ИЗ КНИГИ ПОТОМАК

Дорогой Игорь,

Я предлагаю тебе эту книгу не случайно. После "Жар-птицы" - той, что явилась из дальних снегов и, пронзая зигфридов лес, налетела на нас, - и после того, как тихим андерсеновским вечером под стенания гармони испустил дух тот бедняга, кукольный герой, наконец-то празднует свои обряды "Весна священная".

Я очарован зрелищем апрельских ночей на русской реке, где "ослепительная зима" сочетается с восточной негой. Только там и могли родиться столь устрашающие фантазии. Твой шедевр идеален словно некое яйцо - в нем та же наполненность и та же таинственность. Помню, как после первого прослушивания я назвал его "Георгиками незапамятных времён".

Теперь добавлю: это буколики, свирепая эклога. Сегодня же хочется забыть всё - Рериха и В.Нижинского, гимнасий, переполняемый раскрасневшейся гурьбой дев, свежую зелень холмов, игры юношей, и вообще эту драму, такую же причудливую, как и заснятые на кинопленку повадки насекомых.

"Альбом об Эженах" пришёл мне на ум в одном дачном салоне, где мне ежедневно играли твою музыку. В ней слышались: глухие удары пяток о землю прогулка мамонта страда стан.

Временами бесхитростный напев доносился из глубины веков. Таковы и наши драмы - лик Януса, в котором серьёзность чередуется со смехом. Здесь же смех да смех, Игорь.

Балерина из "Петрушки" с корнетом в руках ещё тешит благословениями моё сердце.

Ж(ан) К(окто).

N.B. - Увы! Мне не следует обольщаться. Я писал это посвящение в 1913 году. А эту приписку - в 1914. Покорюсь судьбе, будь что будет. Заново упорядочивать написанное, кромсать, подкрашивать означало бы лишить то, что я здесь тебе предлагаю, последнего проблеска привлекательности.

Книга и так не получилась; вышел всего-навсего температурный лист.