В Москве сыграли новую пьесу Михаила Волохова "И в Париж" 
 

Сцена из спектакля ''И в Париж...''. Режиссер Михаил Салов. В ролях Михаил Салов и Дмитрий Петухов

Когда принц Гамлет сказал, что вся Дания - это тюрьма, он не мог не задеть чувства нашей национальной гордости. И - что обидно - продолжает задевать ежевечерне на различных театральных подмостках мира. И это вам не кот начихал. Тут кроется вопрос, который хочется поднять на принципиальную высоту. Тут каждый должен определиться: он с Гамлетом или с Россией? Он с Поповым или с Маркони? Он с англичанином Уаттом или с нашими братьями Черепановыми?

И зря, что ли, мотали свои срока Радищев, Чернышевский, Достоевский, Ленин, Сталин, Королев, Солженицын (всех и не перечислишь), зря, что ли, отправлялись в ссылку наши первые поэты Пушкин и Бродский, чтобы какой-то принц датский смел оспаривать тюремный приоритет России?!

Замучаетесь пыль глотать, господин Гамлет, как наверняка бы сказал наш президент, склонный - и, надо полагать, не случайно - выражаться на блатной фене.

Ну а теперь отвлечемся немного от президента и поговорим о куда более скромной, но от этого не менее занимательной фигуре драматурга Михаила Волохова и о его новой пьесе "И в Париж", поставленной Михаилом Саловым и сыгранной им вместе с Дмитрием Петуховым.

Кто, как вы думаете, главные и практически единственные герои спектакля? Угадайте с трех раз. Правильно, зэки. Пожалуйста - приз в студию.

Кто-то, наверное, скажет: "Ну что ж, зэки, так зэки... Такова прихоть художника, его выбор, продиктованный, так сказать, капризом воображения".

А я отвечу: никакая не прихоть и никакой не каприз, а сознательный акт большого гражданского значения. Наш ответ Гамлету! Шпилька в мягкое место господину, понимаете ли, Шекспиру.

Сюжет пьесы строится вокруг того, что двое заключенных, двое русских гамлетов, бегут в Париж на крыше товарного вагона. Ну а раз они - гамлеты, то они и философствуют. Причем философствуют на главном языке этой науки наук - на языке поэзии, густо сдобренном отборнейшим матом, что тоже вполне в духе времени: сегодня так особенно сильны распирающие душу чувства, так загадочно темны обступившие нас реалии, что просто слов не хватает.

Бегство в Париж - тоже исконно русская идея. Куда бы мы ни бежали - с опостылевших школьных уроков или от набившей оскомину жены, - так или иначе это оказывается Парижем - убогим Парижем московских казино, галюциногенным Парижем наркоманов или туристическим раем накопившего деньжат на недельную поездку в столицу мира среднестатистического российского буржуя.

Но Париж потому и остается Парижем, что он по сути своей недостижим. Иначе какой же это Париж?

И тюрьма не тюрьма, если из нее можно убежать. И дело совсем не в крепких решетках и неусыпной охране, а в том, что мы возим ее с собой повсюду, куда бы мы ни направились, как улитка свой домик.

И пускай двери ее сегодня на какой-то условный исторический срок чуть приоткрыты, большинство нашего народа даже не помышляет о побеге, здраво рассуждая, что зачем и бежать, если все равно обратно возвращаться.

И пушкинское "давно усталый раб, замыслил я побег" - просто фигура речи.

И все наши разговоры, в том числе слова, - туфта.

Пора заканчивать заметку. В тюрьме уже в очередной раз макароны дают.

Хорошо сидим.

А народ в зрительном зале смеется так, что падают люстры.

Привет господину Ходорковскому!