Если вы не созданы для лжи, то от карьеры вам лучше отказаться...

Если вы не созданы для лжи, то от карьеры вам лучше отказаться. Склонность к сочинению небылиц - это такое же необходимое условие успеха, как хорошее образование, умение договариваться и здоровые зубы. Чернорабочим быть не стыдно - ведь это свидетельство честности. Но, право, куда приятней иметь возможность каждый день заказывать на дом обеды из "Пушкинъ".

Такова жизнь и познать ее неприглядные стороны Сержу Иванову довелось на собственной шкуре. От природы не склонный извлекать выводов из чужого опыта, он то и дело был вынужден набивать шишки, не понимая причин и жалобно закатывая к небу свои прекрасные ореховые глаза.

Красота его, кстати, была исключительна. Мало кого оставляя равнодушным, она вынуждала даже ненадолго забывать, что лгать Серж Иванов не умеет, а значит большой карьеры ему, увы, не сделать.

Честностью он пошел в отца. Герой баталий, в одночасье лишенный всех орденов и званий, Иванов-старший скончался в тюрьме. О, горькая ирония судьбы! Бывшего майора Иванова поместили в казематы за лжесвидетельство: трибунал не сумел поверить, что правда может быть настолько чудовищна. Избыток истины и впрямь способен превратить жизнь в ад.

Госпожа Иванова, не вынеся утраты обожаемого супруга, вскоре последовала за ним. Оставшись сиротой, Серж удержался на плаву лишь благодаря обеспеченной тетушке, которая выплачивала ему некоторое содержание.

Не умея предугадать своего истинного предназначения, Серж Иванов брался за все, что попадало ему под руку. Он разносил газеты, писал поздравительные открытки, пел в церковном хоре, но ни одно из этих занятий не сумело стать для него делом жизни. Разве мог он солгать, что газеты недурны, поздравления оригинальны, а батюшка вечерами поручает ему натирать подсвечники одного лишь бескорыстного участия ради?

В довершение ко всему Серж влюбился. Предметом его обожания оказалась особа в высшей степени достойная. Но в том и заключалась главная неуместность этого некстати вспыхнувшего чувства. Сесиль Петрова была слишком хороша. У нее была осиная талия, молочно-белая кожа, чуть тронутая румянцем, и неограниченный кредит в банке, управляющим которого был ее отец, господин Петров.

Нельзя не признать, что Серж и Сесиль были чрезвычайно красивой парой. Гуляя в парке, они никогда не могли остаться наедине. Всюду за ними назойливой дуэньей тянулась тишина: прохожие не верили, что это молодые люди, а не ангелы, и заворожено смотрели им вслед.

Но Серж был крайне честен, а Сесиль исключительно богата. Такое сочетание противоестественно даже в наш эклектичный век. Высокое чувство трудно осудить, однако еще труднее с ним примириться.

Постоянного заработка у Сержа не было, щедрость тетки имела пределы, а потому вполне понятна суровость отца Сесиль, господина Петрова, который однажды вызвал юношу к себе на ковер:

- Вы мне по душе, молодой человек, - сказал он, постукивая сухими пальцами по крышке стола из мореного дуба, - Но я не могу вручить вам судьбу моей крошки, пока вы не предоставите достойных ее кондиций. Я могу купить ей дом, но кто будет оплачивать ей горничных? Нет, если хотите серьезного разговора, то принесите мне выписку из вашего банковского счета, где должно быть, скажем, - дробь, которую выбивали пальцы Петрова, ускорилась, а сам он прищурился, подсчитывая в уме, - двести тысяч ежемесячного дохода.

Иной влюбленный, ослепленный чувством, мог бы заверить, что без труда найдет столь ничтожную сумму, но, увы, Серж Иванов лгать был неспособен, а потому путь наверх - к руке прелестной Сесиль - был ему заказан.

Возвращаясь домой тем несчастным осенним вечером, Серж решил навестить своего давнего друга.

Миша Сидоров был успешен, но даже Серж не мог бы сказать наверняка, чем занимается этот худощавый мужчина средних лет, с головой без единого волоска и блестящими черными глазами. Миша Сидоров называл себя художником, но картин и офортов от него никто не ждал, что не мешало звонку в его квартире звенеть, не переставая, а антикварным стульям в гостиной то и дело скрипеть под тяжестью нового седока

- Скряга Петров отказал тебе от дома, - прозорливо заметил Миша. Сидя в кресле возле камина, он невозмутимо потягивал коньяк.

Вместо ответа Серж предпочел последовать его примеру.

- Нельзя класть все яйца в одну корзину, - после некоторого молчания произнес Миша, - Я не могу не восхититься твоей способности к высокому чувству, но ведь не оно одно составляет смысл нашего существования.

- Что же еще? - спросил Серж, устраиваясь в кресле напротив и с наслаждением вдыхая ароматные коньячные пары.

- А смысл в том, что все имеет смысл, - Миша закинул ногу на ногу, словно желая показать другу идеально скроенные брюки и щегольские ботинки с серебряными пряжками.

- Разве можно иметь все? - резонно возразил Серж.

- Конечно, нет, - улыбнулся Миша кончиками губ, - но можно сотворить иллюзию всего.

- Обмануть? - ужаснулся Серж.

- Создать впечатление. Убедительная иллюзия, порой, неотличима от правды. А иногда она ею становится. Мой двоюродный дядя, например, искренне верил, что красота спасет мир.

- Разве он был не прав? - с горячностью спросил Серж, а в голове его мелькнул смутный образ прелестной Сесиль.

- Безусловно. Ведь он так и умер, не узнав, что изнанка красоты бывает уродлива, да и сама она - так быстро приходит в негодность, что куда разумней было бы спасать мир не бездумными тратами на хорошеньких хористок, а инвестициями в инфраструктуру, социальные программы или, в крайнем случае, жертвовать деньги на благотворительность. Но в том и состоит разница между ярмарочным шарлатаном и настоящим волшебником. Один делает вид, что под наперстком ничего нет, а другой - что в его цилиндре хранится вся полнота мира, - допив свой коньяк, Миша, чуть наклонился, давая понять, что сейчас будет сказано, что весьма важное, - А ты знаешь, кем работаю я?

- У тебя есть цилиндр и кролики? - попробовал отшутиться Серж.

Откинувшись в кресле, Миша, забил в ладоши и громко захохотал, вынуждая, кажется, содрогнуться даже старинные чопорные портреты в витых тяжелых рамах.

- У меня есть коллекция головных уборов. И тебе известно это не хуже меня, - переборов смех, произнес щеголь, - Вспомни, кто одолжил тебе кепи "Stetson", чтобы произвести впечатление на одну румяную девицу?

В знак согласия Серж лишь едва кивнул. Та прогулка была слишком важна для него, чтобы отдавать воспоминания о ней на растерзание приятелю-зубоскалу.

- Но про кроликов ты догадался сам, - добавил Миша, - Их у меня тоже предостаточно.

- Не хочешь ли ты сказать, что обзавелся фермой? - этот разговор стал забавлять Сержа.

- Нет, они сами пришли, - произнес Миша что-то странное, - У кроликов есть одна чудесная способность. Стоит одного поманить морковкой, как вслед за ним устремляются все его собратья. Они пугливы, да, но еще более любопытны. В том и состоит секрет настоящего волшебника. Он должен создавать для них тайну, - Миша ласково улыбнулся, а голос его зазвучал еще напевней,- эта тайна должна быть не слишком мелкой, но и не очень пугающей. Она должна быть идеально-кроличьего размера, - Миша сложил руки, будто готовясь к молитве, - Если они считают, что красота спасет мир, то почему бы не найти тому неоспоримые свидетельства? Ведь мое занятие - не усложнять, а напротив, облегчать жизнь людям.

- Ты говорил про кроликов, - напомнил ему Серж.

- Да, про них, - улыбнулся Миша, - любителей вкусных морковок.

В этот момент звякнул звонок. Миша посмотрел на часы и, попросив друга подождать, спешно покинул комнату. Из парадной до Сержа донеслись приглушенные голоса, которые вскоре стихли в другом конце огромной Мишиной квартиры.

Предоставленный сам себе, Серж плеснул себе еще коньяку. Однако вполне им насладиться не успел. Кто-то кашлянул - тихо, словно желая напомнить о своем присутствии. Серж поднял глаза. В кресле, которое только что занимал Миша, сидел глубокий старик. Лицо его было изрыто морщинами, а глаза выцвели почти до белизны.

Новый гость выглядел несколько потерянным в интерьерах роскошной Мишиной гостиной, то и дело прислушиваясь к отдаленным голосам, которые, вероятно, обсуждали нечто такое, что напрямую касалось его самого. Однако фразы были неразборчивы, и потому на лице пожилого гостя вырисовывалась не печаль даже, а печать обреченности, словно у приговоренного к неприятной, но обязательной экзекуции.

Одет он был неряшливо. Синий костюм его хоть и был прекрасно сшит, но местами слегка залоснился. Ко всему прочему, в лацкане пиджака торчала нелепая бутоньерка - гвоздика неестественного зеленого цвета.

- Вы тоже так считаете? - обратился он к Сержу.

- Что я должен считать? - вежливо спросил юноша.

- Что я обязан носить эту дрянь, - старик щелкнул по цветку ногтем.

- Конечно, нет, - заверил Серж, - Ведь зеленых гвоздик не бывает. К тому же она невыгодно подчеркивает землистый цвет вашего лица.

- Вот как? А что еще вам не нравится? - заинтересованно спросил незнакомец.

- Ваш костюм грязен, волосы слишком редки для подобной длины, а в глазах мало жизни, - перечислил Серж. Ему, как всегда, легко было говорить чистую правду.

Словно пораженный громом, старик застыл в своем кресле. Сержу почудилось на миг, что на щеках его проступил румянец. Устыдиться своей прямоты он не мог, а горячечную красноту принял за следствие внезапного повышения кровяного давления, как это нередко случается в пожилом возрасте. В конце-концов, у Сержа была тетушка, которая частенько жаловалась ему на шум в ушах.

- Чем вы занимаетесь, позвольте осведомиться? - наконец вымолвил старик.

Надо ли уточнять, что Серж Иванов, не раздумывая, рассказал незнакомому человеку и о трудности обретения достойного занятия, и о прекрасной Сесиль, и, конечно, об условии ее отца, которому суждено остаться невыполнимым... Он и помыслить не мог, что некоторые вопросы разумней считать риторическими.

- Вам непременно нужно идти в политику,- вдруг заверил его старец. Начнете с должности секретаря, затем вас повысят до руководителя бюро, потом...

- Но я ничего не понимаю в политике, - прервал его Серж.

- Чтобы играть на флейте, не надо знать, из какого материала она сделана. До встречи, - сказал ему пожилой чудак и, поднявшись из кресла с необычной для такого возраста легкостью, покинул гостиную.

Снова оставшись один, Серж плеснул себе еще немного коньяку, под который было так сладко думать о прелестной Сесиль.

Наутро он был разбужен требовательным и, как показалось спросонья, злым звонком. На пороге его съемной квартиры стоял взъерошенный Миша, накануне вечером выпроводивший Сержа домой в самом благостном расположении духа.

Однако теперь Миша был деловит и даже несколько резок.

- Одевайся, - коротко приказал он.

Не прошло, кажется, и четверти часа, как Серж стоял в центре небольшого человеческого урагана. Одни прикладывали к нему куски дорогого сукна, другие холили его руки в ванночках с розовой водой, а третьи примерялись к нему с фотоаппаратами.

Руководил ими Миша, в котором уже трудно было распознать прежнего друга. Он смотрел на Сержа так, будто видел его впервые.

- Иногда, чтобы увидеть, нужно всего лишь оглядеться, - сказал Миша, едва суета вокруг Сержа немного поутихла, - Я не знаю, что ты наговорил моему заказчику, но он убежден, что ты Герой Нашего Времени. Скоро, милый друг, твои портреты будут висеть на каждом перекрестке нашей необъятной страны.

- И что я буду на них делать? - растерянно спросил Серж.

- Ничего. Ты будешь собой, - Миша поднял руки, показывая, что не в силах что-либо изменить, - Старик убежден, что ты владеешь высшим политическим искусством. Ты умеешь лгать, что лгать ты не умеешь. А что еще нужно для завоевания сердец избирателей? - деловито говорил Миша, - Старик будет нести ахинею, а ты - свидетельствовать, что правдивей правды еще не придумали. Когда он победит, тебе будет положен небольшой, но стабильный доход. Тысяч эдак двести в месяц, - договорил он и махнул служкам, которые тут же лихорадочно продолжили свою работу.

''Содом и умора'' Константина Кропоткина

Миша Сидоров оказался прав. Все-таки волшебником он называл себя не зря. На выборах его пожилой и, всеми сброшенный со счетов, клиент обошел конкурентов с таким отрывом, что заговорили об "историческом возвращении Г.".

Вскоре после триумфа Серж Иванов, ныне личный секретарь самого "Г", вновь возник на красном ковре в кабинете господина Петрова. Забыв о прежней вальяжности, он предложил визитеру стул и даже гаванскую сигару, от которой Серж благоразумно отказался.

- Молодой человек, - ласково произнес сановный муж, - Вы намерены сообщить мне что-то важное?

Свадьба Сержа и Сесиль стала главным событием сезона, а новоиспеченная госпожа Иванова была ослепительно хороша в своем платье цвета слоновой кости и крошечным букетиком фиалок, закрепленном на запястье.

- Твоя душа - источник нескончаемого наслаждения, - сказал ей Серж, растрогав даже самых безнадежных старых дев.

- Мне доводилось видеть образцовых лжецов, - заметил на это Миша Сидоров, которому уже порядком наскучила роль шафера, - Но чтобы они еще были и образцовыми женихами? Такое я вижу впервые.