Пересмотр версии "самоубийства" Чайковского: Опровержение

П.И.Чайковский, 1875 г.

Как специалисты со значительным опытом изучения Русской культуры, мы обескуражены некритическим восприятием на Западе необоснованной и ничем не подтвержденной версии причины смерти Петра Чайковского, представленной в статье Джоэла Шпигельмана "Суд, осуждение и смерть Чайковского". В дополнение к материалу профессора Шпигельмана г-жа Орлова пропагандировала свою теорию в русских эмигрантских изданиях, особо рьяно в Нью-йоркской газете "Новый американец" в номерах за 5-11 и 12-18 ноября 1980 года. Ей удалось также убедить в правомочности своей версии английского биографа Чайковского - Дэвида Брауна, результатом чего явилось воспроизведение ее теории в августовском выпуске нового издания Grove Dictionary (словарь Груба С.Щ.). Как способ аргументации, так и "свидетельства", приводимые Орловой, поразили нас отсутствием достоверности (исторической, медицинской, физиологической).

"История самоубийства композитора в течение длительного времени была предметом обсуждений в некоторых кругах русского общества" - утверждает подзаголовок статьи Шпигельмана. Да, слухи о самоубийстве Чайковского распространялись со времени его смерти и не стихали никогда. Наиболее живучим вариантом явилась легенда о том, что Чайковского застали во время любовной связи с одним из племянников царя или с каким-то другим молодым человеком и вынудили (царь или родители этого молодого человека, или какая-то другая группа лиц) покончить с собой. Эти слухи никогда не исходили от людей, действительно близких Чайковскому или знавших его лично. Нина Берберова - один из авторов, подписавших это письмо, исследуя биографию Чайковского, интервьюируя в 30-е годы в Париже людей, близких кругу композитора, пришла к заключению, что ни у кого из его друзей никогда не возникало сомнений в том, что Чайковский умер от холеры. Так считали Александр Глазунов, Сергей Рахманинов, вдова брата Чайковского Анатолия, искусствовед Владимир Аргутинский-Долгоруков, проживавший в те годы в одной квартире с братом композитора Модестом. С другой стороны, в самоубийстве композитора убеждены именно те люди, которые с ним никогда не общались, а потому полагались только на мнение других, кто заслуживал с их точки зрения доверия.

Вероятно, истоки происхождения этих слухов коренятся в сочетании трагического настроя последнего законченного сочинения Чайковского (Патетической симфонии), общеизвестного факта его гомосексуальности и скандала в связи с его романом с сыном выдающегося хирурга Николая Склифосовского: скандала разразившегося, но мгновенно предотвращенного незадолго до смерти композитора. Как вспоминали некоторые друзья Чайковского, он опасался, что профессор Склифосовский сможет разоблачить его, и даже подумывал об отъезде на Французскую Ривьеру.

В своей статье, напечатанной в газете "Новый американец", г-жа Орлова утверждает, что подозрения в достоверности официальной причины смерти Чайковского впервые возникли у нее в Клину, когда она обнаружила в архиве записку-соболезнование Модесту Чайковскому. Она была послана Львом Бертенсоном, врачом, присутствовавшим при кончине композитора. В записке упоминается "ужасающая болезнь", унесшая его "любимого брата", что по мысли г-жи Орловой свидетельствует о "нечестной игре". Зачем лечащему врачу, выражая сочувствие брату покойного, вновь возвращаться к причинам его гибели, если Модест и так знал, что тот умер от холеры?

П.И.Чайковский в период службы в Московской консерватории

Подобное мышление, подозревающее во всем "заговор", отбрасывающее свидетельства очевидцев и с готовностью принимающее показания весьма сомнительные, дошедшие из третьих рук, пронизывает всю цепочку ее построений. Письмо доктора Бертенсона, судя по статье Шпигельмана, не было утеряно. Оно было скопировано в Клину Николаем Слонимским в 1935 году и появилось в английском переводе в книге Герберта Бейнстока, Чайковский (A.Knopf 1943, р.364). Это честный документ, основанный на фактах и не вызывающий никаких вопросов или сомнений.

Г-жа Орлова обосновывает также свое отрицание смерти Чайковского от холеры на факте отсутствия карантина в его квартире во время болезни, на том, что во время похорон его гроб не был запломбирован. Однако на момент смерти композитора этиология холеры не была известна. В те годы считалось, что инфекция холеры передается только через зараженную пищу и воду, а не посредством контакта с больными. Летом 1892 года "Новое Время", наиболее читаемая в России газета, опубликовала серию статей доктора Модеста Галанина о методах предотвращения заражения холерой. Эта и другие аналогичные публикации полагали карантин, пломбирование гробов, изоляцию больных холерой в ранней стадии болезни устаревшими. Любой, кто обратится к письмам Антона Чехова, служившего медицинским инспектором во время эпидемии холеры в 1892 - 93 годах, не обнаружит в них даже малейшего упоминания о практике подобной той, которую г-жа Орлова считает для тех лет обязательной.

Но и без учета этих возражений, утверждения г-жи Орловой о "заговоре" - вымышленном "сценарии смерти от холеры" - попросту лишены элементарной логики. С одной стороны д-р Бертенсон склоняет Модеста Чайковского отказаться от мыслей о самоубийстве брате, помогает всучить ему диагноз гибели от холеры, с другой - делает это столь неумело, абсурдно, что никто ему не поверил. И такое говорится о признанном, знаменитом враче, друге и коллеге Чехова, Чайковского и многих других знаменитостей того времени.

В вопросе отношения общества к гомосексуалистам г-жа Орлова, и вслед за ней Шпигельман, настолько же далеки от действительности, как и в вопросе о холерном карантине. В своем последнем большом романе "Воскресенье", написанном в 90-е годы, Лев Толстой сетует на возобладавшую к концу XIX века терпимость по отношению к гомосексуализму. Его наблюдения находят подтверждение в реальной жизни. Чайковский и его друзья были частью большого гомосексуального сообщества, существовавшего в те годы в России, сообщества, к которому так же принадлежали великие князья (дяди и кузены последних двух императоров). Утверждение Шпигельмана, что в те годы гомосексуализм считался "позором, преступлением перед Богом и человеком, достойным тюрьмы или ссылки", попросту является дезинформацией. Судя по опубликованным документам, во времена Чайковского гомосексуалисты занимали весьма высокое положение в обществе. Знаменитый путешественник Николай Пржевальский, ставший к моменту своей смерти к 1888 году национальным героем, всегда ездил в экспедиции в сопровождении юного любовника, которого правительство по его выбору специально назначало прикомандированным к нему офицером охраны. (см. биографию Пржевальского. "Сон Лхасы" Дональда Рейфилда. Пресса университета Огайо, 1977). Анна Евреинова, издатель престижного журнала Северный Вестник и одна из первых русских женщин-юристов, не скрывала своего любовного союза с другой женщиной Журналист и издатель князь Владимир Мещерский, чья гомосексуальность широко известна, тем не менее, был принят при дворе Александра III и Николая II. В 1887 году Мещерский был застигнут в весьма щекотливой ситуации с гвардейцем императорского двора, что грозило возбуждением уголовного дела. Однако Александр III повелел снять все обвинения в его адрес (см.Oxford Slavonic Papers. Vol.X, 1962). Когда в Великобритании в 1895 году осудили Оскара Уайльда за гомосексуализм, большая часть русской прессы, включая ультраконсервативного журналиста Василия Розанова, специализировавшегося на защите прав гомосексуалистов, посчитала суд над блистательным писателем примером лицемерного преследования.

Письмо Чайковского к В.Л.Давыдову. 1893 год.