Константин Кропоткин. "Дневник одного г." - всего 99 руб. Закажи прямо сейчас! >>

Герои популярного в середине 2000-х годов сериала Константина Кропоткина - "Содом и умора" возвращаются на Gay.Ru! Роман, признанный в 2007 году "Книгой года" читателями нашего проекта и позже изданный в Германии, не забыт до сих пор.

...Кирыч, Марк и пес Вирус снова с вами по вокресеньям весной 2011 года.

А также - "Русская гей-проза 2010" с "Другими-разными" Константина Кропоткина.

...Я проснулся с этим вопросом. Может быть, он меня и разбудил. Поплелся в ванную, встал перед запотевшим зеркалом и под шум воды и шелест пластиковой занавески начал чистить зубы.

- Встал? - спросил я, обращаясь к шуму за занавеской.

- Угу, - фыркая и плескаясь, ответил Кирыч, - Давно.

- А чего так рано?

- Не спится.

- И мне не спится.

Я спросил себя, не та ли самая причина выгнала его из постели в семь утра. А может, виновата алкогольная интоксикация - вчера на импровизированных поминках мы перебрали, я долго не мог заснуть, бурлил-кипел, толкуя об оперетте, в которую некоторые умудряются превратить свою жизнь.

Манечка украла из отдела кадров трамвайного депо бумажки с портретами - кто-то из вагоновожатых должен быть сожителю ее Николаше - любовью всей его жизни.

- Кто-то из них, - убежденно сказала толстуха.

- Почему ты так уверена? - спросил Кирыч.

- Так подсказывает мне мое сердце.

- А оно не подсказывает тебе его имя-фамилию-отчество? - спросил я.

- Это ж не мне, а Николаше, - напомнила она. Если б дело касалось ее, то сердце толстухи, конечно, и номер банковского счета знало.

- Хи-хи, - сказали Сеня с Ваней, - Хи-хи.

У них любовь давным-давно, так давно, что они похожи на сиамских близнецов. Но когда другие стремятся к тому же, то ответ у них один: «хи-хи». Наверное, попугаи-неразлучники считают судьбу свою уникальной, единственной, и все, кто тоже хочет жить долго-счастливо-подохнуть-в-один-день, не заслуживают ничего, кроме глупого смешка.

Счастливые эгоистичны. Им наплевать на остальных. А мне не наплевать? спросил себя я, сплевывая в раковину белую мятную пену, перебирая в уме обстоятельства вчерашнего вечера.

- Может быть, этот? - предложил Марк, перебрав пару листков-формуляров с биографическими данными и плохо пропечатанной на принтере фотографией в углу.

На фото был молодой человек с круглым лицом и носом-пимпочкой.

- Тю, что за Ванька! - воскликнула Манечка.

- Любовь зла, - напомнил я.

- Очень милое лицо, - сказал Марк, - Простое.

- Ага, а Николаша-то так прост, так прост... - сказал я.

- Вот поэтому ему нужны простые люди. Противоположности притягиваются, - сказал Марк.

- То-то, я смотрю, тебе все время философы да нобелевские лауреаты попадаются, - поддел я птенчика.

- Так и есть, конечно, это как вода и камень, - сообщили Сеня с Ваней.

И кто у вас камень? - мысленно спросил я.

- Скорее, уж этот, - Кирыч показал на другого; сумрачного и волосатого.

- С бородой? - с ужасом воскликнул Марк.

- Ужасно, ужасно, - признали неразлучники его правоту.

- А он ее сбрил, и оказалось, что человек красивый, не говоря уже о душе, - предположил я.

- Не знаю, - покачала головой Манечка, - Не нравится он мне. Похож на того турка, с которым я любовь крутила.

- Ай! Ты крутила? - воскликнули Сеня с Ваней.

- Ага, в отпуске. Он звал меня «Наташа», а я его «Али-баба». Хороший был мужик, только подлец редкий.

- Почему? - спросил Марк.

- Потому что на старых американок падкий. Лежали мы у бассейна, негой маялись, а мимо американка прошкандыбала. Красавица бывшая. Мизинчиком шевельнула - и слинял мой Али за новой бабой.

- Геронтофил, - сказал я.

- Жадина, - проправила Манечка, - Польстился на золотые ее кольца.

- А что если этот? - предложил Кирыч. Он рассматривал другой формуляр с портретом.

На нас испуганно глядел прыщавый юноша с длинной рыжей челкой.

- По себе судишь, - сказала толстуха.

У меня заполыхали уши.

- Не он. Это я точно знаю, - сказала Манечка.

- Мы будто на кофейной гуще гадаем, - недовольно сказал Марк, - Найди то, не знаю что.

- Я знаю, - заявила Манечка.

- Откуда? - спросил я.

- Коленьку я знаю, как облупленного - и уверяю вас, никто из этих, - она сгребла бумаги в кучу, - Ему не подходит. Стопроцентно.

- И что ты предлагаешь? - спросил Кирыч.

Вместо ответа она достала из своего баула мобильник и отстукала какой-то номер.

- Алло. Вы меня слышите? Это я. Да, та самая корова, которая собирается посадить вас в тюрьму за должностное преступление.

Кирыч покачал головой. Сеня с Ваней прыснули.

- Как вы помните, мы встречаемся с вами на следующие выходные. Так вот, я передумала. Я к тому веду, что мы с вами встречаемся уже завтра. Да, прямо в первой половине дня, потому что она у меня не занята. Нет, мне не надо вас на полдня. Разговор у меня с вам будет короткий, - трудно было понять, грозит она так или разлекается, - В общем, да. Вы приносите мне... - она промурлыкала, - ...розовый букет, себя и другие ценные сведения.

Марк захихикал. Сеня с Ваней последовали его примеру. Кирыч смотрел на толстуху с интересом. А мне - если уж по совести говорить - было абсолютно наплевать.

Мой главный вопрос - что? - заботил меня больше. С ним я потом заснул, с ним и проснулся. С ним же и на работу пошел. Привязчивый вопрос. Неотвязный.

* * *

Содом и умора.

В конторе я Манечку, конечно, не встретил. Она - ну, конечно! - сказала шефу, что ей к гинекологу. Жаль, что у мужчин нет такого же удобного специалиста, которым можно закрыться, как щитом, и ни один шеф ничего сказать не сможет. А то, вот, позвонишь иной раз, сообщишь, что горло болит, а тебе в ответ: "сушняк, что ли?", и крестик мысленно в твое личное дело поставят, чтоб при случае и припомнить, а надо будет, так и наподдать пинком под зад.

В интернете я ничего не нашел. Даже блоги не помогли. Удивился только, как много их - этих блогов про моду. В одном месте обсуждали резиновых утят с логотипами какой-то знаменитой фирмы, в другом выясняли, как и в каком роде кожа сочетается с шифоном, в третьем трындели, что какая-то модель бросила какого-то лорда, потому что он бедный, а в четвертом - ба! - а там модельер сам себя показывает: у него штаны в клеточку, а сбоку ткани клок висит, так что если смотреть на модельера со стороны, то похоже, что он сразу и брюки напялил, и шотландскую юбку-килт, вроде той, что покоится у Марка в шкафу.

Я позвонил Лизе. Я звонил ей все утро, но она к трубке не подходила, и поэтому ответить на главный мой вопрос не могла.

А должна бы.

Дозвонился.

- Что? - спросила трансвеститка. Говорила вежливо, но мне почему-то понятно стало, что ввиду имеет "чего хотел?", причем в самой грубой форме.

- Это я.

- Да. Слышу.

- А вы... ты куда вчера ушла? - я залепетал, чувствуя, как на другом конце провода сгущаются тучи.

- Решила прогуляться вокруг кладбища, давно на плэнере не была. И пошла. По лугам, да по лесам. Хорошо. Птички поют.

- Ну, молодец.

- Блядь, вы же смылись все. Стояла там одна, без копейки денег. Мобильник еще отрубился.

- Мальчики тебя взять могли, - я имел ввиду Сеню и Ваню.

- Это кто? Эти окорочка? Только я их и видела.

- И как ты тогда? - я вспомнил ту бесконечную проселочную дорогу, ведущую от кладбища к трассе, по которой на каблуках-то, должно быть, не очень сподручно. А на Лизе еще и юбка узкая, и...

- Как всегда. Попался дальнобойщик сердобольный.

Я с облегчением выдохнул.

- Вот видишь, все обошлось.

- Да. Всего-то пара выбитых зубов.

- Боже.

- Ничего, мужик ухватистый, он и на вставные челюсти себе накатает.

- Извини, - зачастил я, - но ты же понимаешь, мы заняты были, сама же понимаешь.

- Я понимаю, что когда умру, то за окном будет такой же дождь, - она шваркнула трубку.

Да, кстати, как раз шел дождь.

В обед я побежал в кафе. Я решил поговорить с Антоном. Он - модный эксперт, к тому же живет от моей работы недалеко.

В кафе Антон пил зеленый чай, я ел лапшу с сыром, мы обсуждали, мог ли Андрей, безвременно погибший портняжка, быть тем самым большим талантом, о котором печалилась Лиза.

В том и был мой главный на сегодня вопрос. С ним я проснулся, с ним и прожил уже полдня.

Вчера злющая трансвеститка Лиза не намекала, а открыто заявляла, что покойник имел дар исключительного коленкора, и это соображение меня заинтересовало даже больше, чем я сразу готов был признать. Наверное, дело в том, что сам я, кроме наивной дурости и трудолюбия ничего в нем не видел, и теперь - если Лиза права - не хотел повторять этой ошибки.

Тяжело, оказывается, понимать, что талант умер, а ты в его биографии отличился только тем, что иногда над ним издевался.

Сидя в кресле в кафе, Антон смотрел то в окно, забрызганное водой, то на свои отполированные ногти, подстриженные странным, угловатым образом; пощипывал себя за бородку, трогал за большой красный шарф, в котором ему почему-то не было жарко.

Он говорил вежливое, но отчетливое "нет".

- Он подмастерье, - говорил Антон, - А все остальное - вряд ли.

- Но у него были идеи, были эскизы, - настаивал я.

- А коллекции у него были? - спросил Антон таким тоном, что отвечать, в общем-то, не было нужды.

Нет коллекции, а значит, нет и модельера - в шуршащем мире моды, где Антон служил гуру, все было только так.

- Вы понимаете, - мы были на "вы", хотя встречались не раз и говорили о всяком, - Платье только тогда становится платьем, когда его носят, - в слово "платье" Антон вкладывал какой-то особый смысл, мне непонятный.

Событие? Откровение? Знак?

- Платье требует наполненности.

- Тела, - добавил я, подумав почему-то о груде рванья и мяса, в которого неизвестный превратил бедного портняжку.

Ворвался и превратил.

- Может быть, он был талантлив в другой сфере, - добавил Антон, что-то разглядев в моем лице, - Может быть, ваша подруга имела ввиду нечто другое, а не дизайн одежды? - это не вопрос был, а утверждение. Если портной при жизни не успел внятно выразить свое "я", то быть ему и после смерти только подмастерьем.

- Он корсеты шил, - вспомнил я, - У него несколько балеринок обшивались.

- В этом жанре сложно сказать что-то свое. Балетные костюмы - это же в основном историческая реконструкция.

Антон допил свой чай, попросил официантку принести счет, и мы разошлись каждый по своим делам. У Антона была съемка на телевидении, а мне надо было опять бегать за экспертными сведениями про финансы.

Вопрос "что?" оставался открытым.

* * *

Дневник одного г.

А вечером я пошел в спортзал. Лето - не самое лучшее время для спорта, где и при отличных кондиционерах пахнет грязными носками. Но оказывается, тягая железяки, отлично думается. А это было именно то, что надо.

Я хотел подумать.

Но неподалеку, лежа на коврике на полу, совершал гимнастические упражнения Марк. Да и Кирыч тоже здесь был - он тянул за ручки агрегат, напоминающий присевшего на корточки робота.

- Как же вы мне надоели, - сказал я.

- Кто? - спросил Кирыч, ничуть не обидевшись.

- Вы - финансисты.

- Почему?

- Да, общался тут, по делу. С банковским экспертом. Язык у вас какой-то собачий. Даже хуже, чем язык моды. "Точка бездоходности". Что за бред?!

- Какая точка? Где? - Марк захихикал, расслышав фривольность.

- Это когда…, - начал Кирыч.

- Знаю, - перебил его я, - Когда в ноль.

- По-английски еще хуже, - сказал Кирыч, - Брейкивенпойнт.

- Боже! - воскликнул Марк, расслышавший теперь уже что-то совсем неприличное.

- А по-русски нельзя? - спросил я.

- А ты патриот, - сказал Кирыч.

- Звучит же некрасиво.

- Как есть, так и звучит.

- А надо, чтобы было красиво, - и я рассказал о своей встрече с Антоном, о том, что он отказал Андрюшке в таланте.

- А ты хочешь, чтобы у него был талант, - сказал Кирыч.

- Это не я хочу, а есть указания.

- Он умер, - сказал Кирыч, словно что-то объясняя.

- А мы то живы, - сказал я, - Почему бы нам не закончить его историю.

- Какую?

- Киря, - пропел Марк, - Он, наверное, предлагает, чтобы мы шитьем занялись.

- Ага, где я и где мода, - сказал Кирыч

- Но можно же узнать - настаивал я, - Порыскать в архивах Андрея, справки навести.

- Зачем тебе? - сказал Кирыч, а Марк поддакнул, - Зачем?

- Не знаю, - сказал я.

Я понятия не имел, что меня так заботит, я не имел и малейшего представления, что тревожит меня в образе покойного, почему я вдруг просыпаюсь с этой мыслью, иду куда-то, что-то делаю, а вопрос этот следует за мной неотступно - я хочу знать, нет ли какого-то шанса у погибшего Андрюшки, нет ли у него того самого дара, о котором так выспренно толковала Лиза, нет ли...

В том и дело: я хотел, чтобы история Андрея завершилась красиво, а не кучей кровавого рванья на пороге его квартиры.

Я хотел, чтобы у него хотя бы после смерти был такой шанс.

Может быть, я сам мечтаю о таком шансе, когда меня не будет. Меня не будет, а память обо мне будет жить. Как? Каким образом?

А когда мы пришли в раздевалку, зазвонил телефон.

- Илия, - Антон общался ко мне не только на "вы", но еще и на библейский манер, - Я навел справки о вашем покойном друге. Это весьма любопытная история...