Я невольно вздрогнул, стряхивая с себя оцепенение. Вот уж не ожидал, что кто-то окликнет меня в церкви на окраине захолустного городишки! Потом обернулся. Рядом стоял парень в камуфляжной форме и мял в руках голубой беретик. Щеточка коротких волос надо лбом. И умоляющие оленьи глаза.

"Красивый", - совсем некстати подумал я, а вслух спросил. - За кого?

- За себя. Нас ведь послезавтра отправляют... Уж и заявление подписал.

- Понятно, - кивнул я. - Решил побыть богом войны, а смелости не хватает?

- Да не по себе как-то, - нехотя признался он. - Мне почему-то кажется, что обратно не вернусь.

- А чего ж заявление подписывал? - не понял я.

- Можно подумать, меня кто-то спрашивал... - криво усмехнулся солдат.

Щемящее чувство жалости заставило меня болезненно поморщиться.

- Ну так куда свечку-то ставить? - поторопил меня он.

- За себя нельзя. Давай, я за тебя поставлю. Как зовут-то?

- Иваном.

- Значит, Иоанну-воину надо.

- Спасибо...

Я отнял у него свечку, поставил в подсвечник у иконы святого и перекрестился.

- Поцеловать бы надо, - нежданно подал голос солдатик.

- Что? - изумился я.

- Поцеловать бы надо, - насмешливо повторил Иван.

- Кого?

- Да икону же, - улыбнулся он. - Так положено, по-моему...

Я горестно вздохнул:

- Ну, правильно, поучи еще меня жить...

- А что надо делать по-вашему?

- По-моему, теперь самое время позаботиться о будущем герое, - слукавил я. - Ты есть хочешь?

- Тут недалеко дешевая пельменная есть... - смутился Иван.

- Зачем? - вскинул я брови. - Мы с тобой пойдем в дорогую пельменную.

В кафе я заказал довольно шикарно. Как раз настолько, чтобы солдатик почувствовал мое особое к нему расположение. Правда, на деле еда оказалась довольно бесхитростной.

- Давай, это все тебе, - сказал я, заботливо пододвигая горшочек с запеченными пельменями.

- Ни фига себе, это ж куча денег! - возмутился Иван, но все же решительно взялся за ложку.

- Может, выпьешь водки?

Иван немного помялся:

- Ну если только совсем немножко...

Я коварно наполнил его рюмку до краев:

- Гуляй напоследок, солдатик!

- А вы...

- Я не голоден.

- Да нет, вы кто?

- Да сам не знаю, - задумался я. - Вроде как писатель.

- Вот это да! - обрадовался Иван. - Первый раз ем с живым писателем. Детективы пишете?

- Нет, - вздохнул я.

- Значит, фантаст, - полуутвердительно выдал Иван.

- Фантасты пишут про будущее, а я - про настоящее...

- Тогда кто?

- Нет, честно не знаю, - соврал я. - Стараюсь писать правду, но не слишком-то получается.

- Почему? - недоумевал Иван, продолжая задорно жевать.

- Всегда хочется уйти от безысходности, приукрасить, что ли, - размыслил я. - О чудесах мечтаю... Наверно, я сказочник.

- Или волшебник, - поддержал он. - Вот вы свечку за меня поставили, кормите от пуза. А за что?

Я поглядел прямо в его оленьи глаза:

- Просто ты мне очень, очень симпатичен.

Он смутился и отвел взгляд, повернув ко мне пунцовую щеку с трогательным бугорком недожеванного пельменя.

Меня это отрезвило. Чего я хочу от этого, в сущности, мальчишки? Плету языком кружева, а на самом деле - сети...

- Вот что, - поспешно сказал я, - мне надо торопиться, и так уже на последнюю электричку опоздал.

Иван обратил ко мне обескураженный взгляд.

- Вот деньги, тебе хватит, чтобы расплатиться, - я шлепнул по столу двумя смятыми сторублевками.

- Нет, останься, - робко взмолился Иван и пояснил: - Все равно до утра торопиться уже некуда.

Может, просящая интонация, или то, что он впервые назвал меня на "ты", заставили мое сердце вздрогнуть и сдаться.

- Ладно, - смилостивится я. - Давай доедай и пойдем погуляем.

По небу ползли косматые облака, ветер раскачивал фонари на набережной. От реки тянуло сыростью и подгнившим деревом. Но вечерний воздух был тепел и медово тягуч, каким он и должен быть в захолустном городишке. Мы шли молча, думая каждый о своем. Однако, я нет-нет, да косил украдкой на иванов профиль, успевая при этом перехватить и его тающий взгляд.

Мы проходили мимо старинного особняка с арочным входом. Там царила не то реконструкция, не то разруха - треснувшие стены и пустые окна.

- Погоди, - попросил Иван. - Мне надо, а то пузырь лопнет.

Он пошел прямо в дом, ловко лавируя между кучек строительного мусора. Я жадно пожирал глазами его спину, но Иван даже не обернулся, будто знал, что я немедленно последую за ним.

То и дело проваливаясь в какие-то ямы, спотыкаясь о колдобины и придушенно матерясь, мне наконец-то удалось добраться до старинных развалин. Внутри дом был похож на лунный кратер: полуразрушенные стены, космическая чернота неба над головой и - полнейшая пустота.

- Иван! - тихо позвал я.

Никто не откликнулся, зато я различил его ладную фигурку в одном из дверных проемов. Он стоял ко мне спиной и нарочито старательно обдирал со стены берестяную бахрому старых обоев. Казалось, эта никчемная работа полностью захватила его, начисто отключив от внешнего мира.

Я тихонько, будто боялся спугнуть редкую птицу, подкрался к нему сзади и деликатно обнял за плечи. Иван легко вздрогнул, но не отстранился. Это прибавило мне решительности. Я резко развернул его к себе и потянулся губами к зыбкому овалу лица, ища ивановы губы. И наши языки соприкоснулись, плетя кружевную пену.

Я все теснее прижимался к нему, не обращая внимания на колющую боль в груди - в меня там впивался какой-то остроугольный значок.

"Черт! - подумалось мне. - Вот уж угораздило влюбиться в отличника боевой подготовки!"

Наконец, Иван с трудом оторвал от меня свои горячие губы и испытующе глянул прямо в глаза. Половина его лица была светла, другая - терялась в тени моей головы, отчего в этот момент он напоминал не то грустного Арлекина, не то угасающий месяц.

"Еще не поздно повернуть назад", - прочел я в этой двойственности.

И уж совсем было хотел пощадить бедного солдатика, но Иван прямо и грубо спросил:

- Ты хочешь?

Мне не хотелось покупать его любовь вот так, как в голодный год, за миску пельменей.

- Нет, - помотал я головой. - Лучше уж сохраню тебе невинность. Хотя бы в этот раз...

- А если я и вправду погибну?

- Тогда ты будешь самым красивым ангелом на всем небе, - неуклюже отшутился я, взъерошив ему волосы на макушке. - А если честно, то ты не погибнешь. Я так чувствую. Поверь моему опыту.

Иван иронично усмехнулся:

- Погибшие солдаты маршируют прямо в Рай, так что за мою судьбу после смерти можешь не волноваться.

И вдруг сильный порыв ветра ворвался в старый дом и закружил в воздухе летнюю пыль.

- Гроза будет, - прошептал Иван, прижимаясь ко мне горячей щекой.

А я уже дрожащими руками мял на нем камуфляжную форму, стараясь быстрее добраться до молодого тела, которое и само рвалось наружу.

Мои руки скользнули по его бедрам, ощутив дрожь юношеской плоти. А потом Иван вдруг сам развернулся ко мне спиной. Упругие ягодицы вжались в мои бедра...

И в тот же миг заворчало угрюмое небо. Мне показалось, что облака над нами разомкнулись, как губы самого Бога. И в моих глазах заплясали осколки молний.

А следом крупные дождевые капли защелкали по спине Ивана, расплываясь на камуфляжной ткани черными кляксами, словно от метких попаданий снайпера...

Потом он спросил:

- Тебе было хорошо со мной?

- Не задавай глупых вопросов.

- Ну тогда я пойду? А то уже поздно.

- Давай.

Он деликатно высвободился из моих объятий.

- Нет, постой!

- Ну, что еще?

Я лихорадочно похлопал по карманам и протянул ему свою намокшую визитку.

- Вот, здесь все телефоны, адрес, - предупредил я. - Только обещай мне, что обязательно позвонишь или напишешь.

- Хорошо. Нет, правда, обещаю!

Я отвернулся к стене, чтобы не видеть, как он уходит.

- А ты и впрямь - сказочник! - залихватски крикнул Иван мне в спину. - Все, все наврал!

Он не позвонил и не написал. Ни тогда, ни потом.

Надсадная тоска снова позвала меня в те края ровно через месяц. Я опять гулял по городу, старательно отводя взгляд от юных десантников. Они мне были не нужны. Я точно знал, зачем приехал сюда. И зачем зашел в ту же церковь.

Я упрямо поставил свечку за здравие, хоть и сам понимал, что Иван был прав. Я на самом деле - сказочник, просто сказочник, который всегда ждет счастливого финала. Даже когда на него нет никакой надежды. Свечка затрещала и погасла, но я вновь зажег ее и, закрыв ладонями от порывов сквозняка, дождался, пока разгорится.

"Поцеловать бы надо", - вспомнил я, и будто песчинка, занесенная ветром, кольнула глаз.

В церкви по случаю праздника было слишком много народа, а мне вовсе не хотелось плакать при посторонних. Я быстро перекрестился на образ Иоанна-воина и вышел прочь.

На набережной было ветрено. Над рекой клубились тучи. И так же отчаянно раскачивались фонари.

Больше всего на свете я боялся, что дом тот снесли, или он сам развалился от дряхлости, и ничего больше не осталось от нашей встречи. Но дом выстоял и все так же пугал случайных прохожих пустотой и теменью. Но я-то не был случайным прохожим. Дом принял меня внутрь так ласково и незаметно, будто только и ждал моего возвращения. Те же треснувшие стены с пустыми глазницами окон. Те же обрывки обоев.

Я подошел к знакомой стене и осторожно потянул за бумажный край. Тот легко поддался и с тихим шелестом облетел на землю.

И меня снова захлестнуло через край вселенской любовью и тоской так, что я закричал в грозовое небо, что было сил:

- Ива-а-ан! Ива-а-ан!

- А-а-а! - шарахнуло в ответ эхо.

И тут небо с грохотом раскололось пополам. Затрепыхали крылами потревоженные ангелы. И в лицо мне ударили свинцовые пули дождя. А в разрыве облаков блеснула одинокая звезда и сорвалась вниз, словно непрошенная слеза одинокого Сказочника.