Российский литературный портал
GAY.RU
  ПРОЕКТ ЖУРНАЛА "КВИР" · 18+

Авторы

  · Поиск по авторам

  · Античные
  · Современники
  · Зарубежные
  · Российские


Книги

  · Поиск по названиям

  · Альбомы
  · Биографии
  · Детективы
  · Эротика
  · Фантастика
  · Стиль/мода
  · Художественные
  · Здоровье
  · Журналы
  · Поэзия
  · Научно-популярные


Публикации

  · Статьи
  · Биографии
  · Фрагменты книг
  · Интервью
  · Новости
  · Стихи
  · Рецензии
  · Проза


Сайты-спутники

  · Квир
  · Xgay.Ru



МАГАЗИН




РЕКЛАМА





В начало > Публикации > Проза


Константин Кропоткин
Сожители - 14. "Сердца полные штаны"

Константин Кропоткин. "Дневник одного г." - всего 99 руб. Закажи прямо сейчас! >>

Герои популярного в середине 2000-х годов сериала Константина Кропоткина - "Содом и умора" возвращаются на Gay.Ru! Роман, признанный в 2007 году "Книгой года" читателями нашего проекта и позже изданный в Германии, не забыт до сих пор.

...Кирыч, Марк и пес Вирус снова с вами по вокресеньям весной 2011 года.

А также - "Русская гей-проза 2010" с "Другими-разными" Константина Кропоткина.


В общем, так грустно, что даже рассказывать не хочется.

Есть друзья, которые и не друзья вовсе, а черт-знает-что. Не потому что не близки или далеки слишком, а потому что ни рыба, ни мясо, и именно неопределенностью своего человеческого вещества мешают они понять: кто мне этот человек? друг? приятель? механическая кукла, умеющая произносить только "муа-муа"?

- Ну, что за человек? Ни одного дельного слова, одни только сопли по сахару, - возмущался я по поводу Андрюшки, который тоже поместился в этой межеумочной категории.

- Он тебе что, теорему Пуанкаре решить должен? - ответил Кирыч раздражением на раздражение.

- Я был бы рад, если бы он перестал нести чушь.

- Какой ты высокомерный можешь быть, - поджал губки Марк.

Мы втроем шли к Андрюшке-портняжке. Он пригласил в гости. У него был повод. "178, 81, 17 и 5", - сказал, приглашая, Андрюшка. Говорил он это по телефону, лица его я не видел, но уверен, что пухлые белые щеки его тряслись, а глаза лучились.

Было у повода и имя, но мне неважно, как он назвался - я узнал его влет, едва увидев непроницаемое лицо, хитренькие глазки, тельце вполне симпатичное, а в особенности эту намыленность в повадках, которые не говорили - нет, они вопили.

- Ясно, - сказал я с тоской.

- А мне нравится, когда у людей любовь, - заявил Марк, как будто я был против.

А любви не было. Любви на празднике, сколь импровизированном, столь и многолюдном, было ноль, как ни жался трепетный белый пухляк Андрюшка к умереннной красивости тельцу, как ни громок он был в своих планах, сообщая всем подряд, как они будут жить, что купят и где проведут конец дней своих...

Дружок его (а назову-ка я его Аркашей) вежливо улыбался, выхаживал павой по квартире Андрюшки, переоборудованной в ателье, поглядывал на безголовые манекены с натянутыми на них цветастыми нарядами, прикидывал, сколько все это барахло может стоить и сколько денег может он вытрясти из немолодого жалкого толстяка, желающего любви, готового любить всякого, кто ему себя предложит...

В отличие от Андрюши Аркаша был молод, не очень потрепан, и, по-моему, на этом его достоинства заканчивались. Марк отметил темные глаза-маслины и модную прическу-хохолком. Кирыч ограничился репликой "ничего так". А Сеня и Ваня только и знали, что чирикать, как одобряют выбор портняжки, как рады они за его внезапно устроившуюся судьбу, за то, что давние мечты его о любимом человеке наконец-то исполнились. Андрюшка розовел, в глупом своем счастье, напоминая умытую цирковую свинью. Мне же смотреть на это было н е в ы н о с и м о.

- Он - проститутка, - у меня хватило такта не проорать, а прошипеть это вечно восторженным Сене и Ване, когда мы, чтобы тихонько посплетничать, уселись поближе друг к другу на продавленном кожаном диване.

- Ну, и что такого? - сказали Сеня и Ваня. - Я в институте тоже так подрабатывал. Жрать захочешь, еще не на то пойдешь, - сказал кто-то из них, румяных (кажется, тот, который зубной врач).

- Андрюша просто сияет, - сказал Марк.

Сеня и Ваня, не забыли блаженно вздохнуть:

- Счастливый!

Я подумал, что Сеня с Ваней все время квасят друг другу морды. "Слово за слово, хуем по столу", - так они именуют свои ссоры, без которых, как я понимаю, невозможно счастье в их семейной жизни.

Их счастливая семейная жизнь напоминает итальянскую оперу - им постоянно нужно докручивать свои раздоры до максимума, чтоб на разрыв аорты, затем они дерутся, затем плачут вместе, и, должно быть, исступленно трахаются, а дальше опять живут, опять ссорятся - и так без конца, удивительно, что никто не умер, никто не сел...

Конечно, уговаривал я себя, все счастливы по-разному, и какое мне, собственно, дело до того, по какому поводу Андрюшка воздвигает свои призрачные замки? Был период, когда его каждый божий день насиловали - то красавец-сокурсник нападет, то брутальный слесарь. Эту чушь я глотал, не прожевывая, и никакого несварения не чувствовал - веселился только.

- А я знаю одного человека, он себе мужа по каталогу нашел, - сказал Марк. - Они теперь едут на остров Мартиника. У них медовый месяц - песок, хижина, океан лазурный...

- Счастья полные штаны, - сказал я, надумав окончательно, что не понимаю и не собираюсь понимать, как можно любить человека, который готов любить только функции в тебе - низводить тебя до этих функций, упрощать всю твою сложность до хруста денежных купюр, до жратвы повкусней, до спанья помягче и одежды помодней.

Я замолчал. Спорить с румяными идиотами было бессмысленно, а Марку я мог свою позицию и без лишних ушей прояснить.

И прояснил. Едва на улицу вышли, как я начал лаять.


* * *



Содом и умора.

- Ненавижу проституток.

- Чем они-то тебе не угодили? - спрашивал Кирыч, едва поспевая за моим быстрым нервным шагом.

- Всем.

- Такой же бизнес, как и любой другой. Что такого?

- Это ты так думаешь, потому что проституцией не занимаешься.

- А ты почему думаешь по-другому?

Я посмотрел на Кирыча - лицо его сохраняло невозмутимость, но в глазах его мне почудились смешливые огоньки.

- А в Голландии не стыдно заниматься проституцией, - влез и Марк со своим мнением. - Я сам видел, где квартал фонарей красных, они сидят, девушки, и предлагают себя, как ботинки, на витрине, - разговор был не очень трезвым, что хотя бы отчасти объясняло и мой лай, и нескладную Марусину речь в защиту продажной любви.

- Это опасно! Неужели вы не видите, что это опасно?!

- Любишь ты тень на плетень наводить, - сказал Кирыч, - Люди не такие плохие, как тебе кажется.

- А мой знакомый, его Оливье зовут, как салат, он в Булонском лесу с румыном познакомился, - неутомимо выводил Марк свою партию, - Страшный такой румын. Позвал Оливье в кусты, чтобы совсем уж близко пообщаться, а сам цену называет. Вы бы видели, какой Оливье красивый, и он еще платить должен. Я чуть со смеху не умер, когда он мне рассказывал. У Оливье был тогда пожарник один. Или пожарный, я все время путаюсь. Он тоже спал за деньги один раз, ему за комнату надо было срочно платить.

- Да-да, - перебил я путаное круженье в именах и фактах, - и все не от хорошей жизни, и обстоятельства сплошь непреодолимые. У проституток всегда непреодолимые обстоятельства. Вагоны разгружать, улицы мести королевна не пошла, а пошла туда, куда неопреодолимые обстоятельства потянули.

- Он арондиссемонте дорогом жил, возле "Помпиду", знаешь, какие там цены! - ринулся Марк защищать неизвестного мне француза, - А еда?! А еще одеваться!

- Да, и не в этом дело! - воскликнул я, пытаясь ухватить свою главную мысль. - Это же только кажется, что, вот, в человека член посовали, денег дали, и все довольны. Кирыч, ты Лоретту вспомни.

- А что с ней?

- Она же врет всем. Буквально всем врет. У нее каждый день новая америка.

- Ну, врет и врет. Можно не слушать.

- А почему она врет?

- Человек такой.

- Ей оправдание нужно, что так получилось, что не виновата. Не она, мол, легкий путь выбрала, а так получилось. Врет, вертится, как уж на сковородке. Геи и так изуродованы своим вечным страхом, этой своей непохожестью, а тут еще и подлое ремесло.

- Я не изуродованный, - заявил Марк.

- Так и звать тебя не Лореттой, - сказал я. - Таких, как ты, вообще на свете не бывает. Не человек, а фея.

- Уи, месье, - Марка этот ответ вполне удовлетворил.

- Да, мало ли что по молодости бывает, - сказал Кирыч.

- Проститутка - это не статья в уголовном кодексе, это даже не профессия. Это черта личности. Марусь, ты зачем к своему французу поехал? Ты поехал, потому что не мог без него жить, правильно?

- А зачем еще? Конечно.

- А проститутки не живут с людьми, они пользуются.

- Обычный гешефт. Если есть спрос, будет и предложение, - сказал Кирыч.

- Да, конечно. Но только надо торговать честно. Продавец предлагает свое тело, клиент это тело покупает.

- Скорее, берет в аренду, - поправил меня Кирыч.

- Но обе стороны должны понимать, что это сделка, а не любовь. А у Андрюшки что? Кирыч, ты его сколько лет знаешь?

- Ну, я еще студентом был.

- И всякий раз у него одна и та же песня. То один его любит до невозможности, то другой. И где они все?

- Нигде, - сказал Кирыч.

- Были и сплыли, а у дурака Андрюшки сердце в клочья.

- Бедный, мне так его всегда жалко, - сказал Марк, как всегда в драматичных случаях тяготея к лицемерию.

- И что ты предлагаешь? - сказал Кирыч.

- Говорить мы ему ничего не будем, - почуяв жареное, закричал Марк, - Андрюша всегда потом будет думать, что мы хотим разрушить его счастье, он и так считает, что Илья наводит на него порчу.

- Кто? Я? - я разинул рот.

- Он так считает.

- Ничего не надо говорить, - сказал я, не без удивления отмечая про себя, что обижен, - Просто не принимать в этом шабаше участия, вот и все. В конце-концов, если у него такое большое сердце, то пусть сам и разбирается с этим счастьем.

Ничего себе! Он заводит себе кого попало, а другие виноваты - порчу, видите ли, наводят...


* * *



Дневник одного г.

А на следующий день за чаем Марк сообщил:

- Мне Андрюша сказал, что у его друга хорошая работа. У него свое агентство.

- И мобильник, отключенный за неуплату, - сказал я. - Такому я бы трусов рваных бы не доверил.

- Слушай-ка, а откуда ты знаешь? - спросил вдруг Кирыч.

- Что?

- Что проститутка, что отключен... Ты его знаешь?

- Да, - сказал я. - Нет, - я почувствовал, как падаю и скольжу, как тянет меня черт знает куда.

- Ты его знаешь.

- Да, мы знакомы, - я положил на тарелку свою печенюшку, - Мы знакомы.

- В каком смысле? - спросил Кирыч.

- В том, о котором ты подумал. Нелегкая свела…

Все глупости мира начинаются именно так - легко и непринужденно. Почему бы и нет, думаешь ты, улыбнувшись в ответ. Забавно, думаешь ты, разглядывая незнакомца более детально, прикидывая, а каков он совсем без одежды. Да, наплевать, - и примерно с этого момента перестаешь думать вовсе: соглашаешься на то, сам предлагаешь это, уводишь человека из воющего полумрака пивной, ловишь машину, краем глаза посматривая, куда смотрит человек, что делает; едешь, разговаривая о пустяках, чувствуешь себя скользящим по тонкому гладкому льду, оказываешься где-то в панельной глуши, идешь, дверь входная скрипит, ты оказываешься в узкой комнате, похожей на пенал, где пахнет затхлостью, а на полу возле смятой нечистой постели пепельница полная окурков, знай ты о ней раньше, побрезговал бы, но ты чувствуешь, что поздно. Он называет цену уже потом, взявшись за сигарету, голый, натянув покрывало на грудь, у него бледная грудь, а стенка, к которой он прислонился головой, украшена мелкими выцветшими розочками; от вида старых обоев становится окончательно тошно, ты отдаешь деньги, стараясь чтобы пальцы не соприкоснулись, фиксируя в уме этот кадр: две мужские руки и пара мятых купюр посередине. Ты уходишь и решительно заталкиваешь эту сцену далеко-далеко - в тот чулан, где неизвестно зачем хранится ненужное барахло.

- По пьяни, - подытожил Кирыч мой рассказ, высказанный в жанре небольшой заметки, из тех, что помещают в газетах где-нибудь сбоку страницы - пара слов, только самое главное.

- Ой, у меня столько раз было, это просто кошмар, - воскликнул Марк, - один раз просыпаюсь, а он говорит "Почему у тебя живот голый?". Я говорю "Чтобы ты видел, что я не шахидка", а он как закричит, как будто нельзя спать с голым животом.

- Не волнуйся, с презервативом, - сказал я под плескучую марусину речь, из всех сил сдерживая желание отвести глаза, не смотреть в черноту зрачков Кирыча, которая, казалось, расширяется, чернеет еще больше.

- Я не волнуюсь, - он только плечами пожал и замолчал, как поступает всегда, если смертельно обижен.

Все те годы, которые существуем в дуэте (присутствие Марка, что уж греха таить, гарнир, а не основное блюдо), мне говорят, как мне повезло с Кирычем, а Кирычу - как ему не повезло со мной. Я неряшлив, а он аккуратен, я ленив, а он живое воплощение трудолюбия, он силен, а я себе все здоровье прокурил, он думает о будущем, а у меня все лучшее в прошлом... Кирыч не делится со мной тем, о чем ему, поблескивая в мою сторону глазами, говорят приятели, а я, и без того все прекрасно зная, не вслушиваюсь.

Взгляд снаружи и взгляд изнутри - это два совершенно разных взгляда. Не стану же я рассказывать глазастым приятелям, как тяжко бывает вдвоем, когда один молчит, напоминая робота, а другой делает вид, что ничего не замечает, старается жить, как жил всегда, что-то рассказывает, о чем-то спрашивает и, не получив ответа, сам же его дает. Хоть сколько ты живи с человеком, стоит случиться чему-то плохому, как он моментально обносит себя глухой стеной, лишая всякой возможности объясниться - как будто не было ни понимания, ни близости, н и ч е г о.

- …я вообще, считаю, что это ужасные предрассудки, - ничего не замечая, чесал языком Марк, запивая ахинею чаем, заедая ее печеньем, - Ну, какая разница, что было раньше, я себя раньше вспоминаю, это же такой коматоз. У меня однажды были волосы цвета баклажана, а это все равно, что "эйч-энд-эм" или "зара". Лоу-баджет совершенно. Как я в таком виде жил - не представляю. А мне даже нравилось. Мама обещала, что мне волосы подожжет ночью, или чернила выльет, ей перед соседями стыдно. Я ее теперь понимаю. Но надо же как-то дальше жить, кто сейчас без греха. Ларс рассказывал, что у него был друг, который со своим другом в туалете общественном познакомился. Он был санитар, домой шел после работы, а тот был шофер-дальнобойщик. И что вы думаете? Они поженились и дом построили. Они в Швеции живут.

- Ларс - это который себе в Голландии эвтаназию сделал? - уточнил я.

- Да, я же рассказывал. Он болел очень. Помнишь?

- Ага, у него неизлечимая болезнь была и он выбрал самый легкий путь - выпил яду и арриведерчи.

- Ничего себе легкий, - сказал Марк. - Ты там не был, в клинике, а я был. Ой, Илюша, ты все правильно сказал, надо только сэйф, это очень важно, такая безграмотность кругом, Ларс говорил, что любой может быть больным, неважно, как выглядит. Завещание мне сделал...

Кирыч молчал. С непроницаемым лицом пил свой чай. И у кого после этого тяжелый нрав? У кого?

10 июля 2011 года



Смотрите также


· Творчество Константина Кропоткина - сборники и книги в Shop.Gay.Ru  
· Живой Журнал "Сожителей" Константина Кропоткина