Артур Рембо (Jean Nicolas Arthur Rimbaud)

Изданные удобным карманным форматом знаменитой во всем мире серии "Penguin books", эти книги привлекают внимание людей самого разного возраста, культурного уровня и рода деятельности. Кто-то с помощью "Азбуки-классики" заполняет лакуны в собственном образовании, кто-то просвещает своих подрастающих детей, кто-то покупает эти книги, уже будучи знаком с текстами - читал в Публичке, брал у приятеля, а дома этой книги нет, так пусть теперь будет, благо недорого, что важно.

Список изданий, вышедших в этой серии, весьма обширен. Душа интеллектуала радуется, глядя на это пиршество духа, на великое множество прекрасных книг, которое десятитысячными тиражами сыплется на всех алчущих настоящей литературы, словно бы из рога изобилия.

Это - что касается "бочки меда". А теперь о "ложке дегтя", которой, собственно, и посвящены настоящие заметки.

"Азбука-классика"- серия почти целиком прозаическая. Из поэзии здесь были изданы только Овидий, Хлебников, "Евгений Онегин" и "Центурии" Нострадамуса. Теперь в эту весьма пеструю компанию попал Артюр Рембо. С чем увы, никак не могу поздравить любителей его поэзии.

То есть, конечно, сама по себе затея замечательная. Издать Рембо следовало. Он гений. Один из лучших поэтов Франции. Он, вместе с другими "пруклятыми", перевернул всю французскую, да и европейскую поэзию. Сочинил первый верлибр. Вдохновил многих и многих (в том числе, и среди русских поэтов). К тому же, его книги давно не появлялись по-русски.

Представление о Рембо, бытующее в сознании Отечественного Читателя (если он не знает французского и не образован гуманитарно), вообще имеет скорее кинематографическую, нежели литературную природу. Юный герой фильма "Полное затмение", смазливый истероид в исполнении Леонардо ди Каприо, это, так сказать, объедки с барского стола высокой культуры, подобранные культурой массовой. С чем мы ее и поздравляем. И возвращаемся к стихам.

Может ли человек, находящийся в своем уме и трезвой памяти, поверить, что великому поэту принадлежат, скажем, такие строки:

На стул высокий
сев небрежно,
Она сплетала пальцы рук,
И легкий трепет
ножки нежной
Я видел вдруг,
я видел вдруг.
("Первый вечер").

По-моему, поверить в гениальность этих строк невозможно. Мало того, что такой водевильной интонации в оригинале нет и в помине! Что там за трепещущая ножка? Чья она - барышни или стула?

Еще цитата:

Страсть разжигая, разжигая в сердце под
Сутаной черною,
довольный, бледно-серый,
До ужаса сладкоречивый,
он бредет,
Из рта беззубого
пуская слюни веры.
("Возмездие Тартюфу")

"Разжигая в сердце пот" - а ведь именно так слышится! - это неслабо.

Переводы, составляющие книгу, нехороши по многим причинам. Во-первых, они безграмотны. А во-вторых, они перевирают оригинал не только просодически, но и, что называется, "по смыслу".

Вот подстрочник маленького стихотворения Артюра Рембо: Звезда розово плакала / в сердце твоих ушей, / Бесконечность бело катилась / в затылке твоего крестца, / Море рыже выступало каплями / на твоих алых сосцах, / А Человек черно истекал кровью / у твоей властной утробы.

Стихи очень сложные, содержащие в своей прихотливой структуре некую тайну. В переводе тайны нет как нет:

Рыдала розово звезда
в твоих ушах,
Цвела пунцово
на груди твоей пучина,
Покоилась бело бескрайность
на плечах,
И умирал черно у ног твоих
Мужчина.

Коротко и ясно - солдатская песня.

По каким-то неведомым причинам, о которых остается только догадываться, переводчик в книге не указан. Впрочем, есть отсылка - текст печатается по изданию "Литературных памятников" 1982 года. Найдя эту книгу, можно обнаружить, что все тексты в ней переведены одним человеком - Михаилом Кудиновым, много занимавшемся французской поэзией в советские времена.

Но ведь теперь, слава Богу, времена изменились. И можно было, не дублируя посредственное издание, познакомить русского читателя с лучшими переводами Рембо - Бенедикта Лифшица, Анненского, Набокова, других замечательных поэтов, существовавших и до Кудинова, и при нем, и теперь, в совершенно переменившейся культурной ситуации. Эти тексты опубликованы, их только стоило собрать в одну книгу, и читатель получил бы несравнимо более адекватное представление о великом французском поэте, "пруклятость" которого словно бы еще более усугубилось после этой злосчастной книги.