Российский литературный портал
GAY.RU
  ПРОЕКТ ЖУРНАЛА "КВИР" · 18+

Авторы

  · Поиск по авторам

  · Античные
  · Современники
  · Зарубежные
  · Российские


Книги

  · Поиск по названиям

  · Альбомы
  · Биографии
  · Детективы
  · Эротика
  · Фантастика
  · Стиль/мода
  · Художественные
  · Здоровье
  · Журналы
  · Поэзия
  · Научно-популярные


Публикации

  · Статьи
  · Биографии
  · Фрагменты книг
  · Интервью
  · Новости
  · Стихи
  · Рецензии
  · Проза


Сайты-спутники

  · Квир
  · Xgay.Ru



МАГАЗИН




РЕКЛАМА





В начало > Публикации > Стихи


Сергей Парамонов
Баллады - 1


БРАТЧИНА


    Путь загадочный торит
    нашей жизни биссектриса...
    Песни Мишкины навзрыд,
    философия Бориса...

    Ах, компания друзей!
    Зову истины доверясь,
    что сказать тебе, Сергей,
    на твоих загибов ересь?

    Не юродствуя ничуть
    во беседе да во хмеле,
    и загнуть бы! Да загнуть
    так, чтоб окна зазвенели!

    Да рвануть туда засим,
    где душа парит высоко!
    Почитай стихи, Максим!
    Почитай, как любишь, Блока!

    Много всякого дерьма
    набралось - и мыться поздно.
    И на сердце кутерьма,
    и в глазах давно беззвёздно.

    Нынче - пить да горевать,
    градус пусть в мозги ударит!
    Эх, во что б замуровать
    то, что душу мне мытарит?

    Не запить тоски - хоть вдрызг,
    не дозваться в трубку Бога.
    Философствуй, брат Борис!
    Излучай печаль, Серёга!

    Декламируй, Макс, стихи!
    Михаил, замучь гитару!
    Расточи мои грехи,
    круг старинный, до угару!

    Много ль, братцы, будет впредь
    дней беспечных, беззаботных?
    На миру и помереть -
    всё равно что в Крым на отдых.

    Соберёмся ль уж как встарь,
    и не те уж будут речи...
    Брось же, случай-государь,
    шубу беличью на плечи!

    Отогреемся, шутя
    над потешностью разлуки.
    И протянем, уходя,
    с прежней крепостию руки.

    Только где же тот приют
    не последнего значенья?
    Где под пиво раздают
    воблу свежего копченья?

    Где же узы прежних лет?
    Им - ни дна и ни покрышки.
    Вам оттуда шлю привет,
    постаревшие мальчишки.

    Мои бывшие друзья,
    погребённые делами,
    где вы нынче? Где и я?
    Не созвать колоколами!

    Нет пивнухи за углом,
    и споём ещё едва ли...
    Разбрелись - и дом на слом,
    где когда-то пировали.

АЛЁШКИНА ЛЮБОВЬ



    В глухом загоне из бетона,
    Что губит цвет в крови,
    Садовник-случай два бутона
    Взрастил рукой любви.

    Один был яркий, как подарок,
    Среди других дружков,
    Что выбредают из-под арок,
    Ловя своих божков;

    Второй - по имени Алёшка,
    Которого вела
    По жизни лунная дорожка,
    Ночная кабала.

    В пустыне жизни, в мгле зыбучей,
    Как бедуин в песках,
    Ты ль не искал подобный случай,
    Все земли обыскав,

    Покуда не шагнул несмело
    На самый сладкий зов,
    Подняв, как будто в морге с тела,
    Пугающий покров?..

    Души незримая работа -
    Истомой греть мольбу.
    Так лижет бриз упружье бота,
    Так жжёт язык губу!..

    Играя спрятанною силой,
    Погибельно дрожа,
    Коснулся ты порока, милый,
    Как лезвия ножа,

    Вложив на миг в решенье это
    Неясный груз обид.
    И позабыл ты в кои лета
    Ещё недавний стыд.

    Ты ощутил одно лишь: ноша
    Легка - когда вдвоём;
    И то, как мать звала "Алёша"
    В радении своём;

    Как будто заново ребёнком
    Ты сделался - но вот
    Всем недоумкам и подонкам
    Прибавилось хлопот.

    Тебе ж осталось только верить
    И там - не страха без -
    Пугливым краем глаза мерить
    Размер страны чудес

    С заботой той, какой владеют
    Ревнивые сурки,
    Что в поле возле нор твердеют,
    Венчая бугорки...

    А впрочем, так ли это важно,
    В какой размах любить,
    Когда подумать даже страшно,
    Что это может быть;

    Когда душа лететь не смеет,
    Но рвётся вопреки;
    Когда теплом и лаской веет
    От дружеской руки;

    Когда спокойно можно гладить
    Родное существо,
    Боясь свою удачу сглазить
    И веря в волшебство!

ЗНАК ЗВЕРЯ


    Из миллиона готовых фраз
    Я не извлёк ту фразу.
    Но этим подобных по грусти глаз
    Я не встречал ни разу.
    Дым пепелища и стынь морей
    Были в них - свет замкнулся.
    Гибели ангел души моей
    Белым крылом коснулся.
    Он растворился, пропал вдали -
    Лёгок, лучист и светел...
    В миг сей исчез я с лица земли,
    Только того не заметил,
    Царств не коснувшись, свинцом обид
    Лоно её не калеча...
    Если б я знал, что мне сулит
    Эта немая встреча!
    Если бы ведал я - стороной,
    Тенью б место то минул,
    С дури усталой под нож стальной
    Не подвернувши спину.
    Не получилось... Синей весны
    Осень моя лучилась
    Бликами, что высоки и ясны
    Были! Не получилось.
    Не оградился от этих глаз;
    Бриг отклонив от галса,
    Мгла навалилась и бог не спас.
    Тьма. Ни рожна. Нарвался.
    Как это вышло - понять невмочь
    И невподым потеря.
    День перетёк беспросветно в ночь -
    Ночь молодого зверя;
    Только померкшие небеса
    С гибельного уклонца
    Напоминали всё те ж глаза
    В жёлтой соломе солнца...

    Бренное тело, пустынный брег
    В дымных кругах полыни.
    Не человек я, не человек,
    Не человек отныне.
    Загнанным волком брожу в ночах
    Злых и осоловелых.
    Ненависть зреет в моих очах,
    Смерть мне в людских пределах.
    Прячусь. Устал. И тоска, тоска
    Гордых, избитощёких
    В спину мне дует - и у виска
    Рокот миров далёких.
    Слышу: ползёт вековая слизь,
    Смазкой лаская горло...
    Мчись по подлунной долине, мчись
    Зло, одиноко, гордо,
    Серый волчара. В дыму погонь,
    Где каждый ствол на взводе,
    Испепеляющий плоть огонь,
    Чуждый земной природе,
    Не остановит ничей приказ,
    Брошенный сухо в поле.
    Разве что - синь неотступных глаз
    С крапом нездешней воли.
    Аз - человекогонимый дух,
    Сор угодивший в око,
    Адище мира, его недуг,
    Язва его порока.
    Мы - антиподы. Мирских страстей
    Я не златая лира.
    Неповоротливой шеей всей
    Я не приемлю мира.
    Мы несовместны. Я данник мглы,
    Раб нелюбви. Наводку
    Глаз моих волчьих вы знать могли.
    Пасть моя ищет глотку.
    Мир захлестнул бы кровавых жертв
    Чёрный поток... но миром
    Брошена кость мне. И стал я мертв
    К прежним своим кумирам.
    Я заметался, попал впросак,
    Сбит с панталыку, гибну.
    Хрипом хриплю и на общий страх
    В злобе уже не прыгну.
    Я уничтожен - лежит во мне
    Прахом ночное царство.
    Воем своим при слепой луне
    Мщу я за то коварство.
    Злой и бессильный протяжный плач
    Зверя! - по чёрным дырам
    Космоса дрожь пробеги, как вскачь
    Мчал я, гонимый миром!
    Нет больше волка. Себя избыв,
    Призрак по миру бродит.
    Злобу сожжа и любовь забыв,
    Места он не находит.
    Пыл его ненависти угас.
    Жалкий и пустогрудый,
    Носит в себе он лишь тайну глаз,
    Высиненных остудой.
    Самою горькою из потерь
    Дыбя седую шкуру,
    Кто он, безумно усталый зверь,
    Ищущий пулю-дуру?
    Что ему делать? Куда идти?
    Как в человечьем стаде
    Зверя в себе убить и найти
    Щель, что и волку кстати?
    Горький пустынник, морских бродяг
    Брат, что оставил судно,
    С завистью зрящий на мир собак
    Нищенски и занудно,
    Смотрит на кость, исходя слюной,
    Что не ему бросают.
    И под холодной, как смерть, Луной
    Блохи его кусают.

ИЗ ВЕТХОГО ЗАВЕТА


    Ночь,
    Что древнее мира,
    Царица тьмы
    Снова врубила зуммер
    Слепого Ада
    Шёпотом древних звёзд:
    "Были вместе мы,
    Брат!
    Я не умер!
    Мой зов -
    Не продукт распада".
    Боль...
    Океан любви.
    И гудит во мне
    Пеною губ
    Удушье её прибоя,
    Гибельным нежным боем
    Таясь в волне...
    Это лишь память сердца
    О давнем бое.
    Это лишь тень былого,
    Туман и мрак,
    Холод подлунных гор
    И сырых ущелий
    Там,
    Где крыла простёр
    Первобытный враг
    Огненноглазый,
    С ороговевшей шеей.
    Пылкое око мести
    Над пралюдьми,
    Память ещё пуста
    Средь безлюдной тверди,
    Грозны светила.
    Хаос.
    И нет любви,
    Что победила б
    Царство тоски и смерти.
    Ужас сильнее.
    И дик, и безумен взор,
    Что не ласкают ни реки
    И ни долины.
    Ходят животной стаей
    Меж этих гор
    Грубые и свирепые
    Исполины.
    Грозное эхо -
    Безмозглый пинг-понг пещер -
    В дланищах той,
    Не знающей ласк богемы.
    Корчами смеха,
    Как код отошедших эр,
    Из подсознанья
    Память тревожат гены.
    Мрамором мифа
    На нежных шелках легенд
    Неистребимо
    Вписано табу ночи.
    Чтобы над тайной бился
    Интеллигент,
    Тщетно в былое пяля
    Слепые очи.
    Ум искушает бездна.
    Кричать о том
    Смеют лишь души,
    Порою немея встречно
    Поступи близкой...
    Но звёздной любви фантом
    Время поглотит снова.
    И будет вечна
    Ночь.
    И опять вездесущий
    Пещерный мрак
    Кару богов
    По просторам земли разносит
    Меж одиноких существ.
    И бессменный враг
    Свой урожай,
    Хохоча,
    Непрерывно косит.
    И проникают искры того огня
    В сердце,
    Ввергая в адскую кукарачу,
    Где за вратами
    "Брат,
    Не забудь меня!"
    Слышу я так,
    Что миг -
    И навзрыд заплачу.

СОН МАЛЬЧИКА


Я был во сне, когда пришли судить:
Остановились, капюшоны сняли...
Былых времён трагическая нить
Опутала - они меня распяли.

Их было много, всех не сосчитать:
Свои, чужие - встав стеной законной!
Чуть в стороне чернела тенью мать,
Сравнимая с поблекшею иконой.

Слух резал треск чадящих вонью свеч,
От ужаса заныло под лопаткой;
Как будто псов спустили, чтоб стеречь,
И в ляжки те вцепились мёртвой хваткой.

Молчали... Только ветер за спиной...
Дед наконец промолвил отвернувшись:
"Так вот ты, стало быть, у нас какой?.." -
И замолчал, растерянно запнувшись.

Но взвыла тётка: "О, какой позор!" -
И своды гулким эхом подтвердили.
Отец изрёк (в глазах темнел укор):
"Зачем тебя мы с матерью родили?!"

Учитель прогнусавил, сняв очки:
"Мы этому ль тебя учили в школе?"
А друг, скосив презрительно зрачки,
Мне предложил: "Повесился бы, что ли".

Вздохнула бабка: "Внучек, что ж с тобой?
Из всех внучат ты самый был любимый".
А брат с насмешкой бросил: "Голубой!" -
Как между глаз свинцовою дробиной.

Терновый мне примерили венок;
Судилище многоголосым воем
Затмило материнское: "Сы-но-ок!.."
Я был один. Я был средь них изгоем.

И я вскричал: "Послушайте же вы!.." -
Но собственною кровью захлебнулся
И, разрывая плотью ужас тьмы,
Я не успел ответить - я проснулся.

Я не успел ответить - я проснулся,
Но пробужденье было хуже сна.
В глухих толчках отчаянного пульса
Свело виски, и вымокла спина.

О люди! Как до вас мне докричаться?
Вам злой кураж покоя не даёт?
Привыкшая в чужом белье копаться,
В любую щель молва свой нос суёт!

Я голубой - смотрите, мне не стыдно!
Мне естество своё не поломать!
Но как же горько, больно и обидно
В ряду судей найти отца и мать!

И в чём моя вина? И где причина?
За то меня прикажете казнить,
Что я рождён на белый свет мужчиной,
А мне бы лучше женщиною быть?

Тогда смотрите в оба на урода,
Исчадье беззакония и тьмы!
Но каждого из нас творит природа,
С которою не в силах спорить мы!

Своей душе не цыкнешь, не прикажешь,
И плоти зов сильней запретных слов.
И сотни раз себя ещё накажешь,
И заречёшься, и вернёшься вновь...

Я голубой - хоть в чёрный цвет закрасьте,
Я всё равно останусь голубым.
И в этом моё счастье и несчастье,
И мне уже не сделаться другим.

А впрочем, объяснения напрасны,
Когда немой с глухими говорит.
Развратная наколка педераста
На нём порочной лилией горит.

Кого жалеть так долго отучали,
Глоток любви подарит ли врагу,
Что обречён на многие печали
На этом злополучном берегу?

Вам не понять моих томлений странных,
У вашей правды под ногтями грязь.
Иль в вашем мире нет уже изъянов
И в ваших душах нечисть извелась?

Вы будете носить свои одежды
И жрать молву под соусом любым...
А я живу и буду жить как прежде,
И всем назло останусь голубым.

СЕРЕНАДА


    Звезда полночная зажглась -
    И мне воздастся!
    Отрадно грустью серых глаз
    Мне упиваться,

    Опасно жарких губ цветок
    Вдыхать всей грудью
    И вызывать безумством строк
    Гнев кривосудья.

    Отпетый мой, распятый стих
    С развратом смешан.
    Не сотвори кумира, псих!
    Творю и грешен!

    На затемнённый этот лик
    Готов молиться
    И в сутемь козней и интриг
    Мешком валиться.

    Не передать бумаге, нет,
    Того - кем грежу,
    Чей отрешённый силуэт
    Краду и нежу, -

    Как гончару, лепя сосуд,
    Не выжечь глину
    До звени той, что в пальцах зуд
    И хлад на спину;

    Как всем любовникам земли
    Не слиться в стоне
    Пред нимбом в сумрачной дали,
    Что на балконе

    Хранит не тонкий девий стан
    И перси-снеги,
    Светясь как розовый туман
    В вечерней неге;

    Зеленокрылая вуаль
    От ветра вьётся...
    Ах, сами демоны! Не та ль
    Любовь зовётся?!

    Благословенна и мудра,
    Зла и жестока...
    Пью полной мерою за здра-
    вье у истока,

    что мёд и яд, сребро и ртуть -
    из этих дланей
    течёт и отравляет грудь
    волков и ланей...

    О чудотворный водопой,
    Каприз богини!
    Отсюда влажною тропой
    Они другими

    Уходят в чащи - и трубят
    В лесах турниры!
    Звенят клинки и вторят в лад
    Клинкам мортиры!

    Шумит журчащею волной
    Лесное место.
    Но королевство прёт войной
    На королевство;

    И грохот рыцарских коней
    Трясёт устои!..
    А растворённое-то в ней,
    В воде - простое:

    Любовь, - прозрачное желе
    Из слёз и стона.
    И я стою пред ней коле-
    нопреклонённо.

ЗВОНОК


    Серега, как ты? Спишь уже небось!
    Хотел представить ёрш твоих волос,
    Хотел услышать голос непечальный,
    Чуть, может, сонный - в стадии начальной.
    Тебе звоню, а на душе темно,
    Как эта ночь, что ломится в окно,
    В которой если есть немного света -
    Не фонари и фары, - знаешь это!
    Я не могу опять никак постичь,
    За что я спать не сплю - сижу как сыч,
    Ищу ненужных дел тупую груду
    И дум, которых вечно не избуду.
    За что пылает адский мне огонь, -
    За то, что не глядел в свою ладонь:
    Не вровень был себе, не вровень миру,
    И тяжбами свою измучил лиру;
    Что впасть себе позволил в пессимизм;
    Что за любовь воспринял атавизм;
    Что позабыл земные эмпиреи
    И вздёрнул ни за что мечты на рее...
    Всё мрачно мне и нет тому границ,
    Пугает смесь иных судеб и лиц,
    Предел лелеет смертною лопатой,
    И дух не реет, на кресте распятый.
    Нет ничего, что б вывело меня
    На праздник жизни, красками маня,
    На карнавал, где перьями маяча,
    В толпе цыганкой мечется удача!
    Нет никого, кто дал бы под бока
    И поволок в веселье кабака,
    Налил хмельного доброго нектара
    И отвалил бы счастья два гектара!
    Моя тоска одна меня творит,
    И небо безучастное корит,
    И где-то демонические вопли
    Опять звучат в безумном посадопле!
    Но кто туда потянется не в срок?
    Лишь тот, над кем натянется шнурок
    В рывке последней воли - если это
    Устойчивей, чем ножки табурета...
    Не дай мне Бог, что вправе предрешить!
    Но тяжкий вздох усталости - грешить -
    Творит в душе свои рубцы и раны,
    Что на пиру уже как минус странны.
    Я только руки слабые тяну
    В чужую, недоступную весну,
    Во мне лишь нерв натянутой веревкой,
    И весь я в позе глупой и неловкой;
    И я ищу, чего понять нельзя,
    И не спешу - нельзя спешить, скользя
    По краю, коим тешить мысль чревато,
    От грани отшатнувшись виновато.

    Страх плющит ночь... И мой нелеп звонок.
    Тональности сместился позвонок
    И повлиял на непреложный тонус,
    Трёхмерный мир перевернув на конус.
    Все знаю я. Но, вывернув камзол,
    На святках Бога блею, как козёл,
    И, не мешая этим сфер музыку,
    Внушаю скорбь торжественному лику.
    И может в этом неотступном зле
    Лежит мой путь по сумрачной земле?
    И, обретая в недрах имя Бога,
    Бродить мне долго и томиться много?
    Теперь уже ты спишь, как ангел, Серж,
    И сумрак спит в подъезде, как консьерж,
    И спят Москва, Венеция, Лозанна
    В ночи, где тишь легка и несказанна...
    Всё сну подобно, - почему бы нет? -
    И в пробужденьи вовсе не ответ.
    И знать, томясь без сна и облегченья,
    про это - не мое ли назначенье?
    На расстояньи длинного гудка
    "Ну что же, - я скажу тебе, - пока!
    Спокойной ночи!" Кровь в висок стучит.
    И телефон нетронуто молчит.

1998