Константин Кропоткин. "Дневник одного г." - всего 99 руб. Закажи прямо сейчас! >>

Герои популярного в середине 2000-х годов сериала Константина Кропоткина - "Содом и умора" возвращаются на Gay.Ru! Роман, признанный в 2007 году "Книгой года" читателями нашего проекта и позже изданный в Германии, не забыт до сих пор.

...Кирыч, Марк и пес Вирус снова с вами по вокресеньям весной 2011 года.

А также - "Русская гей-проза 2010" с "Другими-разными" Константина Кропоткина.

Живет человек долго, а прощаются с ним чуть ли не в считанные мгновения. Раз-два-три - и нет человека, люди с постными лицами говорят высокопарную чушь, глухо стукается о землю гроб, и комки земли барабанят по его крышке: жил-умер, раз-два-все.

И матерятся похмельные могильщики, зарывая яму, и народ потихоньку тянется к машинам, чтобы ехать и есть поминальную еду.

- Глупость какая-то, плохой спектакль, - тихо сказал я, еще стоя в толпе, собравшейся на краю кладбища, у свежей ямы.

Идти на похороны Андрея я не хотел (а кто хочет идти на похороны?). И своей обязанности в том не чувствовал. Кто я ему? Сват? Брат? Любовник? Так, один из знакомых, которых у него и без меня было пол-Москвы. Но Кирыч твердо сказал: "Воздадим ему должное". "Простимся", - подтянул Марк.

И мы поехали - куда-то за город, по пыли, по грязи. По лесу, затем через поле, пока не оказались на вытертой до лысины большой поляне, откуда еще надо было идти пешком.

Все дни после внезапной смерти Андрея я часто думал о смерти - не в обычном для себя абстрактном роде, а вполне конкретно. Что будет, когда меня не будет? Где меня похоронят? Как?

- Кирыч, а давай завещание составим, - прошептал я.

- Так я уже давно, - также тихо сказал он.

- А мне почему не сказал? - я был готов больно ткнуть его локтем.

- Зачем?

- Чтобы я тоже составил.

- Ты бы начал орать, что тебе все равно и ничего не надо.

- Я бы не начал.

- Начал-начал, уж я-то знаю.

- Он знает, а я не знаю. И что ты там написал?

- А ты как думаешь?

- Тогда мне надо тоже самое написать, - быстро решил я.

Я не знаю, как правильно прощаться с мертыми. Читал, что одного гения-бизнесмена безутешные клиенты вспоминали свечками возле его магазинов. Глупость, мне кажется, идиотизм. Я бы хотел, чтобы на всех похоронах стояла торжественная тишина. Чтобы шумели далекие деревья, и чтобы казалось, что слышно, как колышется трава - тихий звук, похожий на шепот.

Но еще не стукнулся о землю гроб, как пошли выступающие - вещали о кротком нраве Андрея, о трудолюбии его, о доброте, честности - о красоте божественной не вещали, слава богу, так далеко во вранье никого не заносило. Привирали по чуть-чуть. С лицами, будто обожравшимися кислых щей.

- Ой, с этими завещаниями переживания одни, - просвистел нам Марк. - Будто человека при жизни хоронят. Мы когда с Ларсом к нотариусу ходили, было так нехорошо. Я прямо увидел, что Ларс уже наполовину мертвый, а он был живой еще. Он только через год умер, хотя и знал, что умрет. Надо надеяться на лучшее.

- На что надеяться? - спросил я. - Что будешь жить долго и сгоришь вместе с планетой Земля?

- Что все будет хорошо.

- Оно и будет. Поговорят и в твою честь красивые слова. Про Андрюшку уже, вон, сколько всего наговорили. При жизни перебивался едва-едва, шил вечным гимназисткам чушь со стразами, а умер - так и запели.

Стыдясь слушать, а заодно стыдясь и того, что под это дребезжанье не могу по-человечески проститься с человеком, я все норовил отвести глаза от очередного косноязычного оратора. Благо, напротив, с другого краю толпы, стояла Лиза и не рассматривать ее было нельзя.

В этой человеческой массе, скорее, буро-серой на вид, она была ярким цветком. На ней был пурпурный пиджак с высокими острыми плечами, на ней была шляпка-пилотка того же сочного цвета, вуаль - только вуаль-сеточка на ней и была черной. Пиджак, распяленный на мощной груди трансвеститки, переливался сложным узором из каменьев, блесток, ракушек и даже - батюшки! - обрывков газет.

Немолодая гротескная транвеститка Лиза была похожа на увеличенную куклу, которая висит у нее дома на веревочках: пурпур, блестки, нос увесистый, а над ним черная вуаль. И в сумочке у нее наверняка волшебная палочка. Фаллоимитатор, мысленно хмыкнул я. Почему, глядя на бывших мужчин, я все время сваливаюсь в похабщину?

- А меня будут за границей хоронить, - не унимался Марк, - Там красивые кладбища, просторные. Как в парке.

Место, где выпало лежать останкам Андрюшки, и правда было тесновато. Хоть вокруг было бескрайнее поле, кладбище почему-то отогородили забором, а могилы располагались рядком, тесно, буквально впритык друг к другу, и кресты покосились, а некоторые оградки разъехались на составные части, напоминая о тленности не только всего живого.

- Я в завещании так и написал, что хочу...

- Откуда тебе знать, где тебя прихватит? - перебил его я. - Вон, Андрей на Канарские острова ехать хотел, и где он теперь?

- Есть же друзья. Они должны мою волю исполнить. Я, вот, вам говорю - у меня есть место, в Голландии, возле Гронингена, мне его Ларс купил. Если со мной что-то случится...

- Что за Ларс? - ожил Кирыч, растревожив ненадолго свою благообразную мину. Его пошлость кладбищенских речей не тяготила.

- Вот именно, - сказал я. - И за ручку ты его держал, когда он умер, и завещание вы вместе составляли, а теперь еще и трупик твой ему в пару будет упокоен. Он тебе кто?

Марк посмотрел в сторону.

- Он мне друг был, - пробурчал он. - Просто друг. А я ему был опора и утешение в самые горькие для него дни, - он посмотрел на меня, глаза его были распахнуты, влажны, - Знаешь, за смертельно больными очень тяжело ухаживать? Им больно все время, а надо и белье менять, и кормить с ложечки. Ночью спать не можешь, все время слышно, как он за стенкой стонет.

Я не поверил своим ушам. И это говорил Марк, который при виде крови падал в обморок. Он, который не мог видеть, как ставят уколы. Марк даже мусор не выбрасывал, потому что брезговал.

- И не страшно тебе было? - спросил я.

- А что делать-то? Он одинокий, жалко же...

Надо же, я чувствовал что-то вроде восхищения, Марк выдержал жизненный экзамен - не сбежал, не бросил, справился, вынес. А смогу ли я? Я посмотрел на Кирыча. Сейчас мы с ним здоровы, вполне крепки, а как будет дальше? Что будет с нами дальше? Как?

Странно.

В эти дни я много думал о смерти, но ни разу я не подумал о том, кто же все-таки убил несчастливого портняжку.

Ни разу.

* * *

Содом и умора.

Отговорили. Потянулись прочь меж травы, по подсыхающей после дождя дорожке. Толпа была довольно внушительной, но знакомых было не проглядеть. На поляне у своего белого внедорожника стояли Сеня с Ваней. Они даже в трауре умудрились выглядеть веселыми попугаями.

- Вы были на отпевании? - строго спросил нас один из неразлучников, - Мы вас не видели.

И нательные кресты у вас с кулак величиной, кстати вспомнил я в ответ на невысказанный упрек. Снимаете ли в свальном-то грехе?

- Мы опоздали, - сказал Кирыч.

- А служба была такая... - другой из неразлучников, показывая невыразимую красоту церковного действа, прижал руки к своей широкой выпуклой груди.

- Мы наряжались долго, - сказал я и кивнул в сторону Марка, на его чернильный пиджачок, серую рубашку и узкий черный галстук. Опоздали мы не из-за него, а из-за меня, но не буду же я рассказывать посторонним, что перед самым выездом маялся в туалете животом.

У меня от смертей несварение.

- Вы ничего не потеряли, - сказал низкий голос за моей спиной.

- Лизочка! - обернувшись, не удержался я от вскрика.

Вблизи в своем пурпурном наряде трансвеститка даже ослепляла - и впечатления не портили большие костлявые колени под коротковатой юбкой.

- Вот, привозят в церковь дорогого тебе человека, - продолжила она, покивав всем присутствующим, а на Кирыче - я заметил - задержавшись чуть подольше; думаю, я знаю, за кого давным-давно она дралась в Парке культуры. - У тебя утрата. Ты вся на нервах. Ты ожидаешь какого-то печального таинства, а вместо него ругаются бабки. Командуют: сюда, левее, отойдите, что на проходе встала, цветы кладешь не так, убери иконку. Выходит поп, кадилом машет, говорит какие-то казенные слова. Дышать нечем, а на душе ничего, кроме отвращения.

- Шреклих, - шмыгнув носом, сказал Марк, - хоробал...

- Мрак, - признал и Кирыч.

- Рождаться нужно в католичестве, а умирать в протестантстве, - завершила Лиза явно заемной фразой.

- А если неверующий, то и не рождаться? - спросил я.

- Разве у нас был выбор рождаться или не рождаться? - спросила Лиза, в ее голосе мне послышалась печаль, застарелая и заскорузлая.

- Мы и смерть не выбираем, - согласился с ней Кирыч.

- А мы двери меняем, - вдруг, без всякой связи, сообщили Сеня с Ваней, - Будет бронированная. На трех замках и с засовом.

- Ну, здорово, - сказал я. - У меня приятель тоже такую установил. Чуть не задохся, когда был пожар.

- Что я тебе говорил? - сказал Сеня Ване или Ваня Сене, в общем, один другому.

- У нас второй этаж, выпрыгнем, - сказал второй.

- А мы ничего не меняем, - сказал Марк.

- От всех напастей не убережешься, - поддержал Кирыч.

- Зачем провоцировать-то? - сказали Сеня с Ваней, - Он у нас был в гостях. Мало ли...

- Кто у вас был? - спросил Кирыч.

- Этот... Друг покойного...

Да, Аркаша в гости к ним приезжал, а теперь никто его найти не мог, из чего бойкие Сеня с Ваней сделали вывод, что именно он и укокошил Андрея. Следствие наверняка и не началось толком, а попугаи уже вынесли свой приговор.

- Нелогично, - покачал головой Кирыч. - Из квартиры ничего не пропало, об их связи все друзья знали.

- Он вращается в т а к и х кругах, - сказали Сеня с Ваней. "Таких" - подчеркнули они с благообразным видом, словно сами по сомнительным местам никогда не таскались, а пригласить сомнительного Аркашу на дачу их заставили под страхом смерти.

- В в а ш и х кругах он тоже вращался, - напомнил я.

- А почему тогда сбежал? Если бы он не был виноват, то зачем ему прятаться? - наперебой закурлыкали они.

- А то вы не знаете, как у нас правоохранительные органы работают, - сказал Кирыч. - Схватят первого попавшегося, да и навесят ему всех собак.

- Конечно! Заступаться за педика никто не будет. Скажут, туда ему и дорога, - добавил я.

- Ой, да, - драматично просвистел Марк. - я читал недавно про двух убийц, где-то под Иркутском, они знакомились с мужчинами и их убивали. Им дали потом много лет.

- Нам Володя посоветовал поменять замки, - полушепотом сказали Сеня с Ваней. - Он тоже здесь.

- Где? - я повертел головой, но никого не увидел.

- А почему к нам не подошел? - удивился Марк.

- Он на работе. Ему нельзя.

- Он разве мент? - спросил Кирыч.

- Бери повыше, - неразлучники возвели очи горе.

- Нет, я не думаю, что Андрея убил его бойфренд, - решительно заявила Лиза. - Это только в детективах пишут, что убийца в большинстве случаев из ближнего круга. Мой опыт показывает, что опасней всего случайные знакомства.

- Да, мы же не в детективе живем, - поддержал я.

- А кто тогда? - спросили Сеня с Ваней. Они глядели на трансвеститку не без презрительности. Два упитанных, мускулистых попугая - уж они-то со своими гениталиями не расстанутся под страхом смерти. Все у них едино - и душа, и тело, и мысли. Живут, ни в чем не сомневаясь...

- Продюсера Эдит Пиаф, например, застрелил полузнакомый матрос, - сообщила Лиза. - Луи Лепле снял его в порту. В тридцать шестом. То же было и с немецким модельером Мосхаммером в две тысячи пятом. Его вокзальный проститут задушил телефонным шнуром.

- Типичный случай, да, - сказал я, отгоняя страшное воспоминание: года два тому назад коллега погиб - его званый гость цветочным горшком забил.

- А вы были знакомы с Андреем? - спросил Марк.

Лиза взяла себя за полу пиджачка и чуть-чуть ее приподняла:

- Его работа. Он был фантастический дизайнер. И кому все это достанется?

- Что? Что? - глаза у Сени с Ваней разгорелись.

- Эскизы, костюмы, выкройки... Почему безумно талантливые люди имеют дурную привычку и умирать безумно?

- Зато Маккуин вошел в историю, - сказал Марк. Они, видимо, про кого-то очень известного толковали.

- А Андрей не успел. Умер до срока, - сказала Лиза. Она громко вздохнула, - Господи! Как же устала я по похоронам ходить. У наших девочек настоящий мор. Одна от сердца, другая от воспаления легких.

От горя умирают, от тоски, от дурных людей, подумал я, вспомнив райский вид ее "девочек", которым особенно трудно жить в спертом российском воздухе.

- А хоронят всё у черта на рогах. Все деньги только на такси и трачу.

- Берегите себя, пожалуйста, - сказал я. - Будьте осторожны.

- Ну, меня голыми руками не возьмешь, - сказала Лиза, коснувшись пальцами концов губ, словно убирая несуществующие крошки.

- А спьяну? - сказал я.

- Я не пью.

- А по глупости?

- Я похожа на дуру? - сказала Лиза.

Скорее, на сумасшедшую, мысленно добавил я.

* * *

Дневник одного г.

Мы говорили, видимо, очень громко - я заметил, как на нас, расходясь по своим машинам, косились какие-то оплывшие мужчины в тусклых льняных тряпках, и женщины в ярких синтетических цветах.

- Нам, наверное, пора, - сказал я, обращаясь сразу ко всем.

- Поехали, - сказал Кирыч.

- Прямо так? - сказал Марк. - Нет, надо выразить родственникам свои соболезнования. У них же горе! - и решительно направился к группе людей, ждавшей кого-то в сторонке. У них у всех - у мужчины средних лет, у двух детей-подростков, а в особенности у пожилой женщины - было круглое андрюшино лицо. Только у маленькой старушки оно было совсем неподвижное, похожее на гипсовую маску.

- Родственникам не до нас, а мы и на свой лад помянем, - сказал я вслед Марку, подумав, что надо бы нам собраться - поговорить об Андрюшке, повспоминать беднягу. И Лизу позвать. И Сеню с Ваней.

Я уж хотел предложить поехать к нам, устроить импровизированные поминки, но тут послышался крик.

- Ты! - резким, острым каким-то, голосом кричала мать Андрея. - Ты! - она вцепилась Марку в волосы и с остревенением мотала его голову, как собака, пытающаяся задрать слишком большую для себя жертву. - Ты!..

Глаза у нее были совсем пусты, безумны. Мне показалось, что я слышу, как волосы с корнем выдираются из головы - жуткий треск, похожий на звук рвущейся материи.

Дальнейшее произошло так быстро, что я мог только считать кадры.

Раз - какие-то люди, навалившись на женщину с двух сторон, расцепляют ее задеревенелые пальцы.

Два - их, Марка и мать Андрея, растаскивают в разные стороны.

Три - Марк поворачивает к нам лицо, глаза его широко раскрыты, трепещет белый пух на голове. Какие-то люди - батюшки! и среди них Володя! - вталкивают Марка на заднее сидение неизвестной машины.

И все. Только, удаляясь, пылит блестящий автомобильный зад.

- Он, - громко задышал кто-то.

- Он...

- Убийца...