Российский литературный портал
GAY.RU
  ПРОЕКТ ЖУРНАЛА "КВИР" · 18+

Авторы

  · Поиск по авторам

  · Античные
  · Современники
  · Зарубежные
  · Российские


Книги

  · Поиск по названиям

  · Альбомы
  · Биографии
  · Детективы
  · Эротика
  · Фантастика
  · Стиль/мода
  · Художественные
  · Здоровье
  · Журналы
  · Поэзия
  · Научно-популярные


Публикации

  · Статьи
  · Биографии
  · Фрагменты книг
  · Интервью
  · Новости
  · Стихи
  · Рецензии
  · Проза


Сайты-спутники

  · Квир
  · Xgay.Ru



МАГАЗИН




РЕКЛАМА





В начало > Публикации > Проза


Константин Кропоткин
Бедный Плюшкин. Из цикла "Мертвые женщины"

Только не смейтесь. Мы повстречались накануне 8 марта. За день или за два – точнее не скажу.

Помню, шли к троллейбусной остановке.

- ...марамойки, выдерги, проститутки двужопые, - ругал Плюшкин неизвестных мне баб.

Он был в крайнем раздражении, а его спутница – высокая стриженая женщина с длинным лицом - будто и не слышала.

Просто шла. Зачем она с ним?

- ...бляди, мандавошки, мокрощелки..., - выплевывал Плюшкин.

Не к месту: тех самых, как он сказал, "двужопых", вокруг было хоть пруд пруди. Да и перед его спутницей неловко...

- Ори потише, - попросил я.

Плюшкин таким родился – вечно раздраженным. Обидчивым, с перекошенным лицом, похожим на кусок покореженного сырого мяса.

Лицо у него синевато-красное, а тело белое, рыхлое, как квашня. Иногда, замечая кусочек оголенной, болезненно светлой кожи, я с содроганием вспоминал попытку пьяного с ним сближения.

Сдуру.

Тогда мы все поняли друг про друга, но знакомства не прервали.

Плюшкин был не так плох, каким мог показаться. Он был вообще неплох, если наблюдать его в добром здравии.

Плюшкин мучался. Неподдельно. Каждый день приближал его смерть. Кстати, он любил желать нелюбимому ближнему самой страшной погибели.

- Чтоб тебя трамвай переехал, - в последний раз пожелал он Сашке и получил по морде.

Сашка не понял причину его злости. Да и мою пощечину объяснил как-то по-своему. Посвящать я Сашку не стал. Ведь сближение было и спьяну, и сдуру. Лучше забыть, сделав вид, что и не было никогда...

- ...эти потаскухи, суки поганые..., - вываливал Плюшкин.

От ругательств замутило. Я не выдержал:

- Ты про кого?

- Про всех, - ответила за него спутница.

- Кто-то ненавидит негров или богатых, а Плюшкин ненавидит сразу полмира, - с поддельной веселостью произнес я.

Вот ведь: жаден даже в ненависти.

Плюшкин опять заговорил что-то злое.

Такое злое, что уже обреченное.

От него разило отчаянием, словно он в круговой обороне – вокруг не то выжженная, бесплодная земля, не то враги, готовые вывалять его в пуху и перьях.

Один против всех.

Перед чужим человеком сделалось совсем уж неловко. Пришлось подсластить.

- Чем больше женщин мы ругаем, тем больше нравимся мы им, - переврал я стихотворную банальность.

Плюшкин умолк. Сдулся. Неужто думал, что я вместе с ним буду облаивать чужих?

- Недальновидно, - сказал я, - Опасно ругать прекрасную половину человечества. Могут не простить.

Спутница погримасничала. То ли согласилась, то ли нет. А может и не расслышала – мы шли по шумной улице, а кричать на все четыре стороны я не собирался.

Дальше шли молча.

Запас брани Плюшкин, слава богу, исчерпал, а больше ему в тот момент было нечего предложить. Бедный.

По своей настоящей фамилии он – "Лугов", но со временем переродился в "Плугова", а "Плюшкиным" стал с моей легкой руки. Он накричал на официантку, которая обсчитала его на пару сотен. Кстати сказать, милая была женщина. Хоть и вороватая.

- Поподробней рассказать не хочешь? – предложил я.

- Ему молоко дарят, - пояснила спутница.

- Ну, и что?

- По твоему ничего? – взорвался Плюшкин, - У меня аллергия на лактозу! Мне нельзя молоко! Ни в каком виде! Я могу умереть.

- Он болен, - поддержала спутница.

Приняла участие в судьбе.

- Прихожу, а на столе пакет с молоком, - Плюшкин посинел.

Мясо, из которого сделано его лицо, будто вмиг протухло.

- Бляди, - согласился я, - А кто?

- Аноним, - сказала женщина.

- Из них кто-то, - сказал Плюшкин в ее сторону, - Из коллег.

Она и бровью не повела. Привыкла?

- Суки-потаскухи, - уже без прежнего пыла произнес он.

Вот и прояснилось: женщина вместе с ним работала. Наверняка бок о бок – иначе откуда такое терпение? Что-то вроде соседнего туроператора.

Плюшкин трудится в туристическом агентстве. Удивительно: он продает путевки в рай, а сам охотно желает ближним скорого ада. В конторе кроме него мужиков нет.

Бедный.

- Ну, и ладно, - сказал я, - Наплюй и забудь. Насильно мил не будешь.

- Точно, - сказала женщина.

Плюшкин лишь поворчал.

Выплюнув гнев, он успокоился и даже повеселел.

Дошли до остановки.

- Я скоренько, - пообещал он и убежал к будочке, где продавали цветы.

- И часто ему так? – спросил я.

- Что?

- Дарят.

- Каждое утро.

- Зачем?

- Выживают.

- За что?

- Вы ведь с ним знакомы? - полуутвердительно сказала она, - Меня зовут Мария.

Она проговорила словно с акцентом. "Марея", - послышалось мне.

Будто насмехалась.

- Калач, - в тон ей представился я.

Это мое прозвище. Меня уж и Сашка давно не зовет Калачевым. "Калачик", - говорит он.

Плюшкин выбирал букет тщательно, будто от этого зависела его жизнь. Он заглядывал розам в бутоны, выдергивал их из пластмассовой вазы, изучал листья и стебли.

- Неужто обрел личное счастье?

Если он не говорит про любовников, то это необязательно значит, что ему некого любить...

- Какое там, - сказала Мария, - Зуб даю, для мамашки.

- Ах, точно, - вспомнил я, - Цветы и конфеты с ликером.

- И конфеты с ликером, - согласилась она.

Мать Плюшкина употребляла алкоголь только в одном виде – в конфетах-бутылочках. И очень их любила. Она умерла, а перед ее большой черно-белой фотографией стоят цветы в хрустальной вазе и батарея шоколадных бутылочек. От этого дом Плюшкина немного напоминает кладбище, но мать есть мать...

Плюшкин называет ее "мама".

Только так.

- Не забывает, - сказал я.

- Помнит.

Она знала про Плюшкина слишком много.

- Вам не обидно слышать такое про женщин? Вы ведь тоже, в некотором роде...

Заплутав в словах, я умолк. Смутился. Неожиданно для себя самого.

- Вы б знали, как он педиков чехвостит, - сказала она.

"Да уж знаю", - едва не сказал я.

- Боится...

- Чего он боится? Что ему будут подкидывать по два пакета молока? – я удивился.

- Могут и на помаду раскошелиться.

Я промолчал.

- Восьмое марта скоро, - усмехнулась Мария.

Да, ведь точно, это был самый канун.

Подошел мой троллейбус. Плюшкин все еще торговался с продавщицей. Наверняка хотел много и даром. Ну, и черт с ним.

- Бывайте..., Марея! Обиженному привет.

- А вы не боитесь?

- Помады к восьмому марта? – я осклабился. Напоследок можно.

- ...что и вам от него достанется.

- Не впервой, - сказал я, уже почти вскочив на подножку, - А вы посылайте. Пригодится.

- Что?

- Помаду.

- До свидания, Калач.

Отвернулась.

Троллейбус поехал. Плюшкин с букетиком подошел к ней и растерянно завертел головой.

Не для мамы цветочки?

Я хмыкнул.

Зачем она с ним?

Вот так... "Марея"...

Бедный Плюшкин. Счастливая мама. Мертвые женщины.

Не смешно.

Март, 2006