Хотел избавиться от старых воспоминаний.
Туда же - старые бумаги и ненужные теперь учебники,
фотографии любительские, от которых только чувство брезгливости
по отношению к самому себе остается, описание старинных монет,
нежные записки и магнитофонные кассеты с чужими интервью.
Париж праздный и гуляющий, с туристами, слоняющимися по Марэ,
с мальчишками, нагишом на стрелке Ситэ загорающими,
задумчиво следящими за тем, как солнце над "Гюильри закатывается.
Стоя на мосту, я флегматично пускаю слюну в реку,
бездумно следя за тем, как ее медленно уносит темно-зеленая вода.
Мальчики еще долго не замечают, как превращаются в крокодилов,
на свою новую морщинистую кожу, ороговевший хвост,
деформированное тело и хищную пасть с непониманием взирая,
с какой-то непосредственностью полагая, что все это им еще кажется,
кокетничая и вращая глазами на берегу грязной Сены,
вывалившись надутыми животами на бетонные плиты,
царапая землю желтыми отросшими ногтями,
вывалив набок рыхлый язык и трупным зловонием наполняя город.

15 августа 1996,
Париж

Эта свистящая, словно звук косы о сырую траву,
серебристая, промельком плотвы, стрекозы пролетом
над пологим водопадом, звоном, россыпью брызг
безопасная бритва марки Stanley,
лежащая сердцевиной на безымянном пальце
и большим придавленная сверху.
Со свистом намыливаю помазком себе подбородок,
в маленькое запотевшее зеркало смотрюсь,
слышу, как призывно на кухне чайник шумит,
в окно ванной доносятся мальчишечьи голоса,
весенний и дразнящий запах,
щекочущий слизистую до слез в уголках глаз.
Бритва мягко отливает ровной поверхностью,
поблескивает острыми краями,
то сгибается в дугу, то упруго
и со звоном выскакивает вверх из пальцев,
как бы норовя попасть в лицо.
Как резать ей сладко
переливающиеся в руках шелковые ткани,
рубашку мою на длинные лоскутья,
оставляя на теле параллельные друг другу
саданящие алые полосы крови.
Я бритву зажму губами,
чувствуя, как начинают незаметно кровоточить десны,
а во рту набираться слюна, смешавшаяся
с сололоноватой и вязкой
бурой кровью, губы набухают, как бутон:
на, цвети, любуйся - все тебе.
Обернутая в голубую восковую бумажку,
бритва эта - зачарованный странник,
подарок жаждущему, глоток влаги,
лимонная долька, сводящая меня с ума от боли
и ненависти ко всем на свете.
Надо осторожно взяться за кончик собственного носа,
грубо помять огрубевшую мужскую кожу лица,
до синевы выскрести подбородок,
потом растереть огуречный лосьон между пальцев
и с силой ладонью похлопать по собственным щекам -
так с силой бьют по заду новорожденного,
чтоб проснулся и мерзко закричал.
Бритва Stanley - лучший подарок одинокому мужчине,
ей всегда найдется в жизни дело:
кожу ли резать на запястьях,
манжеты на брюках отпарывать,
в старой мыльнице накапливаться на всякий случай.
Губы мои разрезанные, вывернутые, действительно
напоминают в зеркале распускающийся цветок,
харкающий кровью в фаянсовую раковину.

29 апреля 1997

Я с тобой буду рядом
в этот час ночной
мертвым снегом, белым садом,
скошенной травой.
Сяду возле изголовья,
пот со лба утру
легкой дланью, теплой кровью,
ветром по утру.
Дождь ли, снег идет ошую,
только день за днем
бестолковую, смешную
жизнь переживем.

31 декабря 1996
Хьюстон