Вначале мы говорили о погоде, необычно солнечной для поздней осени, потом с голубых небес перешли на ткань породы "муар", но так и не решив из чего она делается, перескочили на спортивные машины радужных цветов, которые выглядят гораздо сексуальнее их владельцев.

- Деньги портят людей, - Марк сказал это так, будто дензнаки - жучки, выгрызающие кружева "ришелье" из капустных листьев.

Я хотел было сказать, что людей портят не деньги, а время. Ведь пока накопишь на какой-нибудь "ягуар", успеешь триста раз развалиться. Но вдруг я вспомнил про Кирыча и согласился.

- Это правда, - сказал я. - Чем больше денег в кошельке, тем меньше в его владельце остается человеческого.

* * *

С того времени как Кирыч поменял работу ради хорошей зарплаты и звонкой должности мы с Марком перестали его узнавать. Вроде бы те же глаза, нос и уши, и даже любовь к синим рубашкам никуда не делась, а Кирыч уже не тот.

- Как дела?

- Нормально.

- Что на работе?

- В порядке.

Вот и весь разговор. Кирыч никогда не был болтуном, но тогда я чувствовал хотя бы его молчаливое участие, а сейчас казалось, что говорит не человек, а машина. У него даже глаза как будто полиняли, из добрых синих превратившись в холодные стальные.

Мы решили, что ему плохо и кинулись на помощь. Но Кирыч в нашем участии не нуждался.

- Терминатор какой-то, - растроенно сказал Марк.

Он всего лишь спросил, каково Кирычу на новом месте, но с какого бы боку он ни заходил, ответ был один и тот же: "Это неважно".

- А мне с таким спать! - в сердцах выпалил я, едва Кирыч оставил нас наедине.

- Неужели? - Марк оживился, воображая лязгающий металлом секс.

- Окстись! - разочаровал его я. - Теперь мы просто соседи по койке.

Эх, знать бы, что именуя наши отношения "соседскими", я когда-нибудь и впрямь обнаружу рядом постороннего субъекта, который даже во сне ухитряется сохранять безразличный вид куклы, не нуждающейся в эмоциональных инвестициях. А я был именно посторонним. "Соседом по койке", как уже было сказано.

Очень неприятно.

- А вдруг он отмывает бандитские деньги? - предположил Марк и от страха зажмурился.

- И что тогда? - заинтересовался я.

Мне было ясно, что Кирыч никогда не пойдет наперекор своим моральным принципам, но было интересно узнать, что скажет Маруся. Неужели побежит сдавать его в милицию?

- Мы сорвем куш и уедем на Канарские острова! - завопил Марк и заскакал по комнате, исполняя какой-то дикарский танец.

- Аферист! - удовлетворенно ругнулся я. - С нашей удачливостью, Кирыч, скорее, сядет в тюрьму, а мы будем носить ему передачи.

* * *

Броня была крепка. Когда я спросил Кирыча, как зовут его нового шефа, в его глазах появился такой ужас, будто я сплясал кукарачу на могиле Серафимы Львовны. Впрочем, устыдившись, Кирыч сообщил имя шефа.

- Вера Петровна, - сказал он минут через пять, глядя в телевизор.

- Я думаю, ему за нас стыдно, - застрекотал Марк, едва Кирыч удалился смотреть свои терминаторские сны.

- Он думает, что мы можем испортить его репутацию? - сказал я, притворяясь, будто мне только что пришла в голову эта мысль. - Неужели он боится, что мы нарядимся мадамами и закатим истерику прямо у него в кабинете?!!!

Марк, представив себе эту сценку, расплылся в улыбке. Мне было не до смеха.

- За кого он нас принимает? - воскликнул я, чувствуя себя оплеванным. Неприятное, скажу вам, чувство.

"Мы делаем с ними деньги, но не едим за одним столом", - некстати вспомнилась торгашеская присказка. Здесь все получалось наоборот. Стол был общий, а дела делались где-то на стороне. Но от этого было еще мерзее.

- Суп отдельно, мухи отдельно, - сказал я, чувствуя себя не супом, а мухой.

- Ууу, - всхлипывал я, уткнувшись Марку в плечо. Я быстро миновал стадию стыдливых всхлипываний и беззастенчиво предавался горю.

- Мы этого так не оставим, - сказал Марк, успокаивающе поглаживая меня по голове.

От его участия меня совсем развезло.

- Ууу, - гудел я паровозом.

* * *

На следующий день Кирыча атаковал Марк.

- Ты не представляешь, как важен микроклимат на работе! - сказал он и пустился в объяснения, что его окружают мерзкие мужики, которые только и знают, что рассказывать про футбол, пьянки и баб с большими грудями, которых они отымели к обоюдной радости.

- Гадость, правда? - спросил Марк, обращаясь к Кирычу. - Вот у тебя, наверное, все по-другому?

- Это неважно! - выдавил он уже навязшее на ушах.

Неужели весь русский язык ограничивается этой тупой фразой?

- Почему же! - воскликнул я, не желая соглашаться с убогостью "великого и могучего", - Это жизненно важно! Вот, например, с кем ты сидишь в одном кабинете?

- С Валей, - неожиданно начал колоться Кирыч.

- Твоя Валя наверняка не рассказывает тебе про футбол, - обрадовавшись, продолжил я бурение.

- Нет, только про "Формулу один", - немного растерянно ответил Кирыч и, кажется, хотел продолжить, но, опомнившись, сказал уже известное.

- Это неважно, - сказал он.

В этот момент мне показалось, что я слышу скрежет закрываемых створок. Как в раковине или в кино про космические ужасы - там герои тоже прячутся в герметично запертых отсеках, наивно полагая, что они спасут их от монстров, беснующихся снаружи.

* * *

И вдруг наступил февраль.

- Валя-валентина, что с тобой теперь? - застенал Марк.

Он перевернул страницу настенного календаря. Февраль олицетворял голый красавец с сигаретой. На нем были только красные туфли на высоком каблуке. Отклячив увесистый зад, он стоял на дороге и делал вид, что ловит такси. На Валентину красавец был никак не похож. Скорее, на какого-нибудь Антонио. Тем не менее, я послушно продолжил:

- Белая палата, крашеная дверь! - привычно взрыднул я.

Марк вырос на Урале, а я еще дальше, но воспоминания детства были так схожи, будто мы писали в один горшок. Когда мы были маленькими, то мыльных опер еще не было, поэтому мексиканские страдания, так необходимые чувствительным мальчикам, мы черпали из одних источников. В данном случае, из стихотворения про Валю-пионерку.

- Тоньше паутины из-под кожи щек зреет скарлатины смертный огонек! - закончил Марк строфу и вопросительно уставился на меня. - Ты уже купил для Кирыча валентинку?

- ???

- Скоро День святого Валентина, - пояснил Марк, любуясь смуглым телом неизвестного Антонио. - День всех влюбленных.

- К чему ему моя валентинка, если у него своя Валентина на работе имеется, - ответил я голосом сварливой жены. - Пусть с ней и милуется!

Я хотел сказать еще что-нибудь, но вдруг замер, как завороженный. Я понял, как нам победить терминатора.

* * *

- Что лучше, "милый" или "уважаемый"? - спросил я.

- "Глубокоуважаемый", - ответил Марк. Он сидел с другой стороны стола и отмачивал руки в банке с пахучим раствором.

- Слишком формально, - я напряженно вглядывался в монитор компьютера, надеясь отыскать там, в прохладной глубине, среди битов и байтов, мою музу. - Мы же любовное письмо пишем, а не повестку в суд.

- Тогда, - Марк на секунду задумался. - "Любимый".

- Преждевременно, - покачал головой я. - Так мы его только напугаем.

- Ну, дорогуша, я не знаю, - рассердился Марк.

- Умница! - восхитился я. - Напишем, "дорогой". Просто и со вкусом.

Я заколотил по клавишам.

"Дорогой Кирилл! Вы будете удивлены, прочитав это письмо. Но оно, поверьте, вас ни к чему не обязывает. Сегодня, вновь увидев Вас, я подумала, что знаю о Вас слишком мало. Вы любите синие рубашки и темные пиджаки. У вас всегда интересные галстуки...".
 

- А мы его по Фрейду! - приговаривал я, барабаня по клавишам.

Галстук, который у психоаналитиков считается фаллическим символом, пришелся как раз кстати. Пусть Кирыч поймет, что он интересен Вале именно в сексуальном смысле.

Я опять задумался.

- Ты не помнишь, в каком галстуке Кирыч ходил на новогоднюю пьянку? - спросил я Марка, - Он тогда еще в грязь уделался?

- Как же не помнить! - воскликнул Марк и возмущенно затряс руками, разбрызгивая жидкость по столу. - Беленький. С мышами. Страшный - просто ужас.

Точно, тогда Кирыч нацепил самое кошмарное творение галстучного искусства: десяток "микки-маусов" с идиотскими ухмылками. Слава богу, на празднике он залил "мышей" соусом и дальнейшей эксплуатации галстук уже не подлежал.

Я заколотил по клавишам.

"Я помню Вас в Новый год. Тогда на Вас был прелестный галстук с мышками. Почему Вы его больше не надеваете? Он Вам очень к лицу. Вы кружились в вальсе с Верой Петровной и она сказала, что вы прекрасный танцор".
 

Я опять сделал паузу. Тогда Кирыч отдавил своей начальнице ногу и потом спьяну, сокрушенно нам в этом признался. Вот и прекрасно! Заодно, избавим его от ненужных терзаний. Я хотел продолжить, но, подумав, отодвинул от себя клавиатуру. Сегодня моя муза явно взяла отгул. Для правдоподобного вранья мне катастрофически не хватало информации.

* * *

Чтобы все выглядело по-настоящему, мы придумали друг другу клички. Я был "агент Овир", а Марк - "агент Мур". Учитывая мою неспособность к шпионажу, мне пришлось стать командиром.

- Докладывайте, агент Мур! - сказал я, развалившись в кресле.

- Объект находится на станции метро "Чистые пруды". Дом с башенками. 15 этажей, - отрапортовал "агент".

- Что с клиентом?

- Клиент едет до объекта на метро 25 минут. Дальше идет пешком. Метров 200. Заходит, а потом..., - "агент Мур" вытаращил глаза.

- Что потом? - подался вперед я, ожидая услышать что-то сногсшибательное.

- Ничего. У дверей охрана стоит. Вход только по пропускам, - растроенно признался "агент".

- Эх, ты, Штирлиц!

* * *

- Он нас убьет! - от ужаса зрачки у Марка расширились.

- Как ты думаешь, к кому он обратится, чтобы избавиться от похотливой тетки? - спросил я.

- В милицию! - предположил Марк.

- К нам, дурак! - сказал я. - Мы придумаем за него пару вежливых писем-ответов и пылкая переписка заглохнет сама собой.

- И ради чего тогда огород городить? - хмыкнул Марк.

- Но это послужит ему хорошим уроком. Тогда Кирыч поймет, что семья всегда должна быть на первом месте, какой бы большой ни была зарплата. В конце концов, мы тоже живые люди и имеем полное право на человеческое к себе отношение.

- Точно! - воскликнул Марк, восхищаясь моим недюжинным умом, - Пусть ему будет стыдно!

* * *

- Не жмет? - спросил я "агента Мура".

Он качался на красных сапогах-платформах, как останкинская башня.

- Нет! - храбро сказал Мур.

Нацепив ему на шею килограмма два ожерелий, арендованных у Зинаиды (добрая девушка, она даже не спросила, для чего они нам нужны), я с сомнением оглядел маскировочный костюм.

Передо мной стояла семафорной высоты девица в темных очках в поллица и красном пальтишке из лаковой кожи (спасибо Зиночка, ты - настоящий друг).

Я не понимал, ради чего этот маскарад. Ведь можно было преспокойно прогуляться рядом с "объектом" и в мужском обличье. Признаюсь, в таком виде Мур выглядел бы куда правдоподобнее. Но он вбил себе в голову, что без мадамского наряда никак нельзя, и мне не оставалось ничего другого, как согласиться.

- Не упадешь? - спросил я.

- Постараюсь, - проблеял Мур.

Он ушел, подгибая удлиненные ноги, как новорожденный жираф - неловко, но с полным сознанием того, что так и должно быть.

От Мура требовалось всего лишь выяснить какие-нибудь детали, которые "агент Овир" может использовать для следующих страстных писем. С кем "клиент" возвращается с работы, например. Или какие стены в холле. Или, как зовут охранника у входа.

Бог знает, сколько времени я мерял шагами квартиру. Час? Два? Или целый восьмичасовой рабочий день без перерыва на обед и кофе? Агент Мур появился, когда я понял, что его нет слишком долго. От семафорной девицы осталось немного.

- Меня спустили с крыльца! - сказал он, потрясая сломанными очками, и сам завыл паровозом.

* * *

- Слушай, а если ей сто лет? - свистящим шепотом сказал Марк.

- Пожилые женщины тоже имеют право на любовь! - сказал я, но призадумался.

На этот случай письму явно не доставало патины. Я прищурился, перебирая в уме старорежимных певунов: Лемешев, Козловский...

"Вы для меня, словно парус в тумане моря - недостижимы и притягательны... С Вами я могу уйти от себя, улететь от обыденных забот, обрести на краткий миг иную страну. Помните как у Вертинского "В бананово-лимонном Сингапуре"?".
 

- Сингапуре-пуре, - картаво пропел я, перечитав написанное.

Получилось немного агрессивно. Но может же дама позволить прорваться сокровенному после стольких-то писем? "Кстати, сколько их уже?" - подумал я и, пощелкав мышью, залез в секретную папочку. Выходило не меньше десяти. Первое мы послали электронной почтой. Второе подложили в карман пиджака. Потом была телеграмма на дом: "Мне-нравится-зпт-что-вы-больны-не-мной-тчк". Кирыч читал ее, запершись в туалете, а потом неделю боялся телефона.

- Ничего! Хоть похудеет, - кровожадно говорил Марк.

Жаль, неизвестно, как Валентина говорит. Можно было бы ангажировать Люську из кукольного театра - она замечательно имитирует чужие голоса: "Я ваша навеки!" - сочно произнесла бы Люська.

- Славно получилось, - с уважением сказал Марк, пробежав письмо глазами.

- Ты бы ответил на такое? - спросил я.

- Неа! - тряхнул головой Марк. - Страшно. А вдруг она затащит в темный угол и изнасилует.

- Я об этом не писал! - оскорбился я.

- Зато в виду имел, - убежденно заявил Марк. - Знаем-знаем! Вначале они про бананы и Сингапур поют, а потом в постель тащат.

У него был такой вид, будто всю свою жизнь он только и делал, что отбивался от сексуально озабоченных девиц. Я расхохотался.

Впрочем, главное Марк уяснил. Леденящий ужас - вот что должен испытывать Кирыч, получая письмо. Теперь он от нас никуда не денется. Прибежит, как миленький.

Я удовлетворенно заклеил конверт

* * *

- Здесь все, - сказал Кирыч и вывалил перед нами содержимое большой толстой папки.

- Даже квитанции об уплате за телефон баронессы Кукуевой от 23 сентября 1889 года? - развеселился я.

- Ой, правда, неужели даже квитанции есть? - удивленно вздернул брови Марк.

В основном была какая-то ерунда: бумаги, усеянные столбцами цифр, разнообразными графиками и диаграммами, показывающими состояние банка от сотворения мира и до наших дней. Уяснив главное, что его банк не собирается закрываться, мы без сожалений обратились к фотографиям.

- Какой ты здесь хорошенький! - Марк любовался снимком, на котором Кирыч сидел за большим столом и угрюмо смотрел в компьютер.

- А это кто? - спросил я деланно равнодушным голосом.

На сей раз Кирыч скалился какой-то старой, но очень ухоженной тетке в мужском пиджаке.

- Вера Петровна, мой шеф, - разочаровал нас Кирыч.

- А где Валя? - не стерпел Марк.

Кирыч вытянул из стопки фотографию, на которой чинно, в два ряда, сидело и стояло человек двадцать.

- Наше подразделение, - пояснил он и забегал по снимку глазами, бормоча. - Вера Петровна, Надя, Владимир Викторович, Никита... Здесь! - вокликнул он и ткнул пальцем куда-то в верхний левый угол. - В последнем ряду. Там, где я.

- Эта беленькая? - уточнил Марк.

Справа от Кирыча стояла крашеная блондинка с треугольным лицом и челкой, как у пони. "Непохожа!" - мысленно чертыхнулся я, сожалея, что Валентина, придуманная нами, была далека от оригинала. Девица слегка склонила голову, отчего казалось, что это из-за нее Кирыч смотрит в объектив с такой блаженной расслабленностью.

- Нет, - усмехнулся Кирыч. - Черненькая. С бородой.

На фотографии, слева от него стоял мрачный субъект, похожий на Карабаса-Барабаса.

Я ошарашенно посмотрел на Марка.

- Ой, как нехорошо получилось! - тоненько пискнул он.

- Вот и я о том же, - с укоризной сказал Кирыч.

Он положил перед нами черно-белый снимок: двое мужчин в костюмах выталкивают из дверей нескладную девицу в темных очках. Картинка была смазана, но главный персонаж можно было распознать.

- Какой ты здесь получился, - не удержавшись, я хихикнул, - ...милый!

- Глубокоуважаемый! - краснея, буркнул Марк.

- Ребята! - просящим голосом сказал Кирыч, - Может хватит придуриваться?