Ниже мы приводим в сокращенном виде запись бесед, состоявшихся в разное время в квартире Дилэни на северо-западе Манхэттена. Собеседниками Сэмюэля были - Ларри Маккафри, профессор филологического факультета в Сан-Диего, автор нескольких литературоведческих книг, один из крупнейших в США теоретиков постмодернизма и критик Синда Грегори.

Но прежде несколько слов о Чипе Дилэни. Представьте себе личность, сформированную в равной степени Гарлемом (где Дилэни родился в 1942 году и где вырос) и одной из наиболее престижных нью-йоркских школ для одаренных детей. Добавьте культурную контрреволюцию 60-х годов, писательское воображение, затронутое в равной степени дешевой научной фантастикой и работами по структуре текста Роланда Бартса, французским символизмом, лингвистическими изысканиями Соссюра, Виттенштейна, Квина, математикой Дж. Спенсера Брауна, роком и современной классической музыкой, и (что приобретает все большое значение) философией структурализма и постструктурализма. Это невероятное смешение создало писателя, возможно, не имеющего равных по интеллектуальной утонченности и оригинальности формы.

Большинство критиков выделяет два периода в творчестве Дилэни. В 60-х годах, с девятнадцати до двадцати пяти лет, Дилэни написал девять научно-фантастических романов, среди которых "Вавилон-17" (1966), "Сечения Эйнштейна" (1967) - оба завоевали престижную премию "Небьюла" - и "Новая звезда" (1968). Во втором периоде, начавшемся семь лет спустя с публикации "Далгрина", самого крупного произведения Дилэни, его проза становится более плотной, компактной и трудной.

"Далгрин" остается центральной книгой в творчестве Дилэни. Этот огромный (почти 900 страниц) роман бросает беспримерный вызов всем любителям научной фантастики. "Далгрин" преобразует экзотику других миров в сюрреалистический кошмар, искаженную, рваную картину жизни Гарлема и пришедших в упадок городских кварталов Америки. "Далгрин" - это отчасти миф, отчасти сон, отчасти словесный лабиринт.

После "Далгрина" проза Дилэни продолжает эволюционировать и изменяться, отражая более глубокое и тонкое понимание постструктурализма. "Тритон" (1976) может поспорить с "Левой рукой тьмы" Урсулы Ле Гуин и "Женоподобным мужчиной" Джоанны Расс по остроте и глубине исследования сексуальности. "Звезды в моем кармане как песчинки" (1983) - это напряженная и очень живо написанная космическая опера, отражающая, помимо всего прочего, экзотическую атмосферу бьющей через край жизни гомосексуалов Америки до СПИДа. Его собственное участие в безудержной гомосексуальной жизни Манхэттена смело описано в "Движении света в воде" (1988), биографическом произведении, которое представляет собой попытку воскресить в памяти события 60-х годов.

Основное место в творчестве Дилэни в 80-е годы занимает четырехтомный сериал о Неверионе: "Сказание о Неверионе" (1970), "Неверион" (1983), "Бегство из Невериона" (1985) и "Возвращение в Неверион" (1987). Эти произведения написаны в жанре волшебной фантастики, однако Дилэни так основательно расширяет, углубляет, опровергает и подтачивает основы жанра, что результат оказывается совершенно оригинальным.

Добавим, что в 1988 году Дилэни начал преподавать литературу в университете Массачусетса.

А теперь слово самому фантасту и его оппонентам.

Сэмюэль Дилэни: В отличие от мира профессионального гольфа или тенниса, научная фантастика - не клуб, входя в который нужно толкнуть реально существующую дверь, ничто не может помешать вам читать ее, если вы захотите. И все же что-то не менее сложное, чем специфика литературного творчества, препятствует появлению писателей - представителей меньшинств при отсутствии читателей - представителей меньшинств. Как только появляются читатели, писатели тут же начинают "ломиться в двери". Но все же среди писателей-фантастов в Соединенных Штатах есть и чернокожие, и индейцы, и американцы азиатского происхождения, и представители других национальных меньшинств; многие из них, например, Октавия Батлер, Стив Барнс, Чарльз Сондерс, Крейг Стрит, Рассел Бейтс, Лоренс Йеп, Сэмтоу Сачкериткил, обладают яркой индивидуальностью, но все же их меньше, чем могло бы быть.

С. Д.: В основном - это отражение того, что происходит в американской культуре, а не только со мной. Сейчас вопросы секса открыто обсуждаются на любом уровне. Отчасти это стало возможным благодаря тому, что женское движение выступило с изобличительной критикой так называемой сексуальной революции.

С. Д.: Это выдающееся произведение, и мы должны иметь это в виду, когда критикуем его недостатки. Помимо всего прочего, это не научный труд. Это - роман. Конечно, вы вправе подвергнуть сомнению предложенную вам трактовку сексуальных ролей и задать вопросы, которые возникают при чтении текста: кто в этом амбисексуальном обществе заботится о детях? Почему представитель общества, в котором каждый может забеременеть, родить и вынянчить ребенка, обозначается местоимением "он"? Да, действительно, некоторые эпизоды романа можно истолковать в свете стереотипных представлений о гомосексуалах.

В 50-е годы было опубликовано огромное количество романов о гомосексуалах, в которых попадались до ужаса похожие сцены: один герой обнаружил, что он просто не может сделать этого с другим парнем, после чего кто-то из них врезался на машине в дерево и трагически погибал в самый подходящий момент, решая таким образом все проблемы.

Однако Ле Гуин сумела создать роман, над которым рыдали миллионы читателей, а это не так-то просто сделать. В этом смысле она, мне кажется, достигла поставленной цели. Но еще важнее то, что юным гомосексуалам, обратившимся к этой книге, не нужно ломать голову над тем, где бы раздобыть хоть какой-нибудь роман о жизни гомосексуалов, как это приходилось делать мне во времена моего детства. Из того, что удавалось достать, романы, заканчивавшиеся автомобильной катастрофой (или казнью на электрическом стуле, или еще чем-нибудь в этом роде), были наиболее полным литературным описанием жизни гомосексуалов в 1955 году.

С. Д.: В силу целого ряда причин, начиная от расовой принадлежности, присущего мне типа сексуального поведения и кончая сферой моей писательской деятельности, в моей жизни всегда присутствовал элемент маргинальности, особенно, если за определение нормы вы примете тот опыт, который может приобрести некий абстрактный представитель среднего класса - белый гетеросексуальный мужчина. Писать откровенно, правдиво, со знанием дела и уважением к маргиналу - значит использовать очень противоречивый материал, особенно, если вы не скрываете сходства между маргиналом и нормальным человеком. Потому что при таком, подходе маргинала труднее считать "другим". А в этом случае вся система ценностей, которая определяет, что относится к норме, а что является маргинальным, оказывается под угрозой.

С. Д.: Конечно, хочется думать, что научная фантастика, которая традиционно считается своего рода маргинальной литературой, знакома с проблемами отщепенцев и относится к ним с пониманием и сочувствием. Но это было бы несколько наивным суждением.

Одни и те же социальные силы накладывают ограничения (скажем, в сексуальных вопросах) и на личность, и на различные литературные жанры: что с практической точки зрения для них приемлемо, а что нет. Но писатели не получают свою литературную нишу в дар от Бога. Они также не выбирают ее по собственному желанию. Они попадают в нее, как и вообще в литературу, в результате своего рода экологического отбора.