У любви четыре руки. М., 2008

Маргарита Меклина (Сан-Франциско) - мастер малой прозы, автор круга "Вавилона" и "KOLONNA Publications", лауреат Премии Андрея Белого за книгу "Сражение при Петербурге" (М.: НЛО, 2003). Меклину можно назвать признанным классиком жанра, то есть русскоязычной гомосексуальной прозы, несмотря на расплывчатость этого жанра, о которой речь еще пойдет в этой рецензии. Постоянный автор гей-альманаха "Риск" и часто обращающегося к гейсловесности "Митиного журнала", она всегда получала от критиков соответствующие характеристики. Высказывания о Меклиной сводятся преимущественно к констатациям: в ее рассказах заметна квир-тематика, а в ее творчестве в целом важную роль играют эротические мотивы и метафоры. Так, Дмитрий Кузьмин лапидарно отмечает "гендерную заостренность" меклинской прозы, а Дмитрий Бавильский - "ее непредсказуемую женскую логику" (sic, без кавычек) и - с определенной долей брезгливости - обусловленную средой тематическую специфику: "Для жительницы Сан-Франциско вполне понятен интерес к невнятным отношениям между странными людьми". Полина Барскова характеризует меклинское письмо как телесное и "о том, что между ног".

Маргарита Меклина

Вторая особенность произведений Маргариты Меклиной, также издавна и поныне отмечаемая критикой, - это тщательная работа с языком, филигранность стиля. Для человека, много лет живущего вне России, у Меклиной великолепный язык - встретилась буквально пара ка?лек, типа "вернуть звонок", - и она страстно увлечена плетением словес как самоцелью: тут и набоковское описательное эстетство, и регулярные инверсии, внутренние рифмы, звукописные приемы, каламбуры ("залилась кумачом и разрумянилась калачом", "дело здесь совсем не в вороне, а в Вероне и Вере", "оставив смычок, осуществлял смычку" и т.п.). Несмотря на авторскую рефлексию, иногда даже ироничную, над своим письмом, подобная фонетическая вычурность и упорная демонстрация мастерства и изобретательности, признаться, бывает слегка утомительна.

Лида Юсупова (Петрозаводск - С.-Петербург - Белиз; если считать, что на Меклину и правда подействовала жизнь в Сан-Франциско, то и здесь, наверно, не обошлось без влияния пресловутой латиноамериканской чувственности) - поэт и прозаик, чья "творческая биография", как она сама отмечает, началась всего несколько лет назад благодаря литературтрегерскому участию Дмитрия Кузьмина. На последней странице обложки помещены фотографии обеих авторов книги - и, если фотография Меклиной вполне "конвенциональна", то Юсуповой - нарочита: она позирует на тигровой расцветки кресле, влагая пальцы в крупную розовую вагинообразную раковину.

Лида Юсупова

Ее проза распространяет атмосферу декаданса - тягучую, душную, в липких поцелуях, табачном дыму и в янтарных проблесках дорогого алкоголя. Местами она манифестарна, прежде всего в отстаивании истинной женственности транссексуалок и, соответственно, условности биологической природы ("Что это значит: ты - "транссексуалка", я - "биологическая женщина"? Я не вижу твою транссексуальность - я знаю о ней и люблю ее, как и все в тебе"). Если Меклина повествует о лес/би/гейском опыте, то тема юсуповской прозы (четыре из шести включенных в сборник текстов) - четвертая буква известной аббревиатуры ЛГБТ ("лесбиянки, геи, бисексуалы, транссексуалы") - Т.

Бoльшую ценность и интерес, на мой взгляд, представляют здесь не тексты как таковые (тем более, что почти все произведения Меклиной, вошедшие в рецензируемый сборник, уже публиковались ранее), а издательский проект - и в плане скорее социальном, чем литературном. Эта книжечка претендует на то, чтобы рассказать нам о "любви без границ". Во-первых, границ географических. Примечательно, что оба автора сборника - эмигрантки (биографическая особенность, присущая многим представителям современной русскоязычной квир-литературы; возможная связь эмиграции с кристаллизацией гомосексуального самосознания и "тематическим" творчеством, которую Меклина, например, ясно видит в своей жизни, - обязательная тема для будущего исследования). Проходимость границ, всемирность квирской любви - один из идеологических месседжей книги, транслируемый читателю еще на уровне оформления: на титульном листе указываются три города - Москва, Сан-Франциско, Сан-Педро (что формально некорректно, поскольку указывать нужно только место издания, т.е. Москву), а на обложке на марке с радужным сердечком стоит почтовый штемпель TRANSCONTINENTAL (NB: это, конечно же, отсылка к transsexual).

Во-вторых, - и в этом заключается основной месседж книги - это проза без границ (гетеро)сексуальной и семейной морали. Тексты Меклиной и Юсуповой - это квир-литература, литература о "нетрадиционных" комбинациях человеческих особей, образуемых для интимных отношений. Подходящая для рецензируемого сборника, для гомосексуальной литературы вообще эта дефиниция более чем сомнительна, как, впрочем, и многие другие. Что такое лес/би/гейская литература? Написанная гомосексуалами и(ли) про гомосексуальные отношения? Исключительно про эти отношения или в контексте любых других тем и сюжетов? Про любые аспекты этих отношений или исключительно про секс? Часто получается, что автор (редактор, составитель, издатель) отдает предпочтение сексуальным описаниям как самому специфическому аспекту - феноменообразующему. Но ведь так и афроамериканская литература должна быть только про дискриминацию темнокожих, а еврейская - про Холокост или каббалу, потому что все остальное - дружба, ненависть, амбиции, комплексы, приключения и подвиги - у всех якобы одинаковые. Подобный сужающий подход представляется безусловно искусственным, но наш сборник (и, кажется, вся серия "Темные аллеи" издательства "Квир") отражает именно его.

Повести, рассказы и миниатюры Маргариты Меклиной и Лиды Юсуповой являют читателю вереницу однозвеньевых и чуть более сложных эротических сюжетов. От классических лесбийских мотивов - влюбленность в учительницу (и письмо ей через несколько лет после окончания школы [М. Меклина, "Голубая Гвинея"]) или попытка переспать с мужчиной, чтобы доказать (себе прежде всего) собственную полноценность (там же), - до менее тривиальных комбинаций: девушка-журналистка, выполняющая функции любовницы и ангела смерти (М. Меклина, "Флореана"); завязка романа гея с супружеской парой, которая на следующий день разбивается на самолете (М. Меклина, "Самолет"); влюбленность лирической героини в транссексуалку, отстаивающую в суде свои отцовские права (Л. Юсупова, "Суд, или Ее женское тело было центром моей души").

Можно увидеть в подобном обилии эротических эпизодов, очевидно кратковременных (относительно продолжительности жизни человека и, главное, относительно стандартных представлений о продолжительности серьезных чувств и отношений), намеренное противопоставление общепризнанным ценностям и идеалам и, соответственно, некий протестный месседж этой квир-литературы. Ее протест направлен уже не против жестокости и лицемерия внешнего гетеросексуального общества или интернализированной гомофобии, как, скажем, у Жана Жене или Джеймса Болдуина, а против нормализации гомосексуальности, ее оптимизации под традиционную брачную модель (брак, моногамность, стабильность пары). Для примера: современный польский прозаик Михал Витковский эксплицитно протестует против "эпохи эмансипации" и подразумеваемых ею безопасного секса, борьбы за право вступления в брак и усыновления детей. Но Меклина и Юсупова протестуют имплицитно (если вообще) - за них это делает в предисловии к сборнику американский социолог Лори Эссиг. Следуя за Мишелем Фуко, она выступает против дисциплинизации сексуальности - неважно, проводится ли она тоталитарным государством или геями-правозащитниками и сочувствующими, - и видит в Меклиной и Юсуповой штрейкбрехеров ЛГБТ-движения, отстаивающих свободу сексуального желания от любых - гетеро-, гомо-, транс- и прочих - представлений о том, "как надо".

Сложно сказать, вчитывает ли Эссиг идеологический месседж в тексты Меклиной и Юсуповой или он и действительно там заложен, но в чем она безусловно права, так это в оперировании словом "желание" вместо слова "любовь". Для сравнения, аннотация к книге гарантирует нам "восхищение силой власти [sic!], которой обладает любовь, и особенно квирская любовь...", в то время как любви-то за героями Меклиной и Юсуповой особо не замечено: им свойственны сексуальные потребности, разделенные и неразделенные желания, социальные амбиции, бытовые пристрастия, инфантильные страхи, самолюбивые обиды, закоренелые предрассудки, эстетические предпочтения, но ничто из этого не подается как Любовь, подразумевающая самоотречение, жертвенность, благоговение, верность, преданность (и прочие понятия, предлагаемые словарем синонимов) или просто уникальность и центральность объекта любви в жизни субъекта (говоря языком словаря общей психологии).

Впрочем, вопрос не в том, как понимают слово "любовь" авторы книги и автор аннотации, а в том, каков результат у этого "социального проекта" - какова его целевая аудитория и реакция этой аудитории. Если он ориентирован на внутреннюю аудиторию, то возможен удачный результат, с точки зрения Лори Эссиг: ЛГБТ-читатели будут проинформированы, что есть в субкультуре различные тренды и различные жизненные модели и необязательно всем, как один, штурмовать мэрию или загс. Если же подразумевается обращение и ко внешней аудитории, а не только к "своим", то вряд ли этот сборник будет способствовать созданию пресловутого positive gay image, - скорее, он будет дальше транслировать миф о гейской гиперсексуальности и промискуитетности.

Если брать шире - не только книгу "У любви четыре руки", а всю серию "Темные аллеи" (в 2007 году в ней вышли сборники "Русская гей-проза", "Liberty-Лайф: Свободная проза свободных людей"), - то избрание для публикации современных русскоязычных авторов - свидетельство того, что субкультура существует и плодоносит. Важно также, что это - вполне конвенциональная проза, в отличие от изданий "KOLONNA Publications", единственного (не считая отдельных книг "Глагола", "Текста" и еще нескольких издательств) предшественника "Квира" на этом тематическом поприще, демонстрирующего радикальные литературные вкусы, которые, с очевидностью, сколько-нибудь широкая читательская аудитория, в том числе и квир-аудитория, разделить часто не может (поскольку, понятно, "нетрадиционная" сексуальная ориентация не обязана коррелировать с авангардистскими культурными вкусами). Несмотря на достоинства этой издательской программы, нельзя не отметить желательность альтернативной серии, каковой могло бы быть издание переводной классики - если брать лесбийскую литературу, то таких романов, как "Колодец одиночества" Редклиф Холл, "Пустыня сердца" Энн Рул, любая из "Хроник Бибо Бринкер" Энн Бэннон, "Гранатовые джунгли" Риты Мэй Браун и др. Такая серия не помогала бы местной квир-культуре самоутвердиться, но, вероятно, произвела бы большее впечатление - и литературное, и социальное. Пока же отзывы критиков, приведенные на последних страницах книги, сообщают нечто абсолютно бессмысленное, например: "Если еще покрасивее сказать, что гей-проза - это искры и пыль от топота копыт трудной гомосексуальной жизни…"; или: "А тексты сборника... показательны и занимательны, - да, и репрезентативны для всякого интересующегося "темой"..." Собственно, основной месседж этих отзывов, пытающихся сказать что-то, при том что сказать нечего, в констатации факта: "Нельзя лишь одного, пожалуй, - отрицать ее [гей-литературы] существования". Но и это - уже немало.