Фото с сайта Ярослава Могутина - SlavaMogutin.Com

Много лет тому назад, будучи совершенно неискушенным отроком, я, просматривая свою утреннюю корреспонденцию, наткнулся на нашумевшие "Грязные Концы" в "Новом Взгляде". Признаться, мои познания в половой сфере были на тот момент весьма скудны: я просто весьма поверхностно понял, о чем конкретно была эта статья. Не сумев вникнув в суть, я, тем не менее, был немало впечатлен прочитанным. Для вашего покорного слуги образца того самого года из проштудированного вдоль и поперек опуса явствовало лишь что:

a). голые мальчики - это sexy,
b). когда мальчик пялит мальчика - это стремно, стремно потому, что преследуется,
c). разродившийся таким hardcore материалом - человек непременно крайне развращенный и потасканный типчик.
Такие дивные тезисы не замедлили отложиться у меня в голове.

Все необъятное и непонятное для меня тогдашнего, из того, о чем столь живо повествовал и рассуждал Могутин в "Новом Взгляде", отложилось в головке. Именно с опубликованной в качестве иллюстрации к написанному фоткой и связан мой первый осознанный стояк на голого мужика. Конечно, у меня стояло на мужчин и до этого: меня крайне заводил фильм "Михайло Ломоносов". Там так классно пороли мальчика! Так упорно, так размеренно-методично наносились удары розгой - как щас помню! Меня жутко заводили записьки Дяди Гиляя, где он рассказывает о месте, которого "не миновал ни один москвич" - о банях. Все это было очень заводно, но с могутинской статьей была совершенно иная история. Он говорил о барьерах, о запретах. В написанных им строках звучал призыв к action. Во всех смыслах этого слова: к action в смысле страстного ейтья, и к action в смысле акции протеста. Резко осуждающие отклики на "Грязные Концы" со стороны окружавших меня взрослых, не прознавших-таки о том, насколько проникновенным явилось для меня прочитанное, лишь подогрели мой живейший интерес как к обсуждавшимся в публикации проблемам, так и к прекрасному юноше, запечатленному в костюме Адама для удовольствия почтеннейшей публики.

Шли годы, жизнь вносила свои коррективы. В тщетных попытках подавить естественные желания, мой интерес к нашумевшему, как его тогда именовали, "грязному пасквилянту Ярику" несколько поубавился. Поубавился, чтобы вновь появится и возрасти. Неожиданно, ко мне в руки попадает альманах "Риск 3". И, вот, долгожданная встреча: я запоем читаю отрывки из произведений Ярослава, все более склоняясь видеть Могутина "дитем порока". Помню, меня привлекла необычайно яркая фекальная физиологичность Славы. Он так колоритно рассуждал об отталкивающем действии пердежа, о всей этой вони, обо всем этом говне, что казался мне эдаким первооткрывателем, не только по-новому открывшем секс через жопу, но и впервые предавшим огласке заскорузлые трюизмы.

И, вот, Ярослав снова в Москве. Я звоню, договариваюсь о встрече в галерее "Рижина". Он опаздывает на пол часа, соизволив-таки позвонить и извинится за задержку. Знаешь, никогда не известно, к чему приведут сказанные кем-то слова: СуперМогутина дернуло проговорится в интервью Эду Мишину о своем необычайном пристрастии к естественным мускусным духанам мужского тела. Я не мог остаться в стороне: мне захотелось сделать Ярославу приятное. Я твердо вознамерился залезть к нему в койку. Будучи изрядно наслышан о его крутизне, я готов был ко всему: к тому, что он меня безапелляционно осадит, к тому, что он просто унизит меня и рассмеется мене в лицо. Меня мало волновала его реакция. Даже если он насрал бы мне в горло, я не обиделся бы на него. Единственное, чего я жаждал - это его тела. В конце концов, вне зависимости от внешних проявлений, реакция Ярослава на такие мои притязания не могла быть отрицательной по определению: зная, на что я способен в постели, я твердо, во всех отношениях твердо, был в этом уверен.

Итак, я не мог не доставить удовольствия кумиру детства и совершил абсолютно отчаянный поступок. Немало исхитрившись, я сподобился-таки найти в магазине детскую присыпку без отдушек и с колоссальным трудом раздобыть чистейший медицинский спирт. Чудодейственным самопальным снадобьем, приготовленным из этих двух средств, я обильно сдобрил обе подмышки. Оттянув резинку трусиков и пристроив их содержимое посимметричнее, я расположил свою гейрушную визитку на густой поросли собственного лобка, и резко отпустил резинку. Стараясь не слишком сильно вилять задом чтобы не помять этот магический клочок бумаги со своим домашним номером, я быстрым шагом направился к галерее.

Достигнув искомого этажа, ваша покорная служанка очутилась в престранного вида маленьком зале с беленькими стенами. Два монитора с колонками демонстрировали индустриально-какафонический сольный перфоманс Славы. Обойдя за пол минуты эту камерную выставку, я съежился, представив, как жесток и ужасен в жизни должен быть запечатленный на всех этих снимках громадного роста человек с неумолимым лицом. Я думал, у меня выпадет прямая кишка, пока я дождусь этого великого и ужасного. И, вот: я зазывно поднимаюсь с этого кошмарного стула, увидев в дверном проеме милейшего молодчика самого невинного вида. На этом русоволосом пучеглазом очаровашке роста чуть ниже моего были какие-то простенькие casual шмоточки denim, гриндера и темненький топик. О Боги! Спешите ко мне для подмоги! Он сошел с неба! Я сошла с ума! Когда видишь такого славного сладкого кукленка, тебе кажется, что в его розовенькую попочку не влезет даже стержень от ручки, а гадит он исключительно жидко, что у него вместо яиц - протезы, а вместо члена - трубка для отвода мочи. Ну хоть ты тресни - невозможно представит этого удивительно красивого крепкого и хрупкого одновременно статного молодого мужчину снимающимся в порно да и просто ебущимся. Мы обмениваемся парой реплик, и Славик начинает атаковать телефон.

Я сижу, широко раздвинув ноги напротив него. Нас разделяет деревянный столик. Вот стервоза! Даже не смотрит на меня! Уткнулся, понимаешь в свой блокнот. На любезное предложение продолжить встречу в одной из близлежащих загибаловок я прореагировал как на многообещающее начало многообещающего вечера. Вот, он встает и у меня встает. Мы спускаемся пешком по лестнице. Он мажет губы вазелином прямо на ходу. Господи, как я хочу увидеть этот очаровательный затылок между своих ног!

Уселись. Я жалуюсь на overdraft по карточке. Он выражает готовность меня угостить. Как я и ожидал, он начал поносить русскую еду. Как я его понимаю! Мы вдоволь покуражились тогда над советским общепитом. Это хорошо, что он завел разговор о еде. Когда еда переварится, часть ее превратится в говно. Если он решит меня трахнуть в попу, ему будет явно небезразлично, в какое именно говно превратиться эта еда. Он угощает меня пивом. Может, это намек на золотой дождь пятьсот восемьдесят пятой пробы, который, ливанет в его пасть этой ночью? Я кратко разъясняю Ярославу цель своего визита. Он начинает жаловаться на нехватку времени и вообще начинает меня всячески обламывать. Глупенькая... Она не знала, с кем связалась. Он смотрел на меня своими огромными голубыми глазами так чисто, так по-детски, что мне хотелось опуститься перед ним на колени и попросить у него прощение за все, чем я его еще не обидел. Мне хотелось разрыдаться из за того, как плохо мне становилось при одной лишь мысли о том, что то, через что Слава вынужден был пройти, может повториться. Я начинаю говорить ему о том, как много для меня значит, то, что он так удачно-опрометчиво дерзнул сделать несколько лет тому назад, о том, что он - кумир моего детства. Он смеется, опустив глаза. Какой же он лапочка! Он так тихо говорит... Увы, я знал, отчего это могло быть так. Многие люди, регулярно употребляющие наркотики, буквально шепчут нараспев. Вот, он делится со мной своими московскими достижениями. Казалось, это должно было меня порадовать: я ведь так всегда болела за него. Господи, я так счастлив, что он уже чего-то достиг, что может себе многое позволить... но, неужели свобода - цена его достижениям? Зачем, зачем он добровольно опутал себя узами рабского служения смертоносному зелью? Жертва... Ярик все время так яростно кричал, что он, мол, не жертва, что наводило меня на вполне определенные мысли. Вот, он предлагает мне сделать о нем авторский материал вместо интервью. Он явно не ущемлен, не пытаясь болезненно-упорно все контролировать. Он так доверчив: рассказывает все так подробно. Неужели не боится, что я, скажем, маньяк? Сколько мужества надо иметь, чтобы так доверять каждому встречном поперечному, познав нечеловеческую жестокость и лукавство звериного обычая? Жертва на такое явно не способна!

Постепенно, я начинаю скидывать эту кошмарную маску басящего тинэйджера с угловатыми движениями. Я более эмоционально жестикулирую, говорю громче. "Какой Вы экзальтированный тип!" - я никогда не забуду, каким голосом и с каким лицом он это сказал. Наша беседа постепенно начинает перерастать из банальных расспросов с моей стороны и тупого мычания с набитым ртом с его, во что-то более адекватное. Все говорит, говорит. В каждом слове - вызов, в каждой фразе - протест. При упоминании мною Madonna, он не преминул съязвить "А кто это такая?" Какой непослушный мальчишка. Он совершенно не уважает старших! Такого просто необходимо проучить хорошей розгой. Не знаю, я пока так и не выпорол Могутина, но, думаю, он даже не кричал бы. Не то, чтобы он стоически перенес подобную экзекуцию: просто, я думаю, он чисто физически не может возвысить голоса - все эта белая муть. Устав сидеть прямо, Слава немного ссутулился. Это - повод переместиться на диван, поближе к нему и начат разминать ему загривок. Прямо, здесь, при всех. Я сажусь рядом с ним, но даже не могу из себя выдавить это свое такое привычное "Ооо, я вижу твоя спина совсем устала! Тебе необходим срочный массаж! Сейчас я тебе помогу!". Я не могу сказать ему этого. Не потому, что он подавляет меня своей непоколебимостью, своей неприступностью. Могутин слишком чист, чтобы я сказал ему это вот так, здесь.

Неожиданно, за наш столик подсаживается милейшего вида седовласый господин из газеты "Завтра". Они беседуют со Славой, как старые друзья. Завтрачный господин радостно сообщает о той поддержке, которую обещают Ярославу их общие коллеги в России. Боже, он тщеСлавиться, как ребенок, которого представляют на детском утреннике! Наш герой платит по счету, и мы уже втроем возвращаемся в галерею. Вот, появляется директор "Рижины" и господин Кулик. Они, встав несколько поодаль, невозмутимо начинают о чем-то беседовать. Как же Ярику не стыдно! Он меня никому не представил! Он что, стыдиться меня или это проявления совковой неотесанности? Может быть, он думает, что они все слишком хороши для меня? Вот козел! Но я хочу этого козла! Я хочу, чтобы он залез своим рогом ко мне в норку! Браво, наконец-то все свалили. Хорошо, что я знаю, где в "Рижине" туалет: там я его могу классно отминетить!

Мне надоело юлить - я спрашиваю прямо: "Слава, а какие у Вас планы на этот вечер?" Бедняжка заливается краской: "Я...я...очень устал. Я никуда не смогу пойти отдохнуть". "Да, господин Могутин, моя визитка...", - этими словами я полез к себе штанишки. Бедный СуперМогутин...он так покраснел! Прямо как рак. Поручкавшись со знаменитым соотечественником, я сделал попытку чмокнуть кумира детства. Бесполезно...

Я увидел боязнь в его глазах. Чего он боится, кого он боится... Уж не СуперМогутина ли, которого собственноматочно и породил в своих angel dust'овских бредовых грезах? Страшиться - извечное амплуа жертвы. Жертва? Нет, он не жертва. Христос принес Себя в жертву, приняв за нас крестную смерть. Он воскрес, и победил смерть. Жертва всегда побеждает. Что же, выходит, Ярослав проиграл? Нет! Он так молод: он только начал. Он еще не кончил!