В начало
> Публикации
> Проза
Константин Кропоткин
Розочки. Дневник одного Г.
|
Твои стоны напоминают рыдания и уже готовы перейти в крик, но я останавливаюсь
|
"Здравствуй!
Извини, что меня не было дома, когда ты приходил. Спасибо за розы. Они стоят, не осыпаются. Я их сразу в воду поставил, как ты ушел. Обычно я не люблю цветы, а сейчас понравилось. Показалось даже, что они такие же, как те. Помнишь? Мы в "Баобабке" сидели? Тогда, в первый вечер. На столе еще засыхали мелкие розочки. В вазочке маленькой. Помнишь? Я палец уколол и мне смешно было, а не больно. Мне и сейчас не больно уже. Я злой на тебя был, хотя, вроде бы и без повода. Подумаешь, ты придти не смог. Ведь потом же пришел. С розочками. Спасибо. Мне было приятно. Мне даже захотелось для тебя что-нибудь сумасшедшее сделать. Глупость какую-нибудь. Ты просил меня однажды рассказать как я бы тебя хотел. Помнишь? А я еще сказал, что порнография получится? Вот получай теперь.
...Пусть это будет та же "Баобабка", где были розочки. Представь себе опять тот полупустой зал с большими окнами от пола до потолка, со столами на таких высоких ножках, что сидя за ними, чувствуешь себя голым. Мы садимся за стол в конце зала. Я специально усаживаюсь рядом с тобой на диван.
Соседей почти нет, только возле входной двери о чем-то оживленно беседуют две девицы. Меня они не интересуют. Я будто бы случайно прижимаюсь к тебе бедром. Исследуя меню, ты, кажется, не замечаешь моего прикосновения. Тогда я делаю свое желание более определенным – я опускаю руку под стол и провожу пальцами по твоей ноге. Ты слегка вздрагиваешь, но стараешься не показать вида. Ты не отодвигаешься. Тебе нравится моя ласка.
- Борща, - деланно равнодушным голосом говорю я не вовремя возникшей официантке.
Она кивает и смотрит на тебя, ожидая указаний. Ее взгляд мне не нравится, потому что ты ей нравишься и она даже не пытается этого скрывать.
- Ему того же самого, - говорю я, желая, чтобы она поскорей убралась.
Тебе неловко от моей неожиданной грубости. Ты ерзаешь рядом со мной, а я чувствую тепло твоего тела.
Во мне поднимается мутная волна, и я кладу руку тебе на колено. Я начинаю перебирать пальцами, собирая в гармошку штанину твоих брюк и обнажая ногу. Ткань послушно закручиваются, и я касаюсь пальцами твоей кожи. Ты будто цепенеешь. Ты спишь с открытыми глазами, как бывает с тобой всегда, когда ты возбужден. Я задираю ткань брюк еще выше, пытаясь добраться пальцами до той нежной области, прикосновение к которой по моим ощущением вызывает смешанное чувство детской щекотки и обещания взрослого экстаза. Я хочу дальше, но ткань, туго скрученная над коленом, не пускает. Тогда я просто перекладываю руку чуть выше.
Ты смотришь куда-то вперед. Я смотрю в окно, за которым снуют прохожие. Я делаю вид, что меня интересует их суета, но моя рука знает свое дело. Я уже готов добраться до молнии на твоих брюках, как опять возникает официантка.
- Как заказывали, - сообщает она недовольным голосом и ставит перед нами две дымящиеся тарелки, - Что-нибудь еще?
- Водки, - неожиданно говоришь ты, - По сто грамм.
Твой голос звучит хрипло, как будто ты хочешь прокашляться, но не можешь. Официантка вопросительно смотрит на меня и, поймав мое короткое одобрительное движение, исчезает.
- Ты хочешь..., - нерешительно начинаешь ты, глядя на меня, - прямо здесь?
- Почему бы и нет, - я пытаюсь засмеяться, но вместо смеха из меня рвется какое-то курлыканье.
Я готов повалить тебя сейчас, здесь, на этот замызганный пол, и разодрать в клочья твою рубашку, чтобы добраться, наконец, до твоего тела, о котором я так долго мечтал и которое, оказавшись в нескольких сантиметрах от меня, все еще остается недоступным. На твоем лбу выступили бисеринки пота.
Слышится сдавленное хихиканье. Те девицы, что были так увлечены друг другом, смотрят на нас. Я вспоминаю про высокие столы, сидя за которыми, ничего нельзя скрыть, и чувствую, как краска заливает мое лицо. Но и в этом - наслаждение. Стыд, рожденный из желания, удесятеряет мою похоть. С вызовом взглянув на девиц, я не убираю своей руки.
- Пошли отсюда, - говоришь ты, коротко посмотрев на девиц.
Они исчезают, кажется, быстрее, чем я успеваю моргнуть. Впрочем, в тот момент для меня время начинает двигаться как-то иначе. Оно то спешит, то вдруг замирает, вынуждая меня замечать твою верхнюю губу, медленно вздымающуюся и открывающую взгляду зубы. Оно выуживает детали, которые - я знаю - навсегда останутся в моей памяти: чужой длинный светлый волос, непонятно как прильнувший к твоему плечу, белая пуговица с маленькой щербинкой, венчающая ряд ей подобных, тень от рубашки на твоей шее, которую тут же хочется развеять, прикоснуться к ней губами. Я не противлюсь. Я целую тебя в пространство между воротом и подбородком, я провожу языком от тени к тени - от серого пятна под воротом рубашки к тайному месту за ухом, где нежная раковина уха прячет бархатную складку кожи. Ты отворачиваешься, подставляя мне шею.
- Кхе-кхе, - слышу я голос сверху.
Официантка с двумя рюмками в руках смотрит на нас с едва сдерживаемой яростью, от которой по моему телу разливается тепло, будто водка из рюмки каким-то таинственным образом уже перелилась в мой желудок.
- Поставьте и уходите, - произносишь ты.
Официантка послушно оставляет на столе рюмки с неспешно плещущейся жидкостью и удаляется, боясь даже оглянуться в нашу сторону. Я вижу это по ее неестественно прямой, напряженной, спине. Я отмечаю вскользь, уже склоняясь над тобой, уже расстегивая твои брюки. "Пошли вы все", - думаю я, повторяя озвученную тобой мысль. Мне все равно. Я хочу тебя и если миру это не нравится, то пусть он проваливает в тартарары.
- Я милицию вызову! - доносится крик.
Официантка, белая от гнева, распахивает дверь и требует, чтобы мы немедленно убирались. Над тарелками еще вьется пар. К водке мы тоже не успели прикоснуться. Но мы послушно срываемся со своих мест.
- Извращенцы, - несется в спину сдавленный шепот.
- Пидары, - уточняю я, не оглядываясь, но отчего-то зная, как выглядит эта бедная женщина, менее, чем за четверть часа успевшая захотеть мужчину и его потерять.
Ты следуешь за мной, ничем не выказывая своего присутствия. Можно было бы подумать, что тебя нет рядом, если бы не хруст гравия за спиной.
Мы выходим на мост. Я чувствую, как под ногами - всего в нескольких метрах книзу - утекает темная масса. И это неожиданно придает мне сил. Я разворачиваюсь. Я обнимаю тебя за шею. Я притягиваю к себе твое лицо и иступленно целую его - в нос, в глаза, в губы.
- Я люблю тебя.
Ты не отвечаешь.
- Я люблю тебя, - повторяю я, уже теряя надежду на ответное признание.
Ты запечатываешь мой рот поцелуем, не то отвечая на мои чувства, не то желая помешать им прорваться.
- Я люблю тебя, - пытаюсь сказать я, но уже слабею в твоих руках. Под нами утекает река и я чувствую, как нею утекает и моя сила. Я слаб. Потому что я люблю тебя.
Мы идем к тебе. Благо, это в двух шагах и даже самая сушеная роза не успела бы осыпаться, вздумай я вытянуть ее из ресторанной вазочки, а бросить – на пол твоей квартиры.
Здесь, у тебя, на твоей кровати, я колдую над тобой, как шаманы ворожат над больными. Я рвусь к твоим губам, я хочу проникнуть пальцами к розовым кружочкам твоих сосков. Ты ответно целуешь, ты позволяешь приникнуть губами к своей груди. Я облизываю твой левый сосок. Перехожу к правому.... Я спускаюсь губами чуть ниже, обхватывая губами тонкие волоски возле пупка, выпуклость его самого и нежную область еще ниже. Ты стонешь. Твои стоны напоминают рыдания и уже готовы перейти в крик, но я останавливаюсь. Я целую тебя в губы и хочу, чтобы ты перевернулся на живот. Ты послушно открываешь мне свою спину, свои ноги и вздернутый, как в назидание, зад. Глядя на тонкую линию, разделяющую его на две половинки, я готов повалиться наверх, вырвать из них всю силу - вытянуть, как пчела вытягивает из цветка все соки. Я жду, когда ты сбросишь меня с себя, когда ты скажешь "не могу" и, не услышав этого, чувствую, как пламя во мне становится все жарче. Я ложусь на тебя. Я покачиваюсь вверх и вниз, позволяя себе слегка проникать в заветную ложбинку. Ты стонешь, но не отстраняешся. Я покусываю твои ягодицы, оставляя на них красноватые полукружья. Не сдержавшись, я вкладываю в центр розового кружочка палец. Я слегка надавливаю и он тут же утопает в неизведанной глубине, как в бархате.
- Мммм, - стонешь ты в подушку.
Я надавливаю еще сильнее. Ты стонешь, но не прячешься. Я исследую обжигающую глубину твоего тела. Подушки уже не могут скрыть твоего воя. Я падаю на тебя и что есть силы прижимаюсь к тому месту, которое только что так хорошо отворил. Ты отталкиваешь меня, но я уже не могу остановиться, я врываюсь в тебя, я вкладываю в это движение всю силу, все желание. Ты вскрикиваешь, но затем уже послушно отвечаешь на мои удары встречным движением:
- Я...ЛЮБЛЮ...ТЕБЯ....
И это действительно так. Я люблю тебя... Иначе зачем бы мне писать тебе сейчас?" - напечатал я и, не перечитывая, поспешно нажал на "Отправить".
Письмо подрожало немного на мониторе и перекочевало в папку "Отправленные".
Ответ пришел минут через десять:
"И я тебя. Может, встретимся сегодня? Возле розочек".
14 января 2005 года
Фото Eurocreme