Николай Рерих, ''Песнь о Шамбале'' (фрагмент)

"Помилуй мя, Боже, по велицей милости Твоей, и по множеству щедрот Твоих очисти беззаконие мое. Наипаче омый мя от беззакония моего, и от греха моего очисти мя…"

Дьякон Никодим последний раз прочитал до конца молитву и, тяжело вздохнув, отошел, наконец, от иконостаса, где провел почти весь сегодняшний день.

"Что есть грех, если мы все изначально грешны и лишь делаем отчаянные попытки высвободиться из этой трясины всю свою земную жизнь? - рассуждал он, снимая рясу. - Скольким удалось это за всю историю бренного существования человечества - тысяче, десятку, сотне тысяч из тех миллиардов, что худо-бедно, счастливо или в вечных тяготах прожили свой короткий век и исчезли, превратившись в прах".

Никодим вспомнил слова Писания: "нет праведного ни одного; нет разумевающего; никто не ищет Бога; все совратились с пути, до одного негодны: нет делающего добро, нет ни одного.

"Неужели все они вошли в ад и лишены возможности новой вечной и счастливой жизни? - подумал он и ужаснулся. - Ведь даже если мы поборем любое проявление или соблазн греха, то наша греховная природа от этого ничуть не изменится. И это не наша вина. Мы просто такими родились. Человек постоянно пребывает во грехе потому, что он унаследовал греховную природу от своего прародителя, Адама. Но, как говорят святые отцы, мы можем, если захотим, принять от Христа его непорочную, святую жизнь, внутренняя сущность которой состоит в том, чтобы жить жизнью, угодной Богу. Недаром же сказано в Писании: "Как непослушанием одного человека сделались многие грешными, так и послушанием одного сделаются праведными многие".

И мысли дьякона опять обратились к той проблеме, которую он пытался решить всю свою сознательную жизнь. "Почему падение Адама многие связывают только с его сексуальной близостью с Евой? Ведь его же грех состоит не в том, что он был близок с Евой, а в том, что нарушил волю Господа и, несмотря на запрет, отведал плод древа познаний - разве не так? Ведь он, Адам, мог, возможно, сдержаться и не поддаться на диавольский соблазн. Разве секс связан только с тем, чтобы плодиться и размножаться? А что же тогда любовь - чувство, которое сам Господь признает за главное? Разве не сказано в Писании, что "кто не любит, тот не познал Бога, потому что Бог есть любовь"? Ведь "большие воды не могут потушить любви, и реки не зальют ее. Если бы кто давал все богатство дома своего за любовь, то он был бы отвергнут с презреньем".

И здесь мысли его подходили уже к самому главному, к тому, что волновало его больше всего в последние годы.

"Почему считают, что настоящая чистая любовь может быть только между мужчиной и женщиной? Может быть, даже во влечении мужчины к мужчине нет ничего страшного, греховного. Таким Господь сотворил человека, а он не мог ошибиться или заведомо сотворить брак. А ведь Он создал его по своему образу и подобию, и грех человека состоит только в том, что он возгордился и ослушался Господа. И разве не любит нас Господь и тогда, когда мы еще пребываем во грехе? Он любит нас и готов принять нас такими, какие мы есть", - думал Никодим, пытаясь найти в этих своих рассуждениях хоть какое-то успокоение своей мечущейся душе.

Его все больше интересовал непростой вопрос: почему, например, в других христианских церквях геи, как именуют гомосексуалистов за рубежом, да и в последнее время у нас, в России, могут сегодня даже носить высокий церковный сан. Конечно, в православной церкви, с ее крепкими, иногда даже слишком, традициями до этого еще далеко. Но, тем не менее, это ведь совсем и не исключено, скажем, в далеком от нас будущем.

Для Никодима, выросшего в религиозной семье, где все помнили деда, бывшего до революции настоятелем местной церкви, вопрос секса всегда был связан с тайной и грехом. Его воспитывала мать, души в нем не чаявшая, постоянно ласкавшая и баловавшая его. В детстве он играл в куклы и любил, когда мать, шутя, одевала его в девичьи наряды его старшей сестры.

Еще в школе, а затем и в православном лицее Никодима дразнили "куколкой" за его большие закрученные вверх ресницы и пухлые чувственные губы и не принимали в свои ребячьи игры. Поэтому его друзьями были исключительно девочки, с которыми он чувствовал себя спокойно и свободно. Позже, когда, закончив с отличием лицей, поступил в епископальное духовное училище, он, не участвовавший в любовных похождениях товарищей, продолжал подвергаться язвительным насмешкам и издевательствам из-за своей внешности и привычки постоянно по-девичьи краснеть и стыдливо опускать глаза.

Первым человеком, который понял его страдания, был отец Фиофан, преподававший в училище историю святой церкви. Он постоянно опекал его, старался ободрить, а однажды, пригласив для дополнительных занятий к себе домой, долго ласкал. Затем эти ласки продолжались каждый раз, когда Никодим приходил к учителю. Сначала он чувствовал себя крайне неловко, но потом стал отвечать на них, как заброшенный замерзший котенок, которого приютили в морозный день.

Но наступившей весной у учителя случился удар и его парализовало, а еще через несколько месяцев он умер, унеся с собой в могилу их тайну. Никодим закончил училище, а затем и семинарию и поступил на службу в Храм святого Николая Угодника, где сейчас и служил дьяконом.

Настоящее чувство пришло к Никодиму два года назад, когда он встретил на пасхальных торжествах отца Сергия - настоятеля Ивлевского монастыря, статного мужчину с красивой, с ранней проседью бородой. Тогда, поцеловав, как это и полагалось по церковному обряду, его руки, он вдруг нечаянно встретился с ним глазами и сразу же понял, что их связывает нечто большее, чем служение святой церкви.

Их любовь продолжалась до этого Рождества, когда Никодим случайно обнаружил, что он у отца Сергия не один. Впервые сердце Никодима наполнилось тем неизвестным ранее ему странным чувством, которое именуется ревность. Именно она переросла в желание отомстить тому, кого он считал своим единственным и незаменимым возлюбленным. Диакон Алексей застал его наедине с Борисом - молодым служкой храма. Об этом вскоре стало известно всем - как ни странно, церковный мир полон сплетен.

Скандала как такового не было - церковные власти не любят выносить сор из избы. Просто отца Сергия тихо и быстро перевели в другую епархию и наложили ему обет на год. Борис не остался в долгу и перед своим уходом из храма рассказал священнику об интимных связях Никодима с отцом Сергием. Никодим не стал отпираться, а сразу покаялся в совершенном им грехе и написал чистосердечное раскаяние. После этого, казалось, все пошло по-старому. И только неделю назад священник вдруг позвал Никодима к себе в кабинет и сказал, что его вызывает для беседы сам владыка.

Знал дьякон и о том, что недавно даже один владыка на Урале был осужден на год покаяния за свою связь с учениками епархиального училища. Ходили слухи, что и в самой Москве не все благополучно. Ну, а то, что женатые священники постоянно нарушают запрет на сексуальную жизнь в течение постов и церковных праздников, а также по средам, пятницам и воскресеньям, было широко известно.

- Сын мой, - сдержанно начал владыка, не глядя на Никодима, когда тот предстал перед его очами, - дошла до меня не очень приятная, так скажем, весть. Да что мне лукавить перед тобой - ты, конечно, уже и сам догадался, зачем тебя вдруг вызвали. Знаешь и то, что отец Сергий переведен в другую епархию, и тебе известно, за какую тяжкую провинность перед Господом нашим, Иисусом Христом и Святой Церковью.

Никодим молча кивнул головой.

- Не мне и объяснять тебе, что мы, служители святой церкви, как никто другой, должны быть далеки от греховных мирских соблазнов. Ведь грех мирской обманчив. Он вначале обещает тебе удовольствие, а затем причиняет невыносимую боль. Он обещает жизнь, а приносит вместо этого смерть. Сначала он ослепителен, как утро, а в конце беспросветен, как ночь, - владыка сделал небольшую паузу и строго посмотрел на Никодима. - Вспомни писания святых отцов церкви, - продолжил он. - Они предупреждали, что в каждом грехе заложено семя следующего греха. Грех распространяется сам. Он пускает корни в душе грешника, пока не соблазнит каждую клеточку этой души. Он губит существо, извращает вкус, ослабляет волю, пятнает совесть. С каждым злым поступком усиливается склонность к злу, человек не может измениться, кроме как в худшую сторону, и грех поглотит все, что раньше доставляло радость. Недаром в святом Писании сказано: "Всякий, делающий грех, есть раб греха".

- Святой отец, - тихо произнес дьякон, низко опустив голову - Вся моя беда в том, что я не чувствую за собой никакого греха, а чувствую только любовь. То, что я чувствую - для меня естественно. Просто, возможно, природа ошиблась, и я родился мужчиной, хотя внутри с самого детства чувствую себя женщиной. Грех же всегда есть насилие над собой, над своими убеждениями, над любовью к Господу нашему, - дьякон перекрестился. - У меня же это чувство естественно - разве это грех, владыка? Недаром сказано, что любовь покрывает все грехи, а кто не любит, тот не познал Бога, потому что Бог есть любовь.

Владыка, выслушав это, тоже перекрестился, вздохнул и осуждающе покачал головой.

- Значит, говоришь, это - твоя природа? Не хочешь ли ты повторить за теми, кто оправдывает богопротивный союз мужчин, что если Господь создал человека по своему образу и подобию, то он не мог ошибиться, наделив некоторых из них неестественными влечениями? Не стану тебе напоминать азбучные истины из Писания и высказывания святых отцов нашей церкви по этому вопросу - ты их и сам прекрасно знаешь, - он вновь тяжело вздохнул. - Ой, Никодим, Никодим! Мне ли тебе объяснять, что мужеложство есть порочное искажение богоданной природы человека. Искажение именно человеком, а не Создателем нашим! Святая церковь недаром считает гомосексуализм греховным повреждением человеческой природы, которое преодолевается в духовном усилии, ведущем к исцелению и личностному возрастанию человека. - Владыка надолго замолчал. - Тебе сейчас уже двадцать семь, кажется? - продолжил он через несколько секунд.

Диакон молча, не поднимая глаз, кивнул.

- Я хорошо знал твоего отца - отменных правил был священник. Ты для меня равно как сын родной. Поэтому хочу тебе помочь выйти из твоего греховодного состояния на стезю праведности. Кроме того, тебе пора бы подумать о новом сане. Конечно, официально позиция Церкви неизменна: гомосексуальные связи греховны и подлежат осуждению. Вовлеченные в них люди не имеют права состоять в церковном клире. Но, тем не менее, как у нас нередко случается, формального препятствия к рукоположению человека, склонного к греху мужеложства, но борющегося с ним - нет. Я подчеркиваю, именно борющегося с этим адским соблазном, - владыка повысил голос и сдвинул свои густые брови. - Как нас учит наша святая церковь, гомосексуальные устремления, равно как и другие страсти, терзающие падшего человека, врачуются таинствами, молитвой, постом, покаянием, чтением Священного Писания и святоотеческих творений, а также христианским общением с истинно верующими людьми, всегда готовыми оказать духовную поддержку оступившемуся. Как учил нас преподобный Силуан Афонский: "Если ты возненавидел грех, то простил тебе Господь грехи твои", - владыка осенил себя крестным знамением. - Так вот я готов оказать тебе духовную поддержку, исповедовать тебя и отпустить тебе этот грех, но при одном обязательном условии - для искупления своего греха ты должен будешь не только покаяться, но совершить богоугодный поступок.

Диакон не верил своим ушам - неужели его все-таки минует гнев владыки и будет позволено не только оставаться в лоне его любимой церкви, но и надеяться на новый сан. Об этом он раньше даже и не смел мечтать.

- Скажите, что мне нужно будет сделать, святой отец - я готов на все ради того, чтобы искупить свои грехи — с молящим взором обратился он к лику владыки.

Владыка усмехнулся.

- Не спеши, мой друг, давать такие обещания. Вспомни мудрые слова Экклезиаста - ведь лучше тебе не обещать, нежели обещать и не исполнить. А просьба у меня к тебе будет довольно простая и в то же время очень сложная. Как ты, может быть, знаешь, поистине странные дела творятся в христианской церкви. То женщин в сан вводят, то твоих же развратников. Смутные времена наступают - так похожие на времена Нерона проклятого и Ирода. Тогда в Риме, как ты знаешь, тоже страшный разврат начался. Видно, близко время исполнения пророчеств о приходе Антихриста и тысячелетнем его царствовании. Задача святой церкви состоит в том, чтобы не растерять все, что осталось от нашего Учителя, спасти церковные реликвии, на которые посягают силы диавольские. Теми, кто заботится о сохранении веры, тебе дается секретное поручение. Оно состоит в том, чтобы привезти в Москву один из "святых гвоздей" - тот, что хранится в храме Гроба господнего в Иерусалиме.

У диакона перехватило дыхание. Увидев его широко раскрытые от удивления глаза, владыка подошел к нему, положил руки ему на плечи.

- Сын мой! Ты должен быть горд такому поручению! Значит, так - слушай меня внимательно и запоминай: ты выезжаешь в среду из Москвы в составе делегации на семинар, который проводится в Иерусалимской православной церкви. Там, в Иерусалиме, в нашей Духовной Миссии тебя встретит один человек, который передаст тебе эту реликвию. Он сам тебя найдет. Хорошо понял меня? - спросил он, строго взглянув на диакона.

Никодим молча кивнул.

-Больше тебе пока не надлежит ничего знать. Только учти: задание твое - сверхсекретное и о нем, кроме нас с тобой, никто не должен знать. Ты должен во всем следовать тому, что тебе скажет этот человек. Последний раз тебя спрашиваю: ты все, что я сейчас сказал, понял?

Никодим вновь кивнул головой.

-Ну, тогда с Богом, сын мой! - владыка трижды облобызал диакона. - Как говорится, грех грехом выбиваем, - владыка рассмеялся.

Побывать в Иерусалиме - главном городе для православного христианина, где каждая улица, каждый камень древней мостовой связаны с именем Спасителя, всегда было одним из несбыточных желаний Никодима. Но как его исполнить при его-то мизерной зарплате дьякона, если поездка в Святую землю, которую организует православное турагентство, стоит не менее семисот долларов!

Поэтому смутные чувства овладели Никодимом. Он не мог понять, зачем вдруг владыке понадобился "святой гвоздь"? И почему доставить эту ценнейшую реликвию церкви поручили именно ему? Но спросить об этом владыку дьякон, конечно, не решился. Он готов был пойти на все, чтобы только его не отлучили от церковной жизни, вне которой он не мыслил своего существования. К тому же осуществится его мечта, и он сможет походить по земле, по которой ступала нога Господа, Иисуса Христа. За одно это он был готов на любое испытание, каким бы тяжелым и опасным оно ни оказалось.

До Москвы Никодим добрался, как обычно, на электричке и уже к полудню был в пределах Патриархата. Его всегда удивляла и поражала та помпезность, с которой оформлялись новые церковные строения, и он чувствовал себя очень неловко в окружении позолоченной мебели, мягких ковров, огромных хрустальных люстр. Что-то внутри не принимало весь этот лоск, так контрастирующий с бедной жизнью народа в стране, которая на самом деле начиналась за московской окружной дороги.

Делегация, в которую был включен Никодим, состояла из девяти человек во главе с одним из руководителей московской патриархии. Все формальности, связанные с предстоящей поездкой, заняли часа два, и к пяти вечера он был уже свободен.

- Ба! Ника! - услышал вдруг Никодим, выйдя из здания патриархии. Он повернулся - перед ним стоял незнакомый ему высокий человек примерно его же возраста и в таком же церковном облачении, как и он.

Дьякон внимательно посмотрел на незнакомца, но никак не мог вспомнить, кто это такой.

- Что, брат, не узнаешь? - спросил, широко улыбаясь, тот и раскрыл руки для объятия. - А попробуй вспомнить! Давай, присмотрись получше - все же столько времени прошло!

Никодим покачал головой.

- Ну, прошу тебя - покрути мозгами, "куколка"! Вспомни - наш православный лицей в Упинске, я тогда в параллельном классе учился.

Никодим, услышав свое ненавистное прозвище, густо покраснел и вовсе перестал соображать.

- Да Ленька я, Степанов - вспомнил? Дай я тебя обниму-то - столько лет ведь не виделись! - незнакомец обнял Никодима за плечи. - А я вчера вот только узнал, что тебя включили в состав нашей делегации! - сказал Леонид. - Пробежался глазами по твоей объективке и понял, что ты - тот самый Ника-"куколка" из параллельного класса. Это твой владыка так на мое руководство нажал, что в последний момент тебя включили в делегацию вместо планировавшегося Ураева. И слава тебе Господи, - Леонид перекрестился. - А то я уж думал, что эти зануды, - он кивнул на шедших чуть впереди членов делегации, - мне всю поездку испортят. С ними ведь только литургию служить, - он рассмеялся. - Я поэтому даже на это организационное собрание решил не идти.

Никодим тем временем старался все же вспомнить - каким же был этот Ленька Степанов тогда, почти пятнадцать лет тому назад, но память ему не выдавала почему-то никакой информации. Он знал - такое с ним в последнее время бывало - всякую ерунду он запоминал мгновенно, а вот вспомнить что-то из прошлого было для него иногда проблемой.

- Но ты, брат мой, значит, неплохой авторитет имеешь, если самого Ураева, этого горе-теолога нашего, заменил, - не умолкал тем временем его бывший однокашник. - Я его, между нами, девочками, терпеть не могу! Возомнил, понимаешь, себя чуть ли не Святым Августином и во все дырки лезет, будто бы без него мы не знаем, как надо правильно по-христиански жить. Читал его перлы, наверное, или по телевизору видел, как выступает?

- Нет, как-то не приходилось, - ответил Никодим. - Я вообще редко телевизор смотрю - грех там один, да и только.

-Это ты, безусловно, верно подметил - телевидение у нас - воплощение дьявола самого, судя по деньгам, которые там вертятся, - Леонид усмехнулся. - По секрету тебе скажу, что сейчас все эти модники, что постоянно мелькают на телеэкранах да книжки свои тискают, уже у начальства не в почете. Поэтому, вероятно, и Ураева после того, как он увлекся всякими там рок-группами, от поездки-то взяли и отставили. Мол, не зарывайся сильно, - озираясь по сторонам, тихим голосом сказал Леонид, а затем уже громко спросил: -Кстати, ты, конечно, был уже на Святой земле?

Никодим отрицательно покачал головой.

- Да ты что! - удивленно воскликнул Леонид, расширив глаза. - Неужели так ни разу там и не побывал? Тогда считай, что тебе здорово повезло! Не беспокойся - со мной не соскучишься - я такие там погребки знаю! Да, а где ты сейчас служишь - я что-то забыл.

- В Егорьевске,- ответил Никодим.

-В Егорьевске? Скучнейший, я тебе должен сказать, городишко - был я там как-то в прошлом году проездом.

По брезгливому выражению на лице Леонида было понятно, что он явно не завидовал своему приятелю.

- Ничего, может быть, после этой поездки удастся помочь тебе в столицу перебраться. Ты же, я помню, был у нас первым по языкам, не так ли?

Никодим неопределенно пожал плечами.

- Негоже тебе, как барышне, стесняться - надо все в нашем возрасте выставлять напоказ. Как сейчас помню, как ты читал и по-французски, а по-английски я сам у тебя однажды, когда нас англичанка объединила, контрольную списал. Ну, а уж про новогреческий я вообще молчу - ты даже учителя - его Алестакис, кажется, так звали - затыкал за пояс! - Леонид рассмеялся. - Если бы не ты - я бы точно экзамен по языку провалил. Так что считай, я - твой должник.

Никодим смущенно отвернул лицо. Действительно, иностранные языки в гимназии давались ему довольно легко, и он неплохо знал и французский и английский. Вот только с грамматикой новогреческого языка у него всегда были большие проблемы.

- Я ведь здесь, в Патриархии, работаю, в международном отделе. Вот вернусь из Иерусалима и через неделю в Штаты махну, - продолжил Леонид.

В этот момент раздался звонок и Леонид, слегка запутавшись в своей сутане, достал мобильный телефон.

- Лидочка, радость моя, привет! Очень рад тебя слышать! Как дела? Нет, завтра у нас никак не получится - улетаю в Иерусалим. Хорошо - когда прилечу - обязательно созвонимся. Чао, дорогая!

Заметив удивленный взгляд приятеля, Леонид рассмеялся.

- Что так смотришь? Не видел нового мобильника? Последняя модель - с фотоаппаратом и Интернетом! - Леонид повертел мобильным телефоном перед глазами Никодима. Тот сделал недоуменное лицо

-А! Понимаю! Хочешь узнать, кто такая эта Лидия! - он похлопал Никодима по плечу. - Ты как, не женат еще?

Дьакон молча покачал головой.

- И правильно делаешь, что холостякуешь! Во-первых, обет соблюдаешь перед Господом нашим, а во-вторых, женишься - потом хлопот не оберешься! Вот когда немножко остепенишься - тогда и вперед - в петлю! - он рассмеялся. - А с Лидией я тебя обязательно познакомлю. Кстати, у нее есть очень неплохая подружка - тебе понравится! - Леонид снова рассмеялся. - Ладно, мне сейчас надо идти - дела зовут! А мы с тобой еще наговоримся за неделю. Давай, до завтра!

На следующее утро Никодим уже без четверти восемь стоял около автобуса, который должен был отвести делегацию в Шереметьево. Он все ждал, когда подойдет Леонид, но тот так и не появился. Никодим хотел было сначала спросить о нем, но затем передумал - зачем в его положении задавать лишние вопросы. Только странным показалось, что о его приятеле никто даже не вспомнил. Хотя ведь он живет в городе - наверняка сам будет добираться, решил Никодим, когда автобус, наконец, тронулся с места.

Леонид появился, когда уже закончилась регистрация и пассажиры прошли на посадку в самолет.

- Ой! Еле-еле успел! Представляешь - приятель обещал подвезти, но машина не завелась. Пришлось такси ловить.

В самолете они сели рядом. Никодим, признаться, никогда еще не летал самолетом и поэтому чувствовал себя не очень уверенно, а если уж честно говорить, то немного трусил. Закрыв глаза, он читал про себя специально выученную накануне "Молитву перед отправлением в воздушное путешествие".

Взревели турбины, и самолет, набирая скорость, помчался по взлетной полосе аэродрома.

- Ну, что - давай, выпьем за нашу встречу! - произнес Леонид, когда самолет уже набрал высоту и погасло информационное табло.

Никодим, все время пока шел взлет, продолжал сидеть с закрытыми глазами, вцепившись в ручки кресла и творя молитву. Услышав голос Леонида, он открыл глаза и с удивлением увидел, что его приятель уже открыл перед собой раскладной столик и на нем появились два маленьких стаканчика и небольшая пластиковая бутылка "Смирновской".

Леонид взял бутылку и налил по стаканчикам.

- Ну, что, брат мой служивый - помолясь, вздрогнем! - сказал он и, подняв глаза вверх, негромко прочитал молитву. Затем взял стаканчик, приложил его край к нижней губе и натренированным жестом опрокинул содержимое в рот.

- Ох! Хороша, мерзавка! - сказал, звучно выдохнув воздух, он и с недоумением посмотрел на приятеля, так еще и не решившегося последовать его примеру.

- Давай, давай - тебе это сейчас необходимо! Расслабишься и успокоишься! Действует лучше любой молитвы - по опыту знаю. Может, водочку не потребляешь? Ну, ты, брат не прав! Писание нам не запрещает водочку-то! Или только кагорчиком пробавляешься церковным?

Никодим ничего не сказал, прошептал молитву, затем взял стаканчик и залпом осушил его.

- Ну, вот и молодчина! - похвалил его Леонид. - А теперь, закуси вот семгой. Отлично приготовлена - по моему спецзаказу! - Он достал из сумки пластиковую коробку и протянул дьякону.

Они выпили еще по одной, а потом и еще по одной. Никодим почувствовал, как мышцы приятно расслабились и стало легче на душе.

- Знаешь, Ника, я сейчас вообще многое пересмотрел из прежних моих принципов и воззрений на веру нашу. Мне кажется, что мы, православные, все время большое внимание уделяем не главному, а частностям. Это нас и губит. Вспомни историю. Ну, на кой лад, скажи, пылали костры, на которых горели живые люди, осужденные Православной Церковью за всего лишь неправильно сложенные пальцы при совершении крестного знамения. А ведь именно "двуперстием" крестился тот же преподобный Сергий Радонежский. Сотни и тысячи погибли за старые иконы, старые книги с древними чинопоследованиями, - Леонид покачал головой. - Давай теперь помянем наших невинных предков! - Леонид достал из сумки еще одну бутылочку "Смирновской".

- С другой стороны, ведь и боярыня Морозова тоже была не права, - продолжил Леонид, закусив кусочком семги. - Как ты думаешь - стоило ли из-за обрядовой мелочи протестовать и житие свое полагать?

Никодим покачал головой.

- Так ведь, как говорят, черти в деталях и сидят! А тогда еще такое время было смутное, - ответил он.

- Ну, а когда, скажи мне, на Руси время было не смутное? - усмехнулся Леонид. - А ты что не пьешь? - спросил он у Никодима, заметив его полный стаканчик.

Никодим закрыл свой стаканчик ладонью.

- Я - все. Извини, но больше не буду - не могу.

- Ну, смотри - сам знаешь, насильно заставлять - это грех большой, правда? - Леонид рассмеялся. - Ладно, я, пожалуй, немножко вздремну, — сказал Леонид, и уже через пару секунд раздался его оглушительный храп.

Иерусалим встретил их безоблачным небом и ослепительным солнцем, которое рвалось сквозь иллюминаторы самолета.

- Ну, что, кажется, прибыли? - Леонид открыл глаза, широко зевнул и потянулся. - Лаалот, значит, - добавил он и пояснил: - Это у евреев здесь в их языке есть такой специальный глагол, который с древности применяется для обозначения только одного действия - прибытия в Иерусалим. В переводе означает "восходить". Так что будем восходить, брат мой!

Никодим уже в аэропорту, когда их встретил представитель Иерусалимской православной церкви - маленький юркий черноволосый парень лет, стал ожидать того, кто должен был дать ему все инструкции по выполнению задания. Он скользил глазами по рукам всех, кто к ним приближался, ожидая увидеть знак, о котором говорил владыка.

-Ты что такой напряженный? - спросил его Леонид, когда они, наконец, приехали в гостиницу подворья и разместились в небольшом, но уютном номере на двоих.

- Почему напряженный? Просто непривычно все как-то. Я же никогда еще за границу не выезжал. Все здесь не так, как я себе представлял.

-Ну, ты даешь, диакон, - покачал головой Леонид. - Так, ладно -постараемся вырваться с тобой в город погулять. Терпеть не могу ездить вот так - в составе делегаций. Как на привязи сидишь. То ли дело когда один едешь - красота. Оделся в мирскую одежду и - вольная птица. Здесь, между прочим, такие есть аппетитные жидовочки - ну, просто пальчики оближешь! И, знаешь, совсем не дорого берут.

У Никодима от этих слов приятеля даже мурашки по всему телу пробежали. "Не зря, значит, говорят про московских служителей - совсем они в разврате погрязли. Чистые Содом и Гоморра, подумал он.

- Так ведь негоже же грешить! А вдруг откроется, что ты священник? Тогда ведь и неприятности по службе большие могут быть, - не глядя на Леонида, сказал он, перекладывая свои вещи из чемодана в комод.

- И ты, значит, туда же! Да, слушай - говорят, что сейчас только что позвонили из Москвы - Ураев, ну тот, вместо кого тебя засунули в эту делегацию, тоже срочно сюда вылетает. Говорят, что организаторы семинара из Иерусалимской православной церкви такую здесь бучу устроили, когда узнали, что его нет в составе делегации! Он ведь у них тут, оказывается, в большом почете! Кстати, все забываю тебя спросить - а ты тоже по сатанизму, что ли, у нас специализируешься? Греховодников ищешь? - Леонид с усмешкой посмотрел на приятеля.

Сердце Никодима так и екнуло, а кровь прилила к лицу.

Что он мог ответить Леониду? Врать он не умел, а сказать правду не мог. Поэтому он только неопределенно пожал плечами. Его выручило то, что в этот момент в номер заглянул их сопровождающий и сообщил, что обед будет через час, а после обеда можно будет получить материалы завтрашнего заседания семинара.

- Прости, Лень! Я что-то совсем запамятовал - как точно называется наш семинар? - с замирающим сердцем поинтересовался Никодим, когда дверь за сопровождающим закрылась.

Леонид удивленно посмотрел на диакона.

- Ладно, скажи мне без обиняков - тебя что - просто в турпоездку сюда направил твой владыка?

Никодим, еще гуще покраснев, кивнул головой.

-Так бы мне с самого начала и сказал! А то темнишь, темнишь, а мне и невдомек самому у тебя поинтересоваться! - Леонид подошел к приятелю и стукнул его по плечу. - Ничего страшного в этом нет. Тебе только надо быть информированным и держать позу. Я за свою жизнь стольких, как ты, за границу в разных делегациях возил - никогда никаких проблем не было. Надо только слушать и выполнять мои советы.

У Никодима немного отлегло от сердца и он облегченно вздохнул.

-Значит, слушай меня внимательно! Семинар называется так "Православие и современное сектантство" - ну, там про разный сатанизм, теософизм, кандратьевщину и тому подобную чушь будут говорить. Так что, если спросят, можешь смело все это ругать - для того и собрались, - Леонид рассмеялся. - В этом деле ведь наш Ураев, как говорится, собаку съел! Никогда не читал его брошюрки?

Никодим покачал головой.

- И зря - молодежи нравится! А вот старики наши особенно его не жалуют. Могу поспорить - скоро съедят, если будет своевольничать. Он же из "новых" белых. Университет закончил, философский факультет. А знаешь ли ты, братец, что тогда на этот факультет только самый проверенный коммунист мог поступить! А теперь, как говорят по телевизору, давай, догадайся с двух раз - на чем этот наш теоретик православия специализировался? Молодец! Угадал! На научном атеизме, конечно! - Леонид рассмеялся. - Вон взять твоего же владыку. Злые языки ведь у нас утверждают, что он - того, майором КГБ был, перед тем как в монахи по партпутевке уйти! Так что, брат мой, Сатана - он парень хитрый, изнутри дело православное губит, - Леонид как-то нехорошо улыбнулся. - Так что не на стороне надо его искать, а внутри! Ладно, распустил я опять свой язык, прости меня Господи! - серьезно сказал Леонид и перекрестился. - Сегодня после обеда у нас свободное время. Если желаешь - могу тебе все здешние достопримечательности показать, а вечерком развлекательную программу организуем. Кстати, ты кроме своего балахона что-нибудь с собой взял переодеться? Не пойдешь же ты вот так в церковном облачении в бар!

Услышав последнее слово, Никодим даже закашлялся.

- Вот, опять началось! Не бойся - в грех вгонять тебя не буду. Просто пойдем, выпьем хорошего пивка и музыку приятную послушаем. Я, знаешь, с юности джаз люблю. Здесь, недалеко есть одно такое место - "Артель" называется. Там люди приличные собираются, никакого тебе разврата и в помине нет!

Видя, что его предложения проходят мимо цели, Леонид, тяжело вздохнул:

- Ладно, чтобы тебя немного подготовить, начнем с экскурсии по боевым местам боевой славы, как говорит один мой приятель - пройдем по Скорбному пути. Я по нему столько уже людей провел, что с закрытыми глазами могу экскурсоводом быть - вот увидишь. Причем мои сведения, как говорится, из первых рук - без вранья и лапши, что обычным туристам тут вешают.

Пройтись по святым местам Иерусалима было для Никодима неосуществимой мечтой. Еще в училище он прочитал несколько раз "Путеводитель по святым местам с объяснениями и картинками" синодального издания конца девятнадцатого века и не раз мысленно представлял себя, идущим по Виа Долороза, или Скорбному пути.

Никодим знал, что на этом пути, по которому прошел Иисус, неся тяжелый крест распятия от Крепости Антония до Голгофы, в тот далекий, но такой близкий для всех христиан день, происходили различные события и скорбное шествие неоднократно ими прерывалось. Всего, как говорилось в "Путеводителе", отмечено четырнадцать таких остановок, и каждая из них отмечена храмом, часовней или мемориальной доской.

И вот они с Леонидом пришли сюда, на первую остановку, которая носила название "Конвент Бичевания". Здесь когда-то располагалась ставка прокуратора - римский Преторий. В северо-восточном углу Претория в те времена, как указывалось в "Путеводителе", высилась могучая башня Антония, где Понтий Пилат осудил Христа. Но сейчас Никодим с удивлением для себя отметил, от этой башни остались лишь следы фундамента.

"Вот она знаменитая арка, перекинутая через улицу Виа Долороза, - подумал он задрав голову. - Именно отсюда Пилат показал толпе осужденного Христа".

Никодим, чувствуя как мурашки пробежали по его телу, вспомнил слова Святого Писания: "Тогда вышел Иисус в терновом венце и в багрянице. И сказал им Пилат: се Человек! Когда же увидели Его первосвященники и служители, то закричали: распни, распни Его!"

Он посмотрел на Леонида. Того явно не интересовали исторические места, его внимание привлекла симпатичная белокурая девушка, окруженная тремя спутниками и что-то постоянно записывавшая в блокнот. Подойдя поближе, они услышали русскую речь. Леонид сразу оживился. Он быстро подошел вплотную к девушке и, будто обращаясь, к Никодиму, произнес громким важным голосом:

- Чего я, Ника, совсем не терплю, так это исторической неправды. Вот посмотри, Ника! Что эти гиды показывают тут доверчивым простакам-паломникам? Какую-то несчастную стертую ступень мраморного крыльца да двор казармы римской гвардии. И на этом они строят свой рассказ о суде Пилата, который будто бы происходил именно здесь? Но ведь никаких доказательств того, что именно здесь прокуратор Понтий Пилат проводил этот свой суд! Ведь на самом деле было все иначе - я же это хорошо помню! - сказал он, не обращая ни малейшего внимания на недоуменные взгляды Никодима.

- Или вот возьмите еще один пример - эту знаменитую арку, откуда этот прокуратор, как утверждают местные горе-эскурсоводы, базируясь на лжепутеводителях, будто бы, представил собравшимся евреям осужденного Иисуса. Так не было этой арки тогда - точно помню! Археологи же доподлинно установили, что она воздвигнута римлянами почти через сто лет после распятия Христа! - с сарказмом в голосе вещал его приятель.

И надо сказать, что Леонид добился желаемого эффекта - девушка перестала записывать и вместе со своими спутниками с удивлением посмотрела на странного, но, очевидно, знающего человека.

Леонид бросил на девушку лукавый взгляд и представился:

- Ответственный сотрудник московской Патриархии и ваш покорный слуга отец Леонид. Могу, если желаете, и дальше прокомментировать то, что вам тут наговорят неграмотные гиды.

Никодим уже понял, что таким образом его приятель, вероятно, просто пытается завлечь понравившуюся ему девушку. Поэтому, не говоря Леониду ни слова, отстал от него и, быстро затерявшись в толпе туристов, проделал весь дальнейший путь по улице Страстей Господних в одиночку.

Через час-полтора, уже побывав на Голгофе и помолившись там, он в отличном расположении духа направлялся на Подворье и вдруг заметил высокого молодого человека в церковной одежде. Их взгляды на мгновение встретились, и Никодима будто током ударило, а по всему телу прошла дрожь. Дьякон уже испытывал такое и знал, что это могло означать. Он быстро отвел глаза в сторону и ускорил свой шаг.

"А вдруг это тот человек, что должен передать мне "святой гвоздь" - подумал он и, остановившись, повернулся - человека уже не было. Никодим облегченно вздохнул и быстро сотворил молитву за благодеяние божье. Это, кажется, помогло, и вскоре он уже забыл о случайной встрече.

Ни на ужине, ни после Леонид в номере так и не появился. Никодим помолился и лег спать, не дожидаясь его прихода. Ночью во сне ему городилось что-то немыслимое. Проснулся он в полной темноте - только из ванной комнаты доносился шум воды, и видна была полоска электрического света, выбивавшаяся из-под двери.

"Слава тебе, Господи, - Никодим перекрестился, - что все было только нелепым сном". Он знал, что сны бывают разные - одни от Бога, другие от лукавого. Поэтому, если человеку довелось во сне оскверниться чем-либо, связанным с блудным грехом, надо прочесть "Правило от осквернения". Никодим так и поступил. Прочитав молитву, он почувствовал себя гораздо спокойнее. Он щелкнул выключателем настольной лампы и взглянул на часы -было уже без четверти восемь.

Как раз в этот момент дверь из ванной комнаты открылась и оттуда вышел с банным полотенцем на плечах Леонид. Как оказалось, он только недавно вернулся из города.

- Что в такую рань поднялись? Или "дюку" во сне увидели? - Леонид усмехнулся, продолжая вытирать полотенцем волосы. - Кстати, ты так во сне бесновался, что я даже немного испугался и хотел тебя разбудить, но пожалел. А куда ты вчера вдруг запропастился? Я тебя искал, искал. Между прочим, блондиночка оказалась очень даже ничего - в моем вкусе, - он сел на кровать. - Мне бы лет так пятьсот скинуть - я бы тогда еще показал, как нужно веселиться, - он странно рассмеялся. - Ну и что ты такую рань поднялся?

Никодим еще раз взглянул на часы и пожал плечами.

Леонид заметил это и усмехнулся.

- Ты что, до сих пор часы не перевел? Это в Москве сейчас без четверти восемь, а здесь еще шести нет - давай - продолжай наслаждаться! Мне тоже нужно хоть часок другой вздремнуть и расслабиться. Да, не говори, брат - стар я стал уже, стар - пора на пенсию, - Леонид вздохнул и лег набок, завернувшись в одеяло.

Никодим потушил. Но сон уже не шел к нему. Больше всего его сейчас интересовал вопрос - кто все же этот странный человек, Леонид. В голове мелькали смутные догадки. Чтобы отогнать их, диакон вновь закрыл глаза и прочитал молитву. Это, как всегда, помогло. Он еще немного полежал в кровати, затем встал, взял свою одежду и прошел в ванную комнату. Там он оделся и, осторожно ступая по ковру, вышел из номера.

На улице было темно и прохладно. Никодим немного погулял по территории, ступая по упругому зеленому газону, а потом вновь вернулся в здание, сел в пустынном холле на диван. Сегодня предстоял, вероятно, нелегкий день. Идти на семинар ему никак не хотелось - ведь он вряд ли мог сказать там, если его попросят, что-нибудь по теме. Никодим вообще не любил говорить, ему больше нравилось читать наизусть молитвы, что придавало ему силы и отгоняло греховные мысли, которые последнее время так назойливо лезли ему в голову. Вот и сейчас он опять вдруг вспомнил о том молодом человеке, который встретился ему вчера. Чтобы не смущать свой дух, он опять прочитал молитву.

Сколько ему еще ждать того, кто, как говорил владыка, должен принести ему "святой гвоздь"? И почему надо обставлять все это такой тайной?

Когда Никодим вернулся в номер, за окном стало понемногу светать. Леонид уже проснулся и сидел за своим переносным компьютером.

- Что нагулялся? Готов к выступлению перед международной аудиторией?- рассмеялся он.

Никодим пожал плечами.

-Ладно, не боись. Эти теоретики тебе и слова сказать не дадут - сами всех заболтают. Знаешь, я, пожалуй, займусь лучше своими делами, чем дремать на этом семинаре, сказал Леонид.

Никодим ничего не ответил. Честно говоря, ему даже хотелось немного отдохнуть от столь говорливого собеседника.

Леонид оказался прав - семинар шел три часа без перерыва. С основным докладом выступил один из митрополитов Иерусалимской православной церкви, а потом началась общая дискуссия, продолжавшаяся до самого обеда.

- Простите, - услышал Никодим сзади голос, говоривший по-русски с явным акцентом. Он повернул голову и буквально остолбенел от удивления - на кресле прямо за ним сидел тот самый молодой человек, с которым он повстречался вчера во время обеда.

- Вы, кажется, из России? - поинтересовался молодой человек.

- Да, из России, - густо покраснев, ответил Никодим.

- О! Мне очень интересно с вами поговорить! Не можем мы сегодня после обеда встретиться где-то часов в пять. У меня к вам есть несколько вопросов.

У Никодима еще сильнее забилось сердце.

- Конечно, можем, - ответил он.

- Тогда давайте встретимся, скажем, в пять часов.

Никодим согласился. Все время до конца семинара он думал только об одном - кем мог быть этот незнакомец…

Ровно в пять часов Никодим был в назначенном месте. Он переоделся в мирскую одежду и, может быть, от этого чувствовал себя немного увереннее.

Они побродили по центру города, прошлись парком, посидели на скамейке. Как ни странно, но Никодим сразу же перестал волноваться. Алексий - так звали молодого человека — служил на Кипре в православном храме, и его интересовало все, связанное с Россией, в которой он никогда не был. Русский он выучил сам и, хотя немного путался в падежах, но говорил вполне сносно.

Уже стемнело, когда они расстались, договорившись встретиться вновь завтра после заключительного семинара.

Когда Никодим вернулся в гостиницу, его сосед снова сидел за компьютером.

-Так, мой друг - подойди-ка сюда, гулена! - раздался голос Леонида. - Ты меня спрашивал насчет Интернета. Нашел для тебя один очень интересный сайт. Хочешь - сейчас компьютер угадает твои мысли.

Никодим недоверчиво посмотрел на приятеля и подошел поближе к столу.

- Вот, смотри - здесь, - Леонид показал на горевший разноцветными красками экран, - четыре карты. Загадай одну из них. Загадал?

Никодим утвердительно кивнул головой - он действительно загадал семерку пик.

-Теперь включаю сканер - компьютер начинает считывать твои мысли! - Леонид нажал несколько клавиш. На экране появились разноцветные мерцающие полосы, и в глазах Никодима даже от этого зарябило.

-А теперь - смотри! Твоя карта должна исчезнуть!

Никодим взглянул на экран - там опять были изображены четыре карты, но- странно - семерки пик среди них действительно теперь уже не было.

-Ну, как, Фома неверующий, - убедился в могуществе современной техники! - Леонид рассмеялся. - Это тебе, брат, понимаешь, не кадилом махать

- Хочешь попробовать еще один фокус? - и, не дожидаясь ответа, он опять нажал на несколько клавиш.

На экране появилась новое изображение в виде множества концентричных разноцветных кругов.

-Смотри теперь очень внимательно в самую середину! -строгим голосом сказал Леонид. - Сосредоточься как можно сильнее! Еще сильнее! Напрягись, как следует! Так, молодец! Считаю до десяти!

Никодим сосредоточил свой взгляд в центре кругов, и ему показалось, что они начали вращаться все быстрее и быстрее. Он слышал, как Леонид вслух медленно считал:

- Два, три, четыре, пять, шесть …

Это было последнее, что запомнил Никодим, перед тем как провалился в глубокое забытье.

Сколько он так просидел у компьютера, Никодим не помнил. Очнулся он уже в полной темноте, лежа на своей кровати. Он поднял голову, которая у него гудела как после хорошей гулянки, и зажег настольную лампу. Леонида в комнате не было, а его кровать была аккуратно застелена.

Никодим встал, прошел в ванную комнату, умылся холодной водой. И тут заметил, что на полке стоят только его приборы. Он вышел из ванной и включил верхний свет. Что-то показалось ему странным в комнате. Через пару секунд он понял - исчезли все вещи Леонида, будто его вообще никогда в номере не было.

Не понимая, что же все-таки могло случиться, Никодим подошел к встроенному в стену платяному шкафу, открыл дверцу, заглянул внутрь - там весели только его вещи и лежала только его сумка. Совсем уже ничего не понимая, он обессилено опустился на кровать. Куда мог вдруг исчезнуть Леонид? Что произошло за это время? Никодим посмотрел на часы - они показывали полночь. Значит, прошло более двенадцати часов.

Никодим тяжело вздохнул, плюхнулся в кресло и включил телевизор. Передавали последние известия. Из изображений на экране он понял, что что-то произошло в Храме Гроба Господнего. Замелькали кадры, снятые внутри храма. На них было видно заполненное дымом помещение храма, лежавшие на полу окровавленные, взывающие о помощи люди, напряженные лица израильских солдат с автоматами в руках. И тут Никодим вдруг увидел - у него даже екнуло от неожиданности сердце - он увидел … себя. Да, да - именно себя, прижавшегося к стене храма со спокойным сосредоточенным лицом. Корреспондент подошел к этому его двойнику и попытался что-то спросить на английском. Но двойник на экране молчал и только как робот вертел головой. Кадры хроники исчезли, и на экране вновь появился диктор.

Никодим быстро переключил каналы, нашел русскоговорящий. Там тоже шли последние известия. Из них явствовало, что сегодня днем в Храме Гроба Господнего произошел террористический акт - арабский террорист взорвал себя вместе с находившимися в храме людьми. Погибло десять, ранено тридцать пять человек. Пострадали также храмовые постройки, в том числе помещение, где хранились церковные реликвии. В создавшейся неразберихе пропала одна из реликвий - "святой гвоздь".

Услышав последнее, Никодим еще более приуныл. Но зачем и как он попал сегодня днем в этот храм? Он не понимал, что с ним происходит. Не иначе как это - проделки нечистого. Он встал с кровати, рухнул на колени перед образом, который стоял у него на прикроватной тумбочке.

"Тебе, Богу и Творцу моему, в Троице Святей славимому Отцу, и Сыну и Святому Духу, поклоняюся и вручаю душу и тело мое, и молюся: Ты мя благослови, Ты мя помилуй, и от всякаго мирскаго, диавольскаго и телеснаго зла избави. И даждь в мире без греха прейти день сей, в Славу Твою, и во спасение души моея. Аминь", - прочитал вслух Никодим, вложив в молитву весь огонь своей заблудшей души.

Закончив молитву, он постоял еще немного на коленях. Затем уже хотел было подняться, как увидел что-то блестящее около плинтуса. Это была запонка. Когда он поднес ее к свету, то увидел изображенный на ней рисунок - четыре скрещенные стрелы …

На следующее утро Никодим первым делом осторожно поинтересовался о Леониде у руководителя делегации.

- Леонид Степанов, говорите? Так, подождите - его же как раз накануне нашего отъезда положили в больницу - ущемление грыжи, мне сказали. Поэтому он с нами и не поехал.

Никодим извинился и отошел, совершенно сбитый с толку таким ответом.

Всю дорогу в аэропорт и потом в самолете он вспоминал и обдумывал все события последних четырех дней, но так и не пришел ни к какому заключению.

Уже на следующее утро после возвращения в Егорьевск Никодима вызвал к себе владыка. Никодим приготовился к самому худшему - ведь он провалил задание, которое ему дал владыка. Хотя, конечно, тому есть оправдания - ведь никто не ожидал этого террористического акта.

- Ну, герой, проходи, рассказывай - как ты там с басурманами совладал, - услышал он громкий голос владыки, как только вошел в его просторный кабинет.

Никодим опустил голову и не мог выговорить ни слова.

- Дай я тебя, сын мой, обниму и расцелую, - владыка заключил его в свои крепкие объятия и трижды расцеловал.

Тимофей стоял, как ушибленный, ничего не понимая.

- Ладно - я вижу, ты еще с дальней дороги не совсем у нас оправился, - сказал владыка, выпуская Никодима из своих объятий. - У меня для тебя сюрприз приготовлен. Решено перевести тебя в распоряжение международного отдела. Ты, сын мой, говорят, на языки иностранные очень способен. Вот и решено послать тебя в новый православный приход, что открывается на Кипре. Будешь там наших соотечественников на путь божий наставлять. Как - неплохая новость?

Никодим ничего не успел ответить - перед глазами поплыли образа икон, висевших в углу кабинета, и он стал медленно, медленно падать на пушистый ковер …