Константин Кропоткин. "Дневник одного г." - всего 99 руб. Закажи прямо сейчас! >>

Герои популярного в середине 2000-х годов сериала Константина Кропоткина - "Содом и умора" возвращаются на Gay.Ru! Роман, признанный в 2007 году "Книгой года" читателями нашего проекта и позже изданный в Германии, не забыт до сих пор.

...Кирыч, Марк и пес Вирус снова с вами по вокресеньям весной 2011 года.

А также - "Русская гей-проза 2010" с "Другими-разными" Константина Кропоткина.

Отпуск тем и хорош, что позволяет отодвинуть прошлое. Смотришь в него, как в телевизор - что-то мается там, но тебя касается постольку-поскольку.

Тюк-тюк.

Был, помню, человек такой, портняжка Андрюшка. Погиб он - убили, бывает в этом злом мире и такое. И друг у него был, Аркаша, его вначала задержали по обвинению в нанесении множественных ножевых ранений, но потом выпустили - не то справедливо, не то зазря - кто знает...

Тюк-тюк.

И был еще такой Гардин, серо-стальной человек, который Аркаше был случайным любовником. Может быть, Гардин и принял меры - постарался, чтобы выпустили Аркашу. А еще Гардин мне звонил, делал странные намеки - тюк-тюк - грозил смутно, не желая, видать, чтобы посторонние узнали, каких аркаш водит этот чинуша в свои хоромы на Остоженке. Кстати, другой богач, про которого я писать статью собирался, на сей счет не грузится - живет, как хочет, с кем хочет, и за карьеру свою не трясется - он (Сигизмунд или Казимир?) уже так высоко, что ничего ему не грозит. Непонятно только, зачем я ему сдался - зачем болтал он со мной тогда, в кафе, зачем сулил какую-то скорую - почему-то нужную ему - встречу... Бывают люди, - я вздохнул, - которые на горячее молоко не дуют, обжечься не боятся и, по какой-то не совсем ясной для меня логике, не обжигаются.

А еще? А что еще?..

Тюк-тюк.

Мы с Кирычем ехали на электричке из аэропорта - возвращались домой после недельного отсутствия; под перестук колес я ритмично, лениво - сыто, эдак, равнодушно - перебирал в уме события последних месяцев, будто просматривал краткое содержание предыдущих серий, увлекательных, в общем, и будто бы не про меня.

Прошла всего пара недель, а казалось, что целая вечность миновала. Или, точнее, пятьдесят дней - как шептал мне голос откуда-то из параллельной вселенной, которая, как мне кажется, должна существовать.

Давным-давно (действительно, а пусть будет пятьдесят дней тому назад) я предложил Кирычу уехать. "Куда-нибудь", - взмолился я, вдруг устав от всего. Я имел ввиду "уехать насовсем", но Кирыч правильно меня понял, он предложил Испанию на две недели. Мы улетели в Барселону, там машину взяли (кабриолет, а как иначе?), и долго, шпаря с непривычки черепа, ехали вдоль моря - с севера на юг, вплоть до Малаги. Беконечные дуги желтых пляжей с рядами зонтиков-грибов, скалистые, похожие на халву, перешейки, клочья и ковры зелени то там, то сям, сильный свежий ветер - резкая смена декораций помогла мне почти без усилий избавиться от всего того, что не смогла изгнать московская психоаналитичка, к которой я, мучаясь кошмарами, записался. Лекарство было проще, и немногим дороже психоаналитических сеансов - просто ветер, просто воздух, просто еда и вино, просто близость любимого человека - путешествие куда глаза глядят, наугад, от первой попавшейся гостиницы в другую, тоже случайную...

Тюк-тюк.

А если бы этого не случилось, - все также лениво-размеренно думал я, - то мог бы что-нибудь сделать. С собой ли, с другими...

Тюк-тюк.

Из аэропорта ехали мы в город медленно, пару раз электричка стояла на каких-то полустанках, и мысли мои сменялись с той же неторопливой ритмичностью. И ведь не с убийства же началось, все началось гораздо раньше - вспоминал я события последних месяцев, - Жили мы с Кирычем, были, были-жили, никого не трогали, поквакивали в своем тихом илистом болотце, как вдруг ветер налетел, принес нам новые тревоги и печали...

Марк.

Я чуть не засмеялся от этого открытия. Конечно! Как явился по весне друг наш заграничный, как заселился к нам в третьи сожители, так все и завертелось.

- Знаешь, - сказал я Кирычу, - мне кажется, что опасность зовут на букву "М".

- Ты про метро? - в самолете мы долго обсуждали, брать нам такси или лучше обойтись общественным транспортом.

- И про метро тоже, - признал я. - Взрывают же. Но вообще, не только про него.

Я помолчал, в надежде, что Кирыч разволнуется, пошевелит как-нибудь тревожно немалым своим телом, но он остался сидеть, как сидел, и журнал, найденный тут же, в тряском вагоне, из рук не выронил.

- Смотри, - продолжил я. - Гардина, который мне по телефону угрожал, зовут "Михаилом". Так? - я загнул указательный палец.

- Ты его "мудаком" звал, а не "Михаилом".

- Потом еще "Мася", красотка-блондинка, подружка Марка.

- А с ней что? Красивая добрая девушка.

- Она-то добрая. А муж ее муж меня чуть не убил. Ты вспомни - ворвался, сцену ревности устроил, волк тамбовский. Вспомни!

- Ну, не она же ворвалась.

- А Мася была причиной, - я загнул еще один палец. - А еще знаешь кто?

- Не знаю.

- А ты подумай?

- Ну, подумал.

- С кем ты живешь? Вспомни?!

- С тобой.

- С кем квартиру делишь? - "ленивец" мысленно выругался я.

- Ты про Марка что ли?

- Все с него началось, - заговорил я с непонятной страстью. - Не приехал бы он, то ничего бы и не случилось.

- А что случилось-то? Как жили, так и живем.

Кирыч умеет не видеть очевидного. Видит только то, что хочет - что удобно ему, что приятно...

- А если б не Марк, то мы бы никогда не узнали, что Таня-психологиня лекарственную контрабанду возит; не знали б мы, что шотландцы трусов не носят, что...

Кирыч хрюкнул.

- ...что у блондинок с собачьими именами бывают ревнивые мужья. Не будь Марка, я б с коллегой моей, Манечкой, толком не познакомился, а если б не она, не было б и кучи малых катастроф. Один ужин у князя чего стоит. Ха! - я с торжеством загнул еще один палец. - Ее кстати тоже на букву "М" зовут.

- Брось ты эту конспирологию, - Кирыч поглядел в окно, где приметы большого города проявлялись все отчетливей, прежде были леса и поляны, затем стройки и помойки, а теперь уж поплыли дома ввысь и дороги вразлет, - Так и из Москвы уезжать придется.

- А Москва - заявил я, - один из самых опасных городов на планете!

- Такой же, как Монреаль?

- А я не был в Монреале - не могу судить. А про Москву могу. А еще есть слово "мердер". То есть "убийца", с английского, - чем больше я говорил, тем больше увлекался. Уж на руке пальцев не хватило - я тряс перед Кирычем кулаком.

- И что теперь делать предлагаешь? - с ленивой насмешливостью произнес он. - Вычеркнуть букву из алфавита?

- Надо просто знать, вот и все, - нагородив всякой всячины, да к ней приглядевшись, я немедленно в своей теории усомнился.

Глупость любит рядиться в замысловатые одежки.

- А как же буква "Фы"? - сказал Кирыч.

- Для "Фы" опасность представляю я, - я не повел и ухом, услышав этот гадкий намек, - Только кто ж виноват, что некоторые понимают вежливость, как слабость.

Все-таки я хорошо отдохнул. Кроме брезгливости фамилия "Финикеев" не вызывала у меня никаких эмоций.

Слава отпуску! Прошлое видишь - как телесериал, и не более того.

* * *

Содом и умора.

Отпуск мне не полагался. Заявление вовремя я не подал, благословенные летние месяцы коллеги поделили без моего участия. Так что, когда я заявился с вопросом "а могу ли...", они только округлили глаза.

По плану Волкову - то есть мне - полагалось самое волчье время - ноябрь-месяц.

В другой день, в другой раз, в другом состоянии я б на это обстоятельство внимания не обратил, но тогда мне показалось, что на меня ополчился буквально весь мир - состояние не новое, приступы панического ужаса случаются со мной примерно раз в десять лет: кажется, что сдвигаются вокруг стены - задавить, сплющить норовят - и ничего невозможно поделать...

Я ничего не сказал, вернулся на свое место у окна, начал тюкать по клавишам компьютера, пытаясь работать, и не задохнуться - мне не хватало воздуха. Свежего чистого воздуха. Я чувствовал, как грязно все вокруг, как серо - нехорошо, неприятно, вредно для организма. Я не буду думать про шаткие стены, я буду думать про окно, оно рядом, большое, а за ним много свободного места...

Много воздуха.

- Пойдем покурим, - предложил мне кто-то.

- Больше не курю, - ответил я, и, вначале произнеся, потом лишь сообразил, что именно так мне следует поступить.

Если вокруг меня столько грязи, зачем наполнять ею еще и себя? Не надо.

- В спортзал ходишь, - вякнул Финикеев. - Курить бросаешь. Стринги-то носишь уже, - он гоготнул.

Не сразу я понял, что имеет ввиду сальный коллега, а поняв, ничего не ответил, только дальше - наверное, немного побойчей - заколотил по клавишам. Смотреть на Финикеева не было нужды - я отчетливо представлял себе, как блестит его нос, похожий на рыло, как бликуют дымчатые очки в металлической оправе, изготовленные, наверное, в прошлом веке, как складками лежит на его бесконечно длинном костлявом теле коричнево-серая одежда. Бывают же такие цельные люди - внешне они омерзительны в той же степени, что и внутренне - не ошибешься.

Финикеев - человек-копоть. Тюк-тюк.

Как интересно устроена человеческая психика: я прилежно составлял вопросы для интервью, сверялся с интернет-источниками, кое-что даже с английского перевел, но, как только Финикеев взялся за свой объемистый портфель (а он с ним никогда не расстается), я тут же принял боевую стойку - словно все это время не спускал с него глаз.

Он пошел не к выходу, а в туалет - в конце коридора, что задачу мне только облегчало (понимал ли я свою задачу, когда следовал за ним, глядя ему в тощий согбенный хребет?)

Не оглядываясь, он скрылся в одной из туалетных кабинок. Я подошел к умывальнику, включил кран, стал тереть под водой руки, вполне искренне отмывая их от грязи.

- Все получилось? - спросил я, едва он вышел. Я смотрел на него в зеркало.

Финикеев не ответил, только попытался протиснуться мимо меня.

- А ручки помыть? - оборачиваясь, спросил я.

Глядя на Финикеева вблизи, я подумал, что его нос, торчащий из-под подслеповатых очков, действительно смахивает на аккуратное рыльце. Две черные дыры глядели на мир в упор, придавая лицу Финикеева выражение отчетливо свинское.

- А знаешь, что такое модель "рубильник"? - я отошел к двери, перегораживая ему дорогу.

- Нет, а что?

- Это вздернутый носик, увеличенный во много раз.

К метафорам Финикеев глух, но, занимаясь журналистскими расследованиями, опасность чувствует побыстрей многих. Он попытался меня оттолкнуть, но я был сильней - я оттеснил его к стене, положил ему на шею обе руки (от неожиданности Финикеев осел, мне даже тянуться не пришлось) и, чувствуя, как птицей бьется его кадык, стал слегка на него нажимать.

Я был аккуратен и даже нежен с Финикеевым. Я лишь чуть-чуть примял ему горло, да постучал сальным его затылком о замызганный туалетный кафель; я лишь ласково сообщил Финикееву, каким образом распоряжусь его задницей, если он не научится хорошим манерам. Тюк-тюк - мягко вдалбливал я, глядя ему в чуть отъехавшие ко лбу очки-хамелеоны, - тюк-тюк.

Пытаясь разжать мои руки, Финикеев выронил портфель - нутро портфеля раззявилось, и наружу вывалилось всякое барахло, главным образом бумажное, пестрое... Среди всего прочего там были и журналы - я не стану говорить, какие, потому что это все-таки не мои тайны.

Я разжал руки, испугавшись вдруг липкости финикеевских ладоней, с брезгливостью осознавая, что за свежие пятна украшают потертую крышку его портфеля.

- А дома-то нельзя этим заниматься? - спросил я, отстраняясь, вытирая руки о штаны.

Ни слова не говоря, Финикеев ринулся вон.

Моя ледяная ярость улетучилась вслед за ним. Я снова помыл руки и совершенно успокоился - я даже нашел в себе силы покидать веселые картинки назад в финикеевский портфель и поставить его рядом с мусорным ведром под раковиной.

Перспектива увольнения меня не пугала.

Некоторые понимают вежливость, как слабость, а грубость - как руководство к действию. Покинув туалет, Финикеев отправился в отдел кадров и, в точности следуя моим рекомендациям, сообщил, что готов с Волковым на обмен: он, Финикеев, пойдет в отпуск осенью, а Волков пусть хоть сейчас отправляется. "Ему голову лечить надо", - добавил от себя коллега.

Два дня спустя мы с Кирычем любовались на памятник Колумбу в портовом городе Барселона. Полезно иметь врагов - если знаешь, как с ними обращаться, то они могут быть заботливей родной мамы...

* * *

Дневник одного г.

- ...а знаешь, если бы я писал детектив, то убийцей сделал бы самого себя, рассказчика, - вспоминая происшествие в туалете, сказал я. Мы пересели из электрички в такси, и теперь оно с натугой везло нас домой сквозь чадные городские пробки.

- Почему? - спросил Кирыч, - Потому что меньше всего похож?

- Потому что все сходится. У меня нервный стресс - даже по ночам в беспамятстве вставал. Если развить эту мысль, то я мог в припадке лунатизма отправиться к Андрюшке и тюкнуть его чем-нибудь тяжеленьким.

Говорили мы вполголоса, хотя, наверное, могли бы и орать - водитель упоенно слушал по радио что-то дребезгливо-воющее.

- Маловероятно.

- Все детективные романы строятся на малых вероятностях, - настаивал я, - иначе читатель сразу докумекает, кто кого пришил и ему будет скучно. А почему ты считаешь, что я на убийцу не похож? Откуда ты знаешь, как выглядят убийцы?

- Знаю. В армии видел. Был у нас один парень. Настоящий садист. Любил котят топить, вскрывал кишки крысам.

- В любом человеке есть зверь, просто у кого-то он видней.

Кирыч покачал головой. Ему не хотелось, должно быть, думать, что он делит кров с убийцей, пускай и маловероятным. Сам в себя я тоже верил мало - какой из меня романист? что вижу, то и пою...

Так мы добрались до дому, и под настороженным взглядом таксиста (не глух, но глуп оказался парень) затащили в подъезд свои чемоданы - благо, этаж первый, преодолеть нужно было только пару ступенек крыльца.

Дверь я открыл своим ключом.

Я специально не стал звонить - ни по телефону, ни во входную дверь. Я хотел знать, как Марк - беда на букву "М" - жил в наше отсутствие. Я не верил, конечно, что дом превратился в бедлам, но до конца сожителю тоже не доверял, зная, в какие причудливые истории он может вляпаться просто от недостатка мозгов.

Мне хотелось знать меру его дурости. В конце-концов, еще недавно (две обычные недели и пятьдесят дней назад по счету параллельного мира) я был на грани нервного срыва, и сейчас, чтобы не наступить на те же грабли, мне нужно четко понимать, с кем я имею дело.

Обошлись, в общем, без стука.

В коридоре стоял незнакомец. Увидев нас, он испуганно поджался.

- И как вас звать? - спросил я.

Кирыч молча засучил рукава.