Я познакомился по Интернету с Витей, у которого пудовые кулаки и внешность серийного убийцы, и испытал разочарование. Витя оказался ручным и совершенно мне неинтересным.

В первую же встречу он признался, что занимается выжиганием по дереву и выудил из рюкзака подарок - досточку, на которой из черных точек складывалось человеческое лицо. Лицо имело форму сердца. Неестественно большие глаза говорили о чуткой душе создателя сего шедевра. Витя смотрел на меня и его взгляд горел желанием поделиться со мной теплом своей души.

- А я тебе паяльную лампу подарю, - прошипел я, едва не заревев.

Я чувствовал себя обманутым. Сейф раскрылся сам собой. В нем нашелся пакет засахаренного миндаля и журналы "Бурда Моден" за прошлый год.

Чтобы не раскрошить произведение витиного искусства о его голову, я начал думать о конфликте формы и содержания, который второй раз за день преподносит мне сюрприз.

Я подумал, что внешность – это приманка, на которую мы ловимся, как караси на хлебную корку. Мы видим композицию из разнообразных черт и жаждем ею обмануться. Если черты сочетаются друг с другом, то мы испытываем влечение. А если нет – то отворачиваемся и говорим "ну и рожа". Глупо, конечно, но ничего с этим не поделаешь. Витя должен бы насмехаться над глазастыми сердечками, а он их выжигает. Моя внешность диктует мне быть ботаническим юношей, который боится жить из-за своей ранимой души, а я, стыдно признаться, даже в обморок никогда не падал.

Однажды я ходил сдавать кровь, чтобы проверить свое здоровье. Собираясь воткнуть мне в вену шприц, медсестра посетовала на мою стройность. Она спросила, не боюсь ли я крови. Я ответил, что не люблю, когда у меня сосут кровь, и обозвал ее дракулой. Улыбнуться медсестра не успела. Серьезный человек в галстуке и белой рубашке, ждавший своей очереди, опрокинулся на медицинскую этажерку на колесиках.

- Ну, что же вы? – в отчаянии закричала медсестра под звон рушащегося стекла, - Взрослый же мужчина, а ведете себя, как ребенок!

У него было лицо белее мела, и я позавидовал его способности лишаться чувств. Мне бы такое пошло и даже было бы полезно.

Вот сегодня в забегаловке рядом с памятником Пушкину я отмечал случайную встречу со знакомым по университету. Я пил с Иванищевым пиво из одного стакана, а он сказал, что подцепил дурную болезнь, которая также распространяется бытовым путем. Я разозлился до потемнения в глазах, хотя лучше бы мне брякнуться без чувств. Пусть бы пер меня Иванищев на себе до самого моего дома. А я, хочу заметить, живу далеко от центра. Был бы ему урок.

Впрочем, Иванищев свой урок уже получил. Он изменил жене с чужой женщиной, у которой был "приличный вид". Теперь Иванищев грозит ее убить, хотя сам имеет еще более растительный вид, чем я. Меня выгнали из университета за несданный экзамен по теории литературы, а Иванищев экзамен сдал и диплом получил, что наложило отпечаток на его облик.

Он похож на крупу. Тускло-желтоватый, с дробным, рассыпчатым смехом и россыпью черных угрей на маленьком носу. Если не приглядываться, можно запросто проглядеть Иванищева, как со мной часто бывало в супермаркете – тот ряд, где стоят крупы, я все время неподдельно игнорирую, даже если мне нужно позарез сварить кашу.

Но вот что удивительно! Когда Иванищев, выпив пива, начал вслух ненавидеть мимолетную любовницу, его рассыпчатая форма вдруг начала меняться. Залитый ненавистью, как кипятком, Иванищев совершил над собой чудо - он приобрел рельеф. Он искорежился во все стороны пространства, обнаруживая в себе черты злого древнего бога. Он укрупнился за счет своей ненависти и это чувство сделало его значительнее. Оно ликвидировало обман зрения, каким является внешность Иванищева.

Дело, вероятно, в том, что ненависть – это сильное и цельное чувство. Оно заставляет форму выворачиваться наизнанку - всем содержанием. Жаль, что люди, имеющие дар ненависти, не могут также полноценно любить. Когда Иванищев хотел жениться, он много суетился и пришепетывал. Я предупредил его невесту, что она выходит замуж за мелкого беса, а он в отместку выболтал преподавателю по теории литературы про мою шпаргалку. Тогда Иванищев еще не походил на крупу, но кашу заваривать уже умел.

Я не люблю Иванищева, но с уважением отнесся к его ненависти.

- Вот не знал, что ты способен на большие чувства, - сказал я и заторопился.

Мне еще предстояло знакомство с Витей.