Однако две причины омрачали счастье Дягилева. Одна - финансовая, а другая - связанная с болезнью Нижинского. Уже накануне гала-представления в Опере у него заболело горло и он не смог танцевать на частном вечере, который давали на следующий день.

Этот soiree artistique inoubliable¹, как его определила "Комедья", состоялся в доме месье и мадам Эфрюсси на авеню дю Буа. В садах с густыми зарослями деревьев, освещенных электричеством, русские танцоры исполнили характерный танец из "Пира", Смирнов спел арию тенором из последнего акта "Тоски", "La nuit de mai"² Римского-Корсакова и несколько русских народных песен; для "Сильфид" здесь была совершенная декорация. Дягилев устроил все таким образом, что Нижинскому должны были заплатить 1000 франков за вечер, а Карсавиной 500. Как мы знаем, Нижинский не мог выступить, и Астрюк, всегда испытывавший симпатию к Карсавиной, сообщил ей по секрету, что она имеет в лице мадам де Эфрюсси самую "ревностную поклонницу" и хозяйка хочет, чтобы и она получила 1000 франков, что было для нее тогда огромной суммой. Восхищение мадам Эфрюсси Карсавиной не имело границ, и балерина нашла свой туалетный столик украшенным белыми розами. Дягилев попросил своего друга Боткина осмотреть Нижинского, и тот поставил диагноз - брюшной тиф, возможно, из-за питья воды из-под крана. Управляющий отелем опасался инфекции, так что Дягилев снял небольшую меблированную квартиру и стал ухаживать за больным. Именно в этой квартире Дягилев предложил Нижинскому жить вместе, и танцор согласился.

Светлов заехал в Шатле присмотреть за отъездом труппы.

"Огромная сцена выглядела темной и мрачной. Несколько рабочих в синих блузах упаковывали декорации. В глубине сцены режиссер (Григорьев. - Р. Б.) выплачивал артистам последнее жалованье. Критик Кальвокоресси, который внес такой большой вклад в успех русского балета и так много помогал танцорам³, а к концу шестинедельного сезона даже ухитрялся, совершая героическое усилие, объясняться по-русски, теперь горестно метался по сцене. Он был явно огорчен. Со всех сторон его окликали женские голоса: "месье Кальво" или просто "Кальво"...

Наслаждаясь ослепительным солнечным светом парижских шумных приветствий и любовью к Нижинскому, Дягилев целый месяц был словно зачарован, ему все казалось возможным, и он не позволял денежным проблемам отравить свое счастье. Но уже 15 июня из уст Астрюка прозвучала предостерегающая нота. Он написал Дягилеву, что на сегодняшний день они имеют 405 000 франков, а к концу сезона могут рассчитывать на 500 000 или 510 000, в то время как общая сумма расходов составила 600 000. Свободный от финансовой ответственности, Астрюк испытывал моральный долг, как спонсор Дягилева в Париже, и интересовался, как будут оплачены счета. Натиск кредиторов чуть не сорвал гала-представление в Опере. Ситуацию снова спас кредит Астрюка. Группа радовалась восторженному приему публики, и никто, даже Нижинский или Григорьев, не имели ни малейшего представления о том дефиците, который на следующий день обрушится на Дягилева⁴.

20 июня Дягилев предоставил Астрюку полный список огромных долгов, и истинное положение наконец прояснилось - необходимо было изыскать 86 000 франков. Один из поручителей, который не был обязан предоставлять денег, поскольку средние сборы за представление превысили 25 000 франков, тем не менее щедро внес 10 000 франков, но кредиторы Дягилева стали обращаться к Астрюку. Последний не стал медлить и завладел единственным имуществом Дягилева - декорациями и костюмами Русского сезона.

Под них он получил заем в 20 000 франков от Сосьете де Монако, с условием, что декорации перейдут к казино, если им не заплатят к определенному сроку. В то же самое время он выполнял официальное наложение ареста на имущество Дягилева в "Отель де Оланд". Драпировщик Бельсак уже предпринял подобный шаг в своих интересах. Дягилев задолжал отелю несколько тысяч франков. Астрюк приступил к процессу объявления Дягилева банкротом в Tribunal de Commerce de la Seine⁵. Наконец, Дягилев подписал документ, где брал на себя обязательство возвратить Астрюку 15 000 франков 7 октября.

Павлова осталась в Париже, чтобы выступить еще в одном гала-представлении в Опере, для участия в котором приехала из России и Кшесинская. Карсавина подписала контракт на выступления в лондонском мюзик-холле "Колизей". Ее агент Маринел-ли просил ее попытаться привезти с собой Нижинского, но тот ответил, что получил уже "тысячи" предложений и от всех отказался. Карсавина и сама получила множество предложений, в том числе из Австралии и Соединенных Штатов - она предпочла Англию из любви к Диккенсу и таким образом стала первой из русских звезд, засиявших в Лондоне, за год до Павловой, Мордкина, Кякшт⁶, Больма и Преображенской и за два года до Фокина и Нижинского. Розай и другие шуты из "Армиды" также заключили контракт с Лондоном. Бену а, хотя с трудом мог это себе позволить, привез с собой жену из России, чтобы разделить с ней волнения сезона, теперь они вернулись домой. "Я бродил по паркам Петергофа и Ораниенбаума, - писал он, - и мне казалось, что сквозь шорох сосен доносятся мелодии "Половецкого стана" или "Колдовства Армиды", а мои рассказы о том, как половецкие девушки во главе с Софьей Федоровой ураганом пронеслись по сцене, и о неистовых прыжках Больма произвели такое впечатление на моих детей, что они попытались воспроизвести все это, и небезуспешно".

Дягилев с Нижинским уехали в Карлсбад, а так как всегда приятно во время медового месяца иметь рядом кого-то третьего, какого-нибудь старого друга, Дягилев взял с собой Бакста. Возможно, он опасался, что ему наскучит уединение с новым возлюбленным. Их отель, "Вилла Шюффлер", стоял на холме среди соснового леса рядом с русской церковью. Вацлав еще не поправился: он не работал, но ему постоянно делали массаж. Они гуляли по лесу, и Вацлав вспомнил о минеральных нарзановых источниках на Кавказе, которые он видел во время своих путешествий еще в детстве.

После двух недель изолированной от мира жизни друзья на время расстались. У Дягилева были дела в Париже, так что Бакст сопровождал Вацлава в Венецию, где через несколько дней к ним должен был присоединиться Дягилев. Вацлаву очень понравилось путешествие на поезде по Тиролю и через Альпы, он словно приклеился к окну купе, целый день любуясь горным пейзажем.