Листая в магазине эту книжку, я посмеивался: умеют же у нас рекламировать! "Геннадий Трифонов - наиболее утонченный, наиболее горестный и самый любовный поэт Ленинграда", "истинный последователь кузминского платонизма"… Я же выхватывал на ходу не совсем ловкие фразы, порой слишком бесспорные мысли. Иногда автор вроде входил в кристальные воды шестидесятнической журналистики…

Геннадий Трифонов. Фото ''СПб.Собака.Ру'', Sobaka.Ru

Все-таки я купил эту книжку и в тот же вечер раскрыл ее, чтобы мысленно порезвиться. Но что это? И фразы-растрепы на месте, и мысли чересчур порою бесспорные, - а я… я другой! Где-то уже на второй странице я втянулся и читал уже безотрывно. Я вступил в живой поток чувства. И даже стилевой сор теперь выглядел естественно, органично, словно травинки и веточки в речной волне.

(Сразу оговорюсь, неуклюжесть в стиле была совершенно оправданна: герой-рассказчик "Сетки" так и должен изъясняться).

Да, при всем лирическом запале текста (роман "Сетка") и его очевидной социальной сюрности это не были фантасмагорические "мудевые рыдания", как любили выражаться гей-оптимисты на розовой заре таких голубых 90-х… Нет, здесь не было ни капли фальши, а была какая-то своя достоверность, подлинность, своя необходимая и неизбежная правда.

Мне кажется, главная сила и притягательность прозы Г.Трифонова - в этой его способности самыми простыми и порой, кажется, даже наивными средствами передать трепет жизни, тонкую и сложную игру светотени в отношениях, те неуловимо разнообразные смыслы, которые и делают жизнь такой полной и содержательной.

В этом Трифонову-прозаику неоценимую услугу оказывает Трифонов-поэт. Прозу можно пересказать, поэзию - только цитировать. Прозу Г.Трифонова очень часто хочется просто цитировать. "…Все ангелы на свете - сущие бездельники, их бесполезность очевидна и в некотором смысле даже вредна, потому что каждое их явление, даже во сне, тревожит явь. А жизнь, будучи сама гигантским потрясением, будоражит ангельское воображение и каждому из них внушает страх за живых" (с. 105).

Кстати, я бы не назвал это "дыханием кузминского платонизма" (неоплатонизма Порфирия и Плотина, если уж вспоминать круг духовных интересов позднего Кузмина).

Но у Геннадия Трифонова своя поэтика и своя самостоятельная система смыслов.

Немного об авторе. Геннадий Трифонов родился в 1945 году. В 1976 году он был осужден по пресловутой 121-й статье и прошел четыре тюрьмы и три лагеря. За решеткой он написал "Тюремное письмо", которое поразило западную общественность жестокой правдой об ужасах советского узилища.

Теперь понятно появление романа "Сетка". Да, он о "зоне" 70-х гг. Роман очень точно обозначен самими автором как "тюремная сказка". Вся зоновская чернуха вынесена за скобки даже и стилево: об обычаях в отношении "петухов" буквально проборматывается общеизвестное. Зато Трифонову удалось необычайно тонко передать строй души своего героя - наивного, чистого пацана, совершенно беззащитного в мире лагерных "волков".

Да, если угодно, это и впрямь сказка о том, как среди грязи и мрака зоны двое юношей полюбили друг друга. Читая роман, начинаешь с некоторым невольным "трепетанием" реконструировать возможный реал событий. Опытный, отсидевший уже на малолетке (и там, вероятно, - автор кидает недвусмысленные намеки - приобщившийся к гей-отношениям) парень находит себе "сынка" (на 2 года моложе) среди необстрелянных случайных "залеток", делает его своим любовником. Впрочем, он и сам отвечает юноше нежностью.

Есть ужасный треск и лязг сомкнувшихся челюстей судьбы, - им не завершается, а по-честному начинается роман. Старший друг, Серега, уходит на волю. Сашок не может при расставании скрыть горе, и это видит вся зона. Чем заплатит он за свой невольный камин-аут - можно только догадываться…

Г.Трифонов. Сетка. Лева. Роман, повесть. - М.: ООО ''Квир''. - 170 с., ил. - (Темные аллеи)

Любопытно: сквозь романтизм и некоторую надреалистичность повествования в этом романе светится подлинная правда характеров и отношений, это сложное сочетание нежности, наивности, грубоватости, жертвенности, цинизма…

Если "Сетка" - очевидное исправление жизненного реала, то повесть "Лева" не просто реалистична: она пронзительно (вероятно, мучительно для самого автора) лирична. Это другой Геннадий Трифонов: тонкий поэт и горестно трезвый повествователь.

История здесь вроде бы пребанальная: немолодой писатель дружит с 17-летним рабочим пареньком, задаривает его невиданными тем вещами, пытается приобщить к высокой культуре. Но Лева - существо совершенно природное и самодостаточное: "он занят лишь историей своего собственного существования". У Левы свои достоинства: незлобивость, позитивность мировосприятия. Пожалуй, он даже благостен, чего уж точно не скажешь об его измотанном жизнью и культурными впечатлениями старшем друге.

Да, все верно здесь: такие отношения строятся на загадке и питаются загадкой, - пока длится открытие одного другим. Прозрение наступает внезапно, расплата в виде безобразного скандала и бесповоротного разрыва - как гром среди ясного неба…

В том, какую форму приобретает скандал, очень явно и точно выражается несходство натур обоих. Евгений (писатель) отбирает у Левы свои подарки (все эти сказочные на тот момент - действие происходит около 1988 г. - шмотки "from Эмерика"). Этим он подсознательно упрекает Леву в том, что тот не смог оценить лучшее в нем, остался глух к зовам высокой культуры. А Лева совершенно по-своему верно и точно усмотрел в этом проявление недоброты. Вот именно: не банальной бытовой скупости, а природной, базовой недоброты характера: "Все его поступки и позывы от ума, не от сердца" (с. 144).

В повести "Лева" есть две важнейшие для понимания прозы Г.Трифонова мысли. Одна принадлежит Леве: "Чтобы жить в действительности и терпеть ее, нужно все время представлять в голове что-нибудь выдуманное и недействительное" (с. 126). Другую высказывает Евгений, который недоверчиво и пренебрежительно говорит о профессионализме. Быть профи - это значит не быть в жизни. Эта выстраданная, хотя и небесспорная мысль.

Но она в чем-то, быть может, объяснит нам кредо Г.Трифонова, а также притягательность его прозы, ее неправдоподобную подлинность.