Российский литературный портал
GAY.RU
  ПРОЕКТ ЖУРНАЛА "КВИР" · 18+

Авторы

  · Поиск по авторам

  · Античные
  · Современники
  · Зарубежные
  · Российские


Книги

  · Поиск по названиям

  · Альбомы
  · Биографии
  · Детективы
  · Эротика
  · Фантастика
  · Стиль/мода
  · Художественные
  · Здоровье
  · Журналы
  · Поэзия
  · Научно-популярные


Публикации

  · Статьи
  · Биографии
  · Фрагменты книг
  · Интервью
  · Новости
  · Стихи
  · Рецензии
  · Проза


Сайты-спутники

  · Квир
  · Xgay.Ru



МАГАЗИН




РЕКЛАМА





В начало > Публикации > Фрагменты книг


Александр Ильянен
Петербургские сумерки руин
(фрагмент книги: "Дорога в У")

Петербургские сумерки руин. Над крышами словно столицы мира. Мир как крестьянская община, катакомбы, крестьянин не язычник из французского Средневековья (пейзажа) и не мужик из толкового словаря Робер, а из катакомб Третьего, троянского мира, сумерек просвещения. Педагогическая поэма, но не про крестьян, а про сами сумерки вечности, города. Воображаемые огороды крестьян. Пейзаж, земледельцы, коровы. Улица Марата, девять, за баней, место рядом с бывшей церковью, баня как мемуар, римские теплые термы как хлев. Поднимаемся с бывшим суворовцем. Страшно от такой красоты, словно вражья во всей силе. Краски заката. Не яркие, как в опере, а более сильные. Квартал вокзала, после лекции в университете о дадаизме, сюрреализме как способе мыслить, жить, творить. Мой суворовец вчерашний, стриженый, смешной, трогательный с ушами. А тот другой, пусть ждет, пока мы кончим. Ищу где разменять сто, чтобы отдать двадцать пять, за рукопись тела. Роман о сумерках в городе, в голове, душе и мыслях. Плеоназмы пленительны. Живем за деньги от алжирской кампании в глубине России, арзамасская зима-весна, рубли, доллары альпийской кампании, точнее швейцарской кампании здесь и сейчас, никуда не уезжая. Без ошибки не любим, как воду без стрекози и ила.

Мемуар о вениках и сторожах. Сторож по имени Саша с соседней базы, Алые паруса. Идем в баню с переводчиком Андрюшей и алжирцем. Баня, песни за столом, возвращение сквозь кусты и ветки в дом. Через забор к Малышу, название нашей базы в арзамасском лесу. Федоровна, гран-дама тех мест, медсестра, хозяйка санчасти как на войне. Открытие мной России, пафос, алжирский поход в снегах и весной, ручьи и ландыши в лесу. Алжирская тетрадь (арзамасская), название концерта. Кровать плывет туда, сказал бы поэт.

Глиняная пещерная фигурка, маленький подсвечник, память о Вадиме. Мытищи, другая родина, весенняя, родная. Негры, которых я встречаю на пути, утки в воде как будто японской, цветут вишни. Я подхожу к тому спящему дому через дождь весны. В дом не захожу. Думаю, пусть спят как солдаты. Повинуюсь императиву не будить солдат как соловьи в песне.

Романс города, жестокий. Очарование этих белокурых бестий, фотомоделей. Маньяки манифестов, заложники снов. Лекция профессора словно ацтека с золотыми серьгами в ушах. Нева, широкая, как Э., дом поэта, тихо и почтительно кланяюсь. Ведь мы японцы, китайцы. Наша церемониальность.


* * *

Коля с Миллионной, его календари, стена с иконами и картинками, пришедшие спрашивают, кто это? Деятели балета, певицы, поэты. Голоса, сундук, буфет. Одиннадцать лет работы в Эрмитаже дворником, квартира четырнадцать, цветные витражи на лестнице, салют на набережной. Флоренский, иконостас. Его красные и черные жилетки, рубашки из крепдешина, шелка. Серебряные цветы на фиолетовом. Его измученное лицо, учеба в университете, работа агентом по недвижимости. Пьет пиво и читает незнакомого немецкого автора, гефэрлихе мэхтэ. Опасные силы, перевожу. Бутылка коньяка принесена Сережей Ш., у него торговая точка на Чернышевской. Что делать, кто виноват. Чернышевская, цветы, Фурштадская. Там Коля иногда встречает Сережу на его торговой точке, там он продает продовольственные товары. Колин салон, не притон, не малина. La Framboise. Словно название виллы на Миллионной. Этот Север, его несомненная польза. Три века русской поэзии. Сужение и расширение пути. Классическое состояние. Владимирка, одно из названий русских дорог. Сезоны. Страхи, шуршание занавески в поезде, испуганный взгляд за окно, взгляд без любопытства, а от нервного напряжения, чтобы успокоиться.

К Коле приводят мальчиков с вокзала, от Гостиного двора, кафе Чибо, так прозвали место встреч, летнее кафе на Невском. Лебуркин, его жена, их маленькая собачка и дочь-студентка. Ева. Коля ездит к ним иногда в гости, в Купчино. Колины трусы-пижама из азиатского шелка, платье Востока. Колина майка. Усталое лицо кокотки с двумя глубокими морщинами, прядью некрашеных волос, кольцо в ухе как у цыгана. Рассказывает про Обухову, как она любила чтобы её (опускаю мат) прямо на сцене, рабочий. Тарантела. Они такие сладкие, говорит Коля о мальчиках. Любитель балета, Клавдии Шульженко. Застенчивый и гордый, гостеприимный, родом из Баку.


* * *

Как в Дублине можно встретить Лебуркина, учителя русского языка и литературы или Колю-куколку, Колю с Миллионной. Коля меня встретил у кафе на Конюшенной, у входа, где я замечтался, глядя кому то вслед. Он спросил меня, почему не захожу, где пропадаю. Я ответил, что был в Финляндии. Этого оправдания было достаточно. Он сказал, что идет за порошком, что у него живет сейчас мальчик. Красивый, но больной. (Как раньше девушки, молодые, чахоточные с румянцем). У него сифилис. Я сказал что зайду посмотреть. Минут через тридцать-сорок договорились встретиться у Коли на Миллионной. Пока зайду в мое кафе рядом с аркой, проходной двор на Мойку. Кафе что таверна в порту. Бандиты, бомжи, порядочно одетые дамы, влюбленные. Уютное кафе. Нет, впрочем ни бандитов ни бомжей ни дам, а народ литературы, а точнее русского киноромана, в поиске консенсуса. Продолжение тотального эксперимента, письмо и съемка. Шел я после лекции французского профессора, в нежный час сумерек. У Коли на Миллионной был еще Ваня-шофер, родом из прибалтийской или какой то там дальней деревни, которому пообещали место шофера пристроительной части, там и комнату. Будет возить солдат в баню. Проснулся румяный черноволосый эфеб с телом гимнаста, в колиной рубашке. Манон Леско была юна и больна. Он работает в голубой Устрице, кафе-голубятне, гардеробщиком. Его там все хватают, сказал Коля. Родом из Выборга. В коридоре Коля показал направление в кожную больницу на Восстания. Диагноз по-латински: луис. Коля переводит на русский. Ваня что-то комментирует. Андрюша просыпается. Подают чай, едят кашу. Угощают меня, я вежливо отказываюсь, сыт, только что из кафе, не хочу смешивать чай-кофе, еду домой. Книги на столе. Воспоминания Щепкиной-Куперник. Марлен Дитрих. Ю. Мисима. Confession d un masque. Книга на немецком не понятно о чем. Голос Шульженко о Гаване, голубке. Андрюша говорит, что не отдается. Коля его хочет. А. Не согласен. Он похож на итальянского парня из кино. Юный гардеробщик. Яма Куприна. Армия любви. Слова профессора о судьбе, которая не судьба.

Судьба юного гардеробщика, старомодная болезнь, американская (испанская), французская. Судьба или путешествие болезни как плода, картофеля на корабле. Картофельные бунты. Родина болезни. История. Знакомства с новыми русскими, он их в иномарках. Эвфемизм. Открытый текст. Легенда о детдоме. Номер четырнадцать. (Неверие и оставление надежд. Стихи Верлена о надежде. Читал вчера когда вернулся с Миллионной). Шел по Марсову полю, по аллее в сторону Гостинки. Ночь и свобода: французский лозунг. Чего-то не хватает, может быть братства. Б.-равенства. Всюду шаманизм. В тех или других формах. Особенно в других. Обучение полетам в любую погоду, железные предметы, свечи, танцы, мех, кожа, св. Болезнь с припадками в разной стадии. Лечение болезнью.

Провалы в черноту, полеты над бездной, огни. Гардероб в Устрице, подавание одежд, обещание быть увезенным в Москву, знакомство известным режиссером. Жалобы, дикие песни, Россия, Санкт-Петербург, гардероб. Бессознательное, сны офицера-переводчика. Страшный мир. Девушка из сумасшедшего дома, медсестра Серафима, дочь арапа и русской. Вадим, уроки французского с ним.

© Александр Ильянен, изд-во "Колонна", 2000