В начало
> Публикации
> Проза
Константин Кропоткин
Мальчик-праздник
Автор романа "Содом и умора" рассказывает еще одну новогоднюю историю...
|
Фото Libby Chapman, iStock International Inc.
|
Марк лежал на кровати, распластавшись пятиконечной звездой. Рядом с ним лежал пестрый журнал. Наверняка, "Квир". Марк собрался стать его украшением, потому что он "красивее, чем все эти чучелы". "Я самая красивая чучела", - так он вчера сказал. "За это надо выпить", - предложил Кирыч, уже сильно нетрезвый. Я тоже что-то предложил, но уже не помню что. Потом было весело, потом совсем смешно, а потом все в одночасье закончилось, будто кто-то выключил свет.
Но сейчас в окошко уже било зимнее солнце. Оно было даже слишком ярким в комнате Марка, который штор не любит, а жалюзи закрывать ленится.
- Ты ничего не видишь? - спросил Марк, подняв лохматую голову.
- Я вижу, как один дядя вставать не хочет. Валяется свинья свиньей. А на дворе полдень, - сообщил я, - Первый новогодний день.
На кухне звякали кастрюльки и плошки. Кирыч готовил праздничный завтрак.
- Что я тебе говорил? - сказал Марк, садясь на кровати.
- Ты мне что-нибудь говорил? - удивился я, - Пока я слышу невнятное бурчание по непонятному поводу. Не с той ноги встал?
- Он и не вставал еще, - в комнате появился Кирыч. На его футболке красовались разноцветные пятна.
- Скажи ему, что у нас сегодня на завтрак, - предложил я, - Может, хоть это его поднимет.
- Сегодня на завтрак…, - начал Кирыч.
Он лучился довольством.
Нет, лучше сказать - он им сочился. Только Кирыч умеет, говоря о еде, выглядеть, как блин в масле, и при этом вроде бы ни чего на физиономии не менять. Он никогда не был обжорой, он был гурманом, что, разумеется, не одно и то же. Впрочем, я, возможно, специально ищу Кирычу оправдания, потому что ничего не могу поделать ни с ним, ни с его животом, ни с нашим неудержимым желанием по большим праздникам кушать плотно и со вкусом.
По таким дням Кирыч устраивает кулинарные неожиданности. В прошлый раз, не помню когда точно, он приготовил "бранч": было много разной еды, но дело было не в еде, а в том, что к ней прилагалось шампанское. К двум часам дня мы назюзюкались и упали спать, а, проснувшись под вечер, долго перепирались из-за того, кто будет убирать со стола. Заниматься этим пришлось глубокой ночью сообща, от чего было немало пользы: мы поняли, что буржуазные "бранчи" - совсем не для нашего семейства.
Кирыч таинственно молчал. Держал паузу, давая разыграться нашим аппетитам.
- Сегодня на завтрак у нас…, - повторил он.
- Мальчик, - Марк прижмурился, - Красивый, как шикаладка.
Да, так он и сказал: "шикаладка".
- А рожа не треснет? - спросил я.
- Гадкий, - выпалил Марк.
Он спрыгнул с кровати так быстро, что я не успел заметить, какая нога была первой.
- Вы все гадкие, - сообщил он.
"Нога была левая", - догадался я.
- Вот и я тоже гадкий, - добавил он, поглядев на себя в зеркало шкафа, - Свинья свиньей.
- Нормально,- сказал Кирыч, - Новый год тоже называется свинским. Ты погляди, что в большой комнате творится, - он кивнул в сторону двери, - От души вчера насвинячили.
- А вообще-то, - сказал я, - Наступил не Год свиньи, а Год кабана.
- А вот это настоящее свинство! - возмутился Марк, - Мало того, что чувствуешь себя на последнем месяце ожирения, так еще и право на жир имеешь.
- Никакого нонконформизма, - согласился я. Мне всегда нравилось представлять нас городскими сумасшедшими, и соображение, что развеселых безумцев сейчас по всей планете хоть пруд пруди, меня почему-то не особенно обрадовало.
Увы, Марк был не совсем не прав. Точнее сказать, он был вполне прав. По утрам понедельников, особенно, если они оказываются новогодними, даже самые красивые мужчины редко выглядят привлекательно. А мы были не слишком красивыми, и потому имели полное право на опухшие физиономии, нездоровый блеск в глазах и все остальное, что прилагается к похмелью мужчинам средних лет и достаточной лености, чтобы не слишком тщательно ухаживать за собой.
Кирыч толстел, я лысел, а Марк набирался глупости.
"Настоящее свинство", - мысленно согласился я, а вслух произнес:
- Мы все гадкие, что не мешает нам быть счастливыми.
- Ага, такими счастливыми, что ты меня уже "дядей" называешь. А какой же я дядя! - воскликнул Марк, - Мне совсем немного после тридцати.
- Это у тебя кризис среднего возраста, - предположил я.
- Никакой у меня не кризис, - буркнул Марк,- У меня пузо пучит.
- Болит? - испугался Кирыч.
- Как же. От твоей стряпни заболит, - обиженно сказал Марк, - Готовишь, как в ресторане и того все проблемы.
- Это какие же? - спросил я.
- Повторяю для глухих, - прокричал Марк, - Из меня прет брюхо. Я дурнею буквально с каждой минутой.
- Ну, не мальчик, это точно, - признал я и передразнил, - Не "шикаладка".
- Сам дурак, - сказал Марк и повалился на пол.
Кирыч, округлив глаза, поглядел на меня. Я покрутил пальцем у виска.
Дело было ясное: у Марка никакой не кризис. У него рецидив тоски по идеалу, что может случиться со всяким, если с глубокого похмелья глядеть "Квир" и облизываться на изображенных там мужчин.
Они, может, и "чучелы", как говорит Марк, но очень красивые. Думая об этом, я уж и сам почувствовал, как в горле собирается ком.
У меня тоже сгущалась тоска по идеалу.
- И раз, и два, и три, - хрипел Марк, отжимаясь от пола.
- Худой, значит, больной, - попытался Кирыч умерить его пыл.
- Да, вот говорят же "худой человек", - подхватил я, отгоняя непрошенную тоску, - Это значит плохой.
На счет "семь" силы Марка покинули.
- Так вот ты почему меня худобой попрекал, - он с укоризной поглядел на меня, - Ты имел ввиду, что я ужасный и никому не нужный негодяй. Вы все гадкие, а ты самый-самый гадкий, - его глаза заблестели.
- Что за детский сад! - взорвался я, - К тебе на цыпочках приходят. Будят осторожно, чтоб ты день не проспал. Завтрак тебе готовят, утешают, чуть не сопли за тобой вытирают, а ты ведешь себя, как последняя скотина.
- Как свинья, - сказал Марк и расхохотался.
Он опять меня разыграл. Провел на мякине.
- Сыскалась принцесса на горошине, - я бурчал уже по инерции.
Марк встал, напыжился и объявил:
- Я нарекаю себя Кабанихой! А ты, - ткнул он в Кирыча пальцем, - Будешь луч света.
- Кто же будет темным царством? - поинтересовался я и, поймав сочувственный взгляд Кирыча, хмыкнул, - Ну, спасибо, удружили.
Обложка романа Константина Кропоткина ''Содом и умора''(2007)
|
|
Вокруг что-то и впрямь начало сгущаться.
Кирыч раздул ноздри.
- Горит! - завопил он, уже убегая.
- Какая же ты Кабаниха? - сказал я Марку, - Скорее, морская свинка.
- Хрю-хрю, - согласно покивал он.
- И вообще, своей болтовней ты испортил человеку священный процесс. Он может, все утро на кухне колдовал. Обещал праздник.
- Ерунда, - сказал Марк, - Еще наколдует. А я полезная специя к празднику.
- Уксус? - поинтересовался я.
- Перец, - предложил Марк.
- Перечница, - прокудахтал я, - Старая перечница!
- Вот именно, - согласился Марк, - "Мальчик-праздник". Без меня тебе было бы некого ругать, а Кирюше было бы некого жалеть.
- Что бы мы без тебя делали? - притворно ужаснулся я, - Умерли бы во цвете лет.
- Скучали бы, - поправил меня Марк.
Он раскинул руки, потянулся, показывая свое щуплое тельце всеми своими ребрами. Веселое новогоднее солнце, светившее за спиной Марка, заключило его в золотистую рамочку.
Мальчик-праздник.
- В общем, так. Я решил, и мы подумали, - объявил Марк, перестав корячиться, - В этом году я стану часто заниматься спортом и вести здоровый образ.
- Кирыч, - крикнул я, - Праздник отменяется. Вари овсянку, Маруся на диету садится.
- Еще чего. Вы там, значит, будете яствами обжираться, а я овсянку кушай? - возмутился Марк, - Никакого стыда у людей. А вот в журнале "Квир" стоит, что спорт бывает разный.
- Да что ты? - притворно изумился я, - А там не стоит, что земля вокруг солнца вертится?
- Она, правда, вертится? - сказал Марк.
- Крутится-вертится, шар голубой. Песня есть такая. Не слышал?
- Какая она вертихвостка, эта твоя земля, - сказал Марк, - Нет, ей никакого покоя.
- Кирыч! - крикнул я, - Овсянка отменяется. Маруся веселится.
- Я серьезно говорю,- возразил он, - В журнале "Квир" написано, что стройная фигура бывает не только от спорта. Вернее, не только от спорта, про какой ты подумал, а от того спорта, который называется другими словами.
- Это какими же?
- Неприличными. Называется секс. Разнообразный и много.
- Кирыч! - крикнул я, - Ничего не вари. Сегодня на завтрак "Виагра".
На кухне что-то хлопнуло. "Шампанское", - подумал я.
Потом я стал думать про "бранч" и его последствия, Кирыч все гремел на кухне, а Марк - мальчик-праздник - игрался с новой игрушкой.
- Морская свинка по кличке "Кабаниха", - приплясывая, напевал он.
Декабрь,
2006
Смотрите также
· Купить роман Константина Кропоткина "Содом и умора" (М., 2007)