Константин Кропоткин. "Дневник одного г." - всего 99 руб. Закажи прямо сейчас! >>

Герои популярного в середине 2000-х годов сериала Константина Кропоткина - "Содом и умора" возвращаются на Gay.Ru! Роман, признанный в 2007 году "Книгой года" читателями нашего проекта и позже изданный в Германии, не забыт до сих пор.

...Кирыч, Марк и пес Вирус снова с вами по вокресеньям весной 2011 года.

Чтобы мы могли осознать степень хорошего, нужно случиться чему-то плохому. Наверное, это можно считать воспитательной мерой судьбы, указующей, что надо не вредничать, а жрать, что дают, не забывая рассыпаться в благодарностях.

Если бы я сейчас, как и в прежние годы, работал журналистом-фрилансером, то к ломоте в костях, головной боли, насморку и температуре добавлялись бы и душевные муки: на что жить, чем платить за свет, газ и телефон, неужто за государственный счет даже не похоронят?

Но мне в свое время, слава богу, хватило ума найти постоянную работу - с трудовой книжкой, пенсионными выплатами и правом на больничный. Так что, наутро обнаружив, что двигаться могу едва-едва, я всего лишь позвонил в редакцию, просипел "умираю-не ждите" и с чистой совестью провалился в забытье.

Уплыл в странные, балалаечные какие-то эмпиреи.

* * *

Содом и умора.

Я очнулся так, как, наверное, из яйца вылупляются птенцы - больно, липко, светло до рези. Уши бурил пронзительный звук, норовя прорвать барабанные перепонки.

- Сироточка я бедная, на уголку стою, - истошно выводил высокий мужской голос, - косматая-зловредная, я песенку пою: "Когда же ты, мой миленький, возьмешь меня к себе, косматую-зловредную, сироточку пребедную, бе-бе, бе-бе, бе...".

- ...бейбе, гив ми ту найт, коз май филинг итс э соу райт, иф ю дэнс бай зе мунлайт..., - звучный женский голос вытеснил нервный козлетон, принадлежавший наверняка моему сожителю.

А кому еще придет в голову петь средь бела дня сиротские песни?

- Марк! - я хотел крикнуть громко, но сил хватило только на сип. - Сделай радио потише!

Но женщина упорно пела, затем засмеялась, затем начала говорить. Со стоном я сполз с кровати и, придерживая пижамные штаны за ослабшую резинку, поплелся на кухню.

- Марк, я болею, нельзя ли потише? - заготовленную реплику я произнес, скорей, по инерции.

За столом друг напротив друга сидели Марк и... моя коллега по работе. Экономистка Мария, женщина необъятных размеров и непонятного возраста, известная своим хамским нравом и питающая ко мне необъяснимую слабость, пила чай с булками, трясла иссиня-черными крашеными волосами, колыхалась телесами, с трудом упрятанными в позолоченную трикотажную майку.

- А это Манечка, - радостно сообщил Марк.

- Мы знакомы. Какими судьбами?

- Сам же говорил, что умираешь, - сказала толстуха. - Я позвонила, чтобы справиться, а тут...

- Представляешь, - перебил ее Марк, - а у нас в доме нет ничего. Ну, практически совсем ничего нет. А я не знаю, какие лекарства в аптеке спрашивать. Анкроябль. Они у вас по-другому, наверное, называются. Я ей говорю, вы не поможете...

- У нас в ванной комнате целый шкафчик всякой медицины, - сказал я. - Глаза разуй.

- Так мне же для профилактики надо. А там только от болезней.

- Если хочешь, могу плюнуть тебе в чашку своей ядовитой слюны. Может, укрепит твой иммунитет, - о том, что лекарства нужны и мне, Марк, конечно, не задумался. - Мария, - я глянул толстухе в глубокое декольте, - как я понимаю, вы пришли полюбоваться на мое хладное тело. А венки где? А бархатные подушечки с моими орденами и медалями?

Крупное тело пошло волной, золотистый узор на майке запрыгал, заиграл.

- Так вот ты какой, - сказала толстуха и оскалила свои мелкие белые зубки.

- Слушайте, - я разозлился, - прекратите мне тыкать. Мы с вами на брудершафт не пили.

- А что? Можно и выпить, - она и не подумала обижаться. - Я на работе все равно отпросилась.

- Конечно, сейчас и выпьем, и споем.

- А ты знал, что Манечка - настоящая певица? - с жаром спросил Марк.

- Вообще-то, я музучилище закончила, а экономическое у меня второе, - толстуха потупилась.

- Вот так и бывает в жизни, - мрачно сказал я, усаживаясь на последнюю свободную табуретку. - Сегодня финансам романсы поем, а завтра уже на большой сцене.

- А ты спой ему, спой! - потребовал Марк.

- Не надо. У меня и так голова болит.

- А она тебе лирическую песню споет.

- Ты, я смотрю, и с репертуаром ознакомиться успел.

- Наш пострел - везде поспел, - сказала она.

- Уже ваш? Ну-ну...

- На, - из своей объемистой сумки она выудила небольшой бумажный сверток.

- Что это?

- Снадобья. Там все расписано: как готовить и по сколько принимать. Завтра проснешься, как новенький.

- А еще Манечка владеет колдовством, - сообщил Марк.

- Ой, ну, что ты ерунду говоришь?! - сверкнув улыбкой, сказала она.

- А я вижу! Ты - колдовская женщина. Тре жоли!

- Вы ему верьте, Мария, у него дар, - сказал я, не умеряя мрачности, - Несметные тысячи иностранных почитателей подтвердят. А вашим чарам, конечно, место только на сцене. Дядя блогер, чаю свежего не заваришь?

Марк вскочил, засуетился.

- Лучше зеленого. В левом шкафчике, в железной банке с цветочками. Цветочки желтые, чай на вид черный, - прикрыв глаза, начал инструктировать я, но далее был вынужден умолкнуть.

Это было не радио.

Пела толстуха. Сложив руки на мощной груди, она мелодично мурлыкала, а черные глаза ее, обычно цепкие, внимательные, будто вовнутрь провернулись:

- Ты узор из белых линий

Между делом покрываешь,

На пути между мартини

Ненадолго застревая.

Выбивая сон из мозга,

Торопливо тянешь строчку,

Ты вдыхаешь пыль, как воздух,

Значит, надо ставить точку.

Точкой-мушкой, как печаткой,

Я скреплю конвертик белый.

Напишу тебе: "Приятно.

Мне. С тобою. Милый. Было".

- Поучительная история, - помолчав для приличия, сказал я.

По трубе опять заколотила соседка Розочка. Видимо, тоже впечатлилась вокализом. Шуму в нашей квартире в последнее время прибавилось - как бы не перетрудилась впечатлительная старушка...

- Надеюсь, это, - я потряс кульком со снадобьем, - не вступает в противоречие с уголовным кодексом?

Толстуха колыхнулась, выныривая из своей нирваны. Глаза вновь ожили.

- Нет, чистая гомеопатия.

- Это у тебя личное? - участливо спросил Марк, напрочь забыв и о чайнике, тщетно ждущем кипятка, обо всем, что касалось прозы жизни.

- Типа того.

- Марвелос! - Марк закричал, забил в ладоши. - Рыжик, почему ты раньше не рассказывал, что у тебя такие чудесные коллеги?

- Тебя Рыжик зовут? - она округлила глаза.

- Для вас, Мария, меня зовут Ильей. Можно без отчества.

- Он такой строгий у нас, - Марк хихикнул. - И пальцем не тронь.

- За то в конторе и кличку заслужил "Черт рыжий", - сообщила она.

Жаль, что до чая дела не дошло. Было б чем поперхнуться.

- Я Кирюше говорю, как же ты с ним живешь? А он мне так руками разводит: "Любовь". Манечка, ну, ты представь!

- А у вас еще и "Кирюша" есть? - осведомилась толстуха.

- У нас даже Вирус есть. Марк, позови-ка зверя. Пусть нанесет гостье непоправимую душевную травму. Юбку обслюнявит, укусит за ляжку. Конечно, Мария, это вам не химическое счастье, но мы уж по старинке, извините, - я со стоном поплелся в спальню.

- А чай-то как же? - закричал мне вслед Марк.

- Это тебе, дорогой, для повышения иммунитета!

Чтоб тебе подавиться.

* * *

Дневник одного Г.

Сняло и правда, как рукой. На следующее утро открыл глаза, а голова - ясная, чистая. Слабость только и тихий перезвон. Дома никого. Кирыч на работе, Марк тоже куда-то упрыгал. И Вируса явно с собой взял.

На тумбочке меня ждал стакан апельсинового сока и пара бутербродов - это явно Кирыч. А еще кусок картонки, на нем смеющаяся рожица намалевана - и тут ясно, чьей рукой.

Снова запел мобильник. Я посмотрел на экран. Манечка.

- Привет!

- Привет!

- Это я.

- Слышу. Что-то случилось?

- В конторе? Нет, все, как всегда.

"Тогда какого лешего ты звонишь?" - едва не выругался я.

- Как ты? Живой.

- Да, спасибо, легче стало. Помогли травки.

- Ага. Я еще принесу, если хочешь.

- Не надо.

- Смотри.

- Ага.

- Слушай. Дай телефон.

- Чей?

- Твоего друга.

- Марка?

- Да, его.

- Зачем?

- Я его познакомить с одним человеком обещала, а телефон взять забыла.

- А что за человек?

- Николаша. Мы с ним квартиру вместе снимаем.

- Сожитель, короче.

- Не в этом смысле. Мы живем вместе. В этом смысле у меня приходящий слесарь есть.

- Я и говорю - сожитель. Это не тот наркоман, про которого песня-мартини?

- Нет. Другой. У него творческая специальность.

- А принцесса наша, значит, отвечает всем его запросам, - затвор, контролирующий поток слов, вдруг сорвался. - К чему так мелочиться, Мария?! Приводите сразу весь наркологический диспансер. Не забудьте и психов прихватить парочку. Желательно, с белой горячкой. Можно и в кожно-венерологическом пошукать - а вдруг и там найдется Марусеньке милой идеальный муж. Прекрасно, Мария, просто прекрасно.

- Друзья зовут меня "Манечкой", - ничуть не утратив самообладания, сказала она, - Телефон-то дашь?

- Нет, Мария, не дам. Спасибо за травки и нежданный концерт, но не дам. Если судьба им познакомиться, пускай делают это без моего участия. А если вам хочется поработать свахой, ищите себе другого напарника. Оревуар, - я шваркнул трубку.

С каким тщанием я выстраивал эту высокую глухую стену между домом и работой - о личном на службе говорил скупо и только общими фразами. С каким усердием я трудился над своим имиджем - был с сотрудниками неизменно вежлив и дипломатичен. Сколько сил мне потребовалось, чтобы сдержать свое злоречие - я всегда был терпелив и преисполнен такта. Я старался, я очень старался, временами не без гадливости воображая себя мягким морским слизняком, который обкладывает себя камушками - возводит свой персональный кособокий домик. Но вот приплыла пучеглазая золотая рыбка, шутки ради махнула хвостом - и убежище, где я прятал свою нежную частную жизнь, стало осыпаться, рушиться, грозя самыми разнообразными последствиями. Почему в жизни всегда так? Почему хорошее случается для того только, чтобы у нас хватило сил осознать меру плохого?

Я рухнул в спасительный сон.