Российский литературный портал
GAY.RU
  ПРОЕКТ ЖУРНАЛА "КВИР" · 18+

Авторы

  · Поиск по авторам

  · Античные
  · Современники
  · Зарубежные
  · Российские


Книги

  · Поиск по названиям

  · Альбомы
  · Биографии
  · Детективы
  · Эротика
  · Фантастика
  · Стиль/мода
  · Художественные
  · Здоровье
  · Журналы
  · Поэзия
  · Научно-популярные


Публикации

  · Статьи
  · Биографии
  · Фрагменты книг
  · Интервью
  · Новости
  · Стихи
  · Рецензии
  · Проза


Сайты-спутники

  · Квир
  · Xgay.Ru



МАГАЗИН




РЕКЛАМА





В начало > Публикации > Проза


Константин Кропоткин
Сожители - 10. "Скорая медвежья помощь"

Константин Кропоткин. "Дневник одного г." - всего 99 руб. Закажи прямо сейчас! >>

Герои популярного в середине 2000-х годов сериала Константина Кропоткина - "Содом и умора" возвращаются на Gay.Ru! Роман, признанный в 2007 году "Книгой года" читателями нашего проекта и позже изданный в Германии, не забыт до сих пор.

...Кирыч, Марк и пес Вирус снова с вами по вокресеньям весной 2011 года.

А также - "Русская гей-проза 2010" с "Другими-разными" Константина Кропоткина.


- Что это? Что э т о?!

Таблетки не падали из брюха растерзанного медведя. Они из него лились. Скупыми слезами - на наш домашний пол. Пес по кличке Вирус увлеченно драл плюшевую игрушку, угодившую в наш дом по милости Марка, которому пора бы уже дать кличку Кукарача - с его появлением дом наш корячит буквально каждый день, только успевай ноги переставлять.

Дружите ли вы с наркотиками? Дружите ли вы с наркотиками, как дружу с ними я? Поди пойми, отчего эта фраза завертелась в моей голове. Я с наркотиками не дружу совсем, хотя и понимаю, что позиция моя особой последовательностью не отличается: я просто стараюсь свести потребление бодрящих веществ к минимуму.

Пью крепкий кофе - но не больше трех чашек.

Курю - но не больше десятка за день.

Чай пью без счету. Из всех дурманов, придуманных человечеством, вред от чая, наверное, наименьший. Во всяком случае, на пачках с чаем не пишут, что он "убивает".

На таблетках, правда, тоже не пишут. В лучшем случае предостережение прописано меленькими буковками на отдельном листке. Но то, что они до добра не доводят, мне хорошо известно.

В пору дикой молодости, когда я просто жил, а не думал о последствиях, один приятель позвал меня в ночной клуб. "На, - сказал он после второго или третьего коктейля, протягивая пилюлю (белую? синюю?). - Будет весело". Раздумывать я особенно не стал - в конце-концов, он же приятель, дурного не предложит. И стало весело. Стало очень весело. Через несколько минут музыка стала громче, а еще через некоторое время тело наполнилось силой, энергией, ликованием каким-то, как бывает в минуты крайнего, редкого счастья: брызгами шампанского, не иначе. Вдруг переполнившись энергией, тело мое хотело плясать и содрогаться. И так было буквально всю ночь, а когда настало утро, то я обнаружил себя в метро, одного. Я сидел на скамейке и был едва ли в состоянии даже языком пошевелить. Я вконец обессилел, а тут и поезд завыл, приближаясь. Я почувствовал, как на меня наваливается чернота - страшная черная, безысходная чернота. Природа так устроена, что ничего не дает даром, и если ты зараз израсходовал многодневные запасы радости, то расплатой за то может стать страшная тоска - природа не любит пустоты, заполняет тем, что ближе лежит, тем, что осталось неизрасходованным. Я не мог спать дня два. Дня два лежал в постели и дрожал от страха, чувствую зловоную близость бесплотных, но осязаемых чудовищ. Помощи ждать было не от кого, я жил тогда один - я жил, не думая о последствиях, а задумываться о них стал примерно с того момента, как бедовый приятель, имя которого мне даже вспоминать не хочется, рассказал, как проснулся неизвестно где, черт знает с кем. "Один раз живем", - с пугающей веселостью говорил он, а через год или два зачах.

Даже если жить дают один раз, то зачем так коротко?

- Что это? - спросил я Марка, стараясь, чтобы голос мой звучал грозно, но вместо этого получился какой-то петушиный сип.

- Ох, не отравился бы, - Кирыч кинулся отнимать растерзанную игрушку у разгоряченного Вируса. Пес так просто в руки не дался, ускакал в свое убежище и жертву уволок - только пуговичные глазки прощально блеснули.

- Таня попросила привезти, - промямлил Марк, - а я дозвониться до нее не могу, уехала, наверное, куда-то.

- Что за "Таня"? - спросил я, подозревая какую-нибудь златокудрую "Талулу" из удалых трансвеститок. Марк любит помогать людям, а трансвеститки, измученные ночной жизнью, наверняка нуждаются в порциях химической бодрости.

- Как же?! - воскликнул Марк, - Ну, Таня же! Вы что же Таню не знаете? Ну, мать же!

- Таня, - я тревожно поглядел на Кирыча, как раз, кстати, появившегося в гостиной с плюшевыми ошметками в руках.

- Вашу мать... - поняв, вымолвил он.


* * *



Содом и умора.

Если у меня и есть повод залиться краской стыда, когда меня упрекают в женофобии, то только один.

Таня.

Сгусток энергии полтора метра высотой и в последнее время несколько расширившийся веселит, дарит тепло и успокоение, только если знаешь, как с ним обращаться. В противном случае, шпарит и жжет, жжет и шпарит, до боли, до крови, до изумления.

Заявившись в нашу с Кирычем жизнь в незапамятные времена, Таня не очень трудится считать нас друзьями - она возникает только тогда, когда ей что-то нужно и, получив все, что можно вытрясти, исчезает - до следующей нужды. Эгоизм полутораметровой Татьяны необъятен настолько, что я, услышав финальное "ну, все, пошла", не тружусь сказать ей "до свидания". Знаю, что встреча неизбежна, как зима, как полнолуние, как смерть. И Таня приходит, требует, уходит, приходит, берет, снова уходит, снова является - ну, как тут не стать женофобом, если главным своим орудием она сделала свою плодовитость. Детей у нее трое, от разных мужчин, и всякий раз мы - люди по ее логике совершенно бесполезные - должны как-то войти в многодетное положение.

- Своих не будет, хоть моего устрой, - так она аргументировала долг Кирыча найти способ затолкать Гошку, ее старшего, в финакадемию. Наглость тем более вопиющая, что мальчик у нее совсем не дурак, всего бы сам добился, но мать считает, что подстраховаться никогда не помешает. И в итоге стыдно всем - и Кирычу, нервно лепечущему в телефон сокурснику "паря, помнишь-узнаёшь, не хлопнуть ли нам, не вспомнить ли былое"; и мне, подслушивающему этот дурно разыгранный театр; и неглупому Георгию; и даже его собственному ребенку, внуку Тани, родившемуся после школьного петтинга, зашедшего слишком далеко.

Именно-именно, Таня уже который год бабушка, но климакс и маразм ей даже не снятся, она регулярно вспоминает наши телефоны, когда нужно вытащить из обезьянника бедового Петьку, он у нее средний, или заставить купить приличный костюм младшему Моське.

- Слушай, богиня плодородия, а почему тебе у любовников денег не взять? - однажды спросил я. - Ты ж с ними спишь, оказываешь им в некотором роде услуги...

- Вот именно, с ними я сплю, - отбрила меня она.

А ты что можешь? - было написано на ее белом лице, - а не можешь, давай-плати.

И что удивительно: мы оба, и я, и Кирыч, считали себя обязанными участвовать в жизни троекратной богини, хотя, вот честное слово, мы не рассчитываем, что кто-то из Таниных сорванцов захочет подать нам тот самый пресловутый стакан воды на смертном одре, которым так любят пугать себя мужеложцы.

- Не вздумай вписывать ее в завещание - отравит и не перекрестится, - предупреждал я Кирыча в один из наших редких разговоров на тему, что будет, когда нас почти не будет.

- Ну, что ты такое говоришь! - сердился на меня Кирыч, по физической своей мощи не подозревающий, как опасны бывают эти мелкие поганки.

Таня - не злодейка, но нравственное ее чувство служит придатком к материнству в такой же степени, как ее собственные придатки, удаленные сноровистым онкологом, принадлежат к прошлому. Готовясь к операции, Таня назначила Кирыча душеприказчиком - или как там называется человек, который решает проблемы покойника, пока сироты не вырастут. На Кирыча это решение повлияло так сильно, что увещевания мои про завещание, если таковое у него имеется, едва ли достигли своей цели: он снова соглашается на Танины уговоры, он снова дает, снова за нее просит, снова унижается - и все это потому, что однажды осенью она, желтая, как сырная голова, пришла и сказала, что может скоро сдохнуть, "баб у вас не будет, пацанам хоть мачеха не грозит" - в общем, извольте входить в ее бабское горе.

И Кирыч вошел, вошел и я. И не думаю, что дело в ее психологическом дипломе. Как в специалиста, я в Таню не верю, "групповую динамику", которую она сулит богатым московским идиоткам, не ставлю ни во грош. Бабья наглость - она не в университетах преподается, и на курсах ей не учат. Это, как леворукость - либо есть, либо нет.

Таня.


* * *



Дневник одного г.

- Солнце всходит и выходит, в переплет попался додик, - сказал я, не зная, с какой стороны подступиться. Не то иметь в виду давнюю болезнь Тани, не то - ее же неизлечимый авантюризм. От этой сумасшедшей тетки всего ожидать можно - не удивлюсь, если она снабжает каким-нибудь запрещенным зельем половину Москвы. Слышал я, к тому же, что она дом загородный покупать собралась...

- Ну, и что такого? - промямлил Марк. - Ну, попросил человек, что же и нельзя что ли людям помогать теперь?

- Помнишь Герочку? Красавчика своего?

- Нет, не помню. Он не мой. Буду я каких-то дураков помнить.

- В тюрьме сидит.

- В какой тюрьме? За что? Ай, бедненький, - Марк всплеснул руками.

- В тайской. Вез какую-то дрянь, задержали на границе. Теперь играет главную роль в римейке "Полночного экспресса", - сказал я, не рассчитывая, что сожитель поймет, о какой классике мирового кино я веду речь. Мне нужно было сообразить, зачем меня насильно втянули в эту историю-матрешку: в чемодане - кукла - в кукле - таблеточки - в таблеточках...

- Звони ей! Сейчас, - сказал Кирыч, прочитав на моем лице что-то такое, отчего и сам он сделался чернее тучи.

Как сквозь вату я услышал, что "привет", что "надо встретиться", что "лучше там, где кораблики, там красивенько все очень, как прямо в Европе"...

И встретились.

По реке с воплями плыли экскурсионные суда, массивная белая церковь на другом берегу понемногу заслоняла вечернее солнце, а здесь - на высокой веранде с видом на воду - трепыхались белые занавески, отделяющие один стол от другого, а колокола-светильники бились друг о друга разноцветным пластиком.

К столам нас поначалу не пустили - стриженая девочка у входа, похожая на нестриженого мальчика, сказала, что мест нет, идите к бару.

- Как это нет, есть, вы посмотрите внимательней, я звонила, - с привычного писка вдруг перешла на нежное воркование Татьяна, - Алина-девочка записывала. Как нет? Ну, не Алина, откуда мне знать, вы каждый день новые. Сергея Николаевича спросите. Нет, я серьезно говорю, вы спросите.

Говорила Таня нежно, но от голоса ее кожа покрывалась мурашками. Наверное, так шипят змеи, готовясь к броску.

Внешне она, впрочем, все также напоминала грызуна: годы из серой мышки сделали породистого хомяка. Таня разрослась в ширину, а лицо ее, белое, еще больше помолодело; наверное, помогла и короткая сложно устроенная прическа из осветленных волос. Ласково разговаривая с девочкой-служкой, Таня лучилась самодовольством. Заведись у меня дома хомяк со змеиным голосом - удавил бы чудо природы, не задумываясь, хотя бы из инстинкта самосохранения.

- Вы посмотрите, говорю вам... - наступала Таня.

Стриженая девочка, мазнув крашеным ногтем по мятому листку, еще раз отрицательно качнула головой, забормотала что-то и, неожиданно сдавшись, отвела нас четверых за один из столов - под белые занавески.

- Как твои дела? Очень рад видеть тебя, у тебя бьютифул шейп, - начал вдохновенно врать Марк, едва завалившись напротив Тани на низенький светлый диванчик. - Ты уезжала, наверное, звоню тебе, звоню, а тебя нет. Даже не знаю...

- В Черногории была, - сообщила Таня. Она взяла папку с меню и принялась сосредоточенно его изучать.

- А я вот в Москву приехал. Живу тут. Очень нравится, хотя дорого, как в "Лафайет". Я там с байерами гуляю, селзы, ну, ты понимаешь, процентов на семьдесят иногда, надо места знать.

- "Лафайет"? - не поднимая головы, спросила Таня. - Там много наших, ага. Но я в Милан езжу.

- Оперу что ли слушать? В "Ла-Скала"? - спросил я, делая вид, что читаю меню.

- Типа того, - Таня захлопнула папочку, щелкнула наманикюренными пальцами, подманивая щуплого официанта в бордовом фартуке, проворковала что-то французско-итальянское.

Остальные последовали ее примеру - каждый как умел. Я попросил "спагетти и белого бокал, которое дешевое". "Лапши с помидорами и бордо", - это было пожелание Кирыча. "Паста с соусом "бешамель", бокал "Санраз мерло розэ", нет, "розэ" у вас чилийское, а я люблю испанское, тогда... "Мюскадэ Сэвр-э-Мэн", - а это понятно из чьих уст прозвучало.

- Наблатыкался, - прокомментировала Таня без всякого выражения.

Марк только провел по ухоженной светлой голове ухоженной рукой с ухоженными пальцами, увенчанными ногтями замечательной ухоженности. "Буду блистать", - вспомнил я его ответ на мой вопрос, какого лешего он к нам приперся.

- А что у тебя в Черногории? - спросил я.

- Дела.

- И какие?

- Разные.

- Ой, я, вот, всем, Танечка, буквально всем, - затараторил Марк. - И то, и другое...

- Курьером, например, - добавил я.

Марк намека не понял, Кирыч тоже на реку глядел. А тут и вино принесли. Мое было смолистым. Странного вкуса.

- А ты, как я понимаю, по медведям, - продолжил я.

- Нет, меня политика не интересует, - ответила Таня.

- А я президента видел, - сказал Марк.

- Да, ну? - Таня изобразила вялое удивление.

- Ага! - от важности Марк не лопнул, что странно. - Он симпатично сложенный такой, не очень видно, что небольшой рост, неважно даже, какой у человека рост. Тань, представь, мне один иранец, он - музыкант, рассказывал, что он нашего президента любит, говорит, что у него есть эта, харизма, он на пианино играет. Его у себя в стране не принимают уже, как узника совести. Уехать пришлось, опасно, если музыкант, а еще с мальчиками.

- Какой президент? - отвлекся Кирыч от созерцания речных красот.

- Французский, наверное, - сказал я. - Как его... "Мусью-э-Мэн".

- В бутике одном, - сказал Марк. - Я с ним даже поговорил.

- Не он ли тебе игрушечных медведей дарит? - спросил я.

- Не-ет, мы с ним только посмотрели друг на друга. А дальше телохранители оттеснили. Хотя я, конечно, успел его щелкнуть. Можешь у меня в блоге посмотреть. Ты знаешь, Танечка, я еще блог веду.

- Вам не кажется, что наш разговор зашел не туда? - сказал я.

- А куда он должен завести? - спросила Таня.

- Да, вот одна мадам, - "хомячиха", проговорил я про себя, - попросила одного "мусью" игрушечку привезти. Милую такую, плюшевую игрушечку взять у некой французской мамзель и и перевезти через границу. Оказать, так сказать, услугу. А игрушечка та с начинкой оказалась.

- Ах, неужели, - сказала Таня.

- И вот теперь неясно, что с медвежьими внутренностями делать. Отдать, куда попросили или куда по закону следует. Как считаешь, кому услугу оказать?

- Добралась, значит, - в голосе Тани я расслышал удовлетворение.

- Добралась. И ты представь, никто за решеткой не сидит, хотя мог бы.

- Да, будет тебе. Давай сюда, - она протянула руку.

Марк вытащил из своей сумки пластиковый пакет.

- Все на месте? - взяв, спросила она.

- Наверное, я же не знаю, - сказал Марк.

- Все, если Вирус чего не сожрал, - сказал Кирыч. - Что за медицина?

- Человеку одному надо. У нас не продается.

- Тебе? - высказал Кирыч вопрос, который, видимо, волновал его больше всего.

- Нет.

- А легально было нельзя?

- Нельзя.

- Понимаю.

- А я не понимаю, - не встрять я не мог, не люблю шпионских романов. - Почему ты его, - я поглядел на Марка, - в известность не поставила? А если бы его на границе задержали?

- Не задержали же? Сколько с меня? - она обратилась к Марку. - Если считаешь нужным, я заплачу.

- Нисколько, ты же попросила, я по-дружески, - возмутился Марк,

- Ага, бабла дала и думает, что все в порядке, - прокомментировал я.

- Короче, ты считаешь, что я - дура, - в упор поглядела на меня она.

- Я считаю, что у тебя нет стыда. Какое ты право имеешь распоряжаться чужой жизнью? А если бы эта вытаращенная идиотка за решеткой оказалась? Ты знаешь, что там делают с такими, как он?

- А ребенок пускай умирает, да?

- Вот взять и вот так втемную человека использовать?! Какое право ты имеешь пользоваться чужой глупостью? Ну, дурак, ну, доверчивый, но что ж его теперь тюрьмой наказывать?

- Ой, Рыжик, да, будет тебе ужасы-то говорить, - сказал Марк. - Я же везучий.

- Ага, Мария-Антуанетта тоже так думала, пока не угодила на гильотину.

- Какая Мария?

- Да, уж не святая. Принцесса, вроде тебя.

- А что за ребенок? - спросил Кирыч.

Таня вздохнула.

- Мальчик один. Нужны препараты, купить в России невозможно, по закону привезти не получается.

- Чей мальчик?

- Не из моих, не бойся. Подруге помочь надо.

- Понимаю.

- А я не понимаю, - влез в их "мур-мур" я.

- Илюша, - змейским своим голосом заговорила хомячиха. - А ты у нас, конечно, честный. Правильно? И взяток, наверное, не даешь. Так ведь?

- Не даю. Никогда не давал и не собираюсь.

- Принципиальный, - протянула она. - А ты, Кирилл? Что? Тоже честный?

- Как тебе сказать...

- Хорошо устроился, Илюша, - она оскалила мелкие белые зубки, - Всю грязную работу за тебя делают. Можно и принципиальным побыть. Люблю я таких мужчинок, ой, как люблю. Апостолы морали, блядь.

- Вот и везла бы сама свою дрянь из своей Черногории, - в крайнем раздражении я схватился за сигарету.

- Так и везла. Слушай-ка, а чего это ты куришь?

- Хочу, вот и курю.

- Ага, а мы ни за что, ни про что твоим дымом травимся.

- Ага, это называется пассивное курение, - вставил Марк.

- Тебе подходит, - плюнул в его сторону я.

- А курение убивает. Хочешь сдохнуть от рака легких, так и пожалуйста, твое право. А мы при чем? - едко сказала Таня.

- Так мы же на свежем воздухе, - заступился за меня Кирыч.

Я встал, отряхнулся.

- Ты куда? - спросил Кирыч.

- Пописать.

- Насрать, - сказала Таня. - Насрать в душу и гордо удалиться. Браво! Аплодисменты, блядь, переходящие в овации.

Я не нашелся что ответить - и действительно ушел. Пописать, как и обещал.

А когда вернулся, то на столе уже дымилась разноцветная еда. В молчании каждый взялся за свою.

- Таня, - донесся до меня свистящий шепот Марка, он перегнулся через стол. - Ты на Рыжика не обижайся, у него иногда бывают тараканы в голове. Если хочешь, то пожалуйста. Проси, конечно, я обязательно помогу. Нельзя же людей в беде оставлять. Только ты говори, ну, чтобы... ну... можно бы и лучше спрятать, где точно не найдут.

- Слушай, ты, Кукарача, передачи в тюрьму я тебе носить не буду! - надо бы поподробней рассказать Марку про фильм "Полночный экспресс", мрачно думал я, будет человеку счастье.

Мимо проплыл увеселительный кораблик. С него на берег рвалась русская танцевальная музыка, как и обычно бывает на таких корабликах - заводная, ядреная, под которую и плясать хорошо, и биться головой об стенку.

- Я своего оболтуса в швейцарский универ засунуть хочу. Куда там лучше, не знаешь?..

12 июня 2011 года



Смотрите также


· Творчество Константина Кропоткина - сборники и книги в Shop.Gay.Ru  
· Живой Журнал "Сожителей" Константина Кропоткина