Точка зрения. Материалы американского музыковедческого журнала High Fidelity за 1981 год

В 1980 году на страницах Нью-йоркской эмигрантской газеты "Новый американец" за 5-11, 12-18 ноября была опубликована сенсационная версия смерти П.И.Чайковского. Автором, раскрывшим тайну самоубийства композитора, была музыковед и исследователь творчества П.И.Чайковского Александра Орлова, живущая с 1979 года в США.

Советскому читателю версия Орловой стала известна только через 10 лет из ее статьи, опубликованной в октябре прошлого года в городской еженедельной газете "Нива" ("Нива", октябрь-ноябрь 1991 г. NN 19-22) . Орлова считает Чайковского фигурой глубоко трагической. "Не его вина, а его беда - патологическая извращенность. Это болезнь" - так трактует гомосексуальную ориентацию композитора автор. А.Орлова не принимает официальную причину преждевременной смерти Чайковского от холеры. И полагает, что его вынудили покончить с собой.

Свое открытие она обосновывает ссылкой на письма композитора, его близких и друзей, врачей (в частности известного Льва Бертенсона, возглавившего лечение больного в предсмертные дни) , расхождениями как в официальных отчетах о болезни и смерти, так и опубликованных петербургскими газетами, свидетельствах очевидцев, а главное - нарушением карантинного режима во время болезни и похорон.

Версия Орловой вызвала шумный и неоднородный резонанс за рубежом, в том числе и на страницах серьезного музыкального журнала High Fidelity.

"Суд, Приговор и Смерть Чайковского!"

История самоубийства композитора, долго циркулировавшая в определенных российских кругах, слишком медленно доходит до Запада.

Автор

П.И.Чайковский, 1881 г.

"Те из нас, кто жил в Ленинграде никогда не сомневались в том, что причиной смерти Чайковского было самоубийство. В 20-е и 30-е годы многие его современники были живы. К примеру, Александр Вячеславович Оссовский (ученик Римского-Корсакова, профессор истории музыки, декан Ленинградской Консерватории), во время смерти Чайковского служивший в министерстве юстиции, рассказал мне, что для него и для его современников не было тайной, что Чайковский лишил себя жизни.

"Эта история передавалась от отца к сыну, от сына к внуку"- так свидетельствует Александра Анатольевна Орлова, музыковед, эмигрировавшая из СССР и прибывшая в США два года назад. Она рассказывает драматическую и душещипательную историю последних дней величайшего композитора России - Петра Ильича Чайковского. До сих пор неизвестная на Западе, история эта опровергает все официальные отчеты о смерти композитора и, будь она верна, приоткрывает завесу одного из самых крупных скандалов в истории музыки.

Все официальные версии гласят: П. И. Чайковский умер 6 ноября 1893 года от холеры во время эпидемии в Санкт-Петербурге, после того как выпил стакан некипяченой воды. Правда, по городу разнесся слух (возможно еще при жизни Чайковского), что он покончил собой. Важно отметить, что даже элементарными мерами предосторожности от заражения пренебрегли.

Дом не был поставлен на карантин, и нескончаемая цепочка посетителей тянулась справиться о здоровье композитора.

Чайковский умирал в присутствии шестнадцати человек: четыре врача, священник, братья, племянники, слуги и нянечки - не слишком ли большое скопление народа при смерти от холеры? Использованные простыни должны были быть изъяты и сожжены, однако вместо этого их отправили в прачечную, откуда по непонятным причинам они были возвращены грязными.

Никаких мер предосторожности не было принято и после смерти композитора. Следовало тело поместить в цинковый гроб, а дом дезинфицировать.

Однако после смерти, наступившей в 3 часа ночи, уже с десяти утра был открыт доступ к телу покойного, около двух суток к открытому гробу подходили отдать последний долг усопшему. Римский-Корсаков писал: "Как странно, Чайковский умер от холеры, но доступ к его телу беспрепятственный". Далее он описывает, как люди целовали покойного в лицо.

На следующий после смерти день СПб газета "Новое время" опубликовала статью "Болезнь и смерть Петра Ильича Чайковского", автором которой был один из лечащих врачей д-р Лев Бернардович Бертенсон. В ней была описана болезнь композитора со всеми симптомами, сопутствующими холере. 10 ноября, на следующий день после похорон, "Новое время" опубликовало письмо Модеста Чайковского, в котором он описывает последние трагические дни и течение болезни. Г-жа Орлова утверждает, что в этих двух статьях содержится масса несовпадений. Д-р Бертенсон в своем отчете "потерял" целый день, указав, что смерть наступила утром 5 ноября, хотя Модест не допускает подобной ошибки.

Однако в своих более поздних мемуарах Модест представил несколько иную картину смерти брата. Г-жа Орлова вспоминает, что в 1938 году она читала письмо д-ра Бертенсона к Модесту Чайковскому, написанное сразу после смерти композитора и содержащее подробные инструкции - как следует описывать смерть от холеры.

П.И.Чайковский и его ученик и близкий друг скрипач И.И.Котек

Давид Браун, британский биограф Чайковского, сообщил об открытиях г-жи Орловой профессору Райту, патологоанатому клиники Университета Саутгемптона. Доктор Райт пришел к нижеследующим выводам: если, как свидетельствует г-жа Орлова, не было принято никаких соответствующих [карантинных] мер предосторожности, Чайковский, по всей видимости, умер не от холеры. Если судить по описаниям [болезни], которые оставили Модест Чайковский и д-ра Бертенсон, то композитор умер не от отравления мышьяком, на что указывает спокойное, умиротворенное выражение лица на его посмертной маске, выполненной непосредственно после кончины. Вероятнее всего, Чайковский умер после приема какого-то другого яда.

Ну что же, самоубийство, так самоубийство. Почему бы и нет? Но вот по какой причине?

Согласно г-же Орловой: "По видимому Чайковский оказывал слишком большое внимание племяннику герцога Штенбека-Тюрмора. Тот был симпатичным человеком, и Чайковский положил на него глаз. Что было между ними - осталось неизвестным, известно лишь, что герцог написал жалобу царю и подал ее Главному Прокурору Сената (нечто подобное должности помощника Генерального Прокурора) - Николаю Борисовичу Якоби, соученику Чайковского по СПб Училищу Правоведения. Публичная огласка инцидента могла повлечь поражение в гражданских правах, ссылку в Сибирь, или того хуже. Всю свою жизнь Чайковский прожил под страхом, что люди узнают его тайну. Ничего не могло быть для него страшнее разоблачения. "Не то, чтоб люди об этом совсем не знали. Знали, но не придавали большого значения. Скорее всего, Чайковскому прощали все. Однако судебное разбирательство могло вылиться в скандал, и не только для России. Ведь Чайковский был не только гордостью русской музыки, но и самым популярным композитором мира". Первое знакомство г-жи Орловой с сутью дела произошло в 1938 году.

По окончании филологического факультета Ленинградского Университета в 1935 году она работала библиотекарем в отделе рукописей Ленинградской Консерватории. В 1938 году вместе с будущим мужем (директором библиотеки Московской Консерватории) она была приглашена на работу в Архив Музея Чайковского в Клину (вблизи от Москвы) в рамках подготовки к столетнему юбилею композитора (1940 г.).

В течение двух лет Орлова работала с письмами и другими архивными материалами. Письма Чайковского к Надежде фон Мекк были уже опубликованы, возбудив сильный интерес к личной жизни композитора. Редактор этого сборника Владимир Жданов первый публично поднял вопрос о гомосексуальности Чайковского - по мнению Орловой он сделал это в резкой форме. Многие испытали омерзение и отвернулись от музыки. Даже сегодня в России гомосексуализм вызывает у многих отвращение. Как и в те времена, это считается позором, гнусностью, преступлением перед Богом и человеком, достойным тюрьмы или ссылки.

Жданов, по мнению Орловой, не сумел объяснить, как глубоко Чайковский страдал от этого, считая своим несчастьем, болезнью, от которой пытался избавиться. Ни с кем композитор не был столь откровенен как с фон Мекк - его письма к ней раскрывают настоящую драму души.

По мере того, как рос интерес к личной жизни Чайковского, был поднят вопрос о причине его смерти. Г-жа Орлова сообщает следующее: "Я изучила день за днем его жизнь с момента премьеры шестой симфонии (28 октября 1893 года) и за многие годы мне удалось выяснить, почему он предпринял такой отчаянный шаг. Я знала, что вечером 31 октября Чайковский отправился в театр, но вот где он провел весь день, я не знала". "Чисто случайно и совсем по другому поводу в 1966 году мне пришлось обратиться за консультацией к куратору секции нумизматики Русского Музея (Л-д) Александру [Александровичу] Войтову. Оказалось, что он был студентом последнего выпуска Училища Правоведения (класс 1914 года) и посвятил свою жизнь изучению истории своей альма-матер. А.А.Войтов обладал прекрасной библиотекой по истории училища и владел полной информацией о его учениках".

Чайковский в своем кабинете, 1890 г.

"Когда мы встретились, разговор, естественно, зашел о Чайковском. Я сказала, что много лет пытаюсь получить информацию о последних днях его жизни, о том, что мне известно о самоубийстве, но меня интересует один конкретный день. Оказалось, что А.Войтов может мне помочь, и посвятил меня в следующую историю. В студенческие годы он проводил свое свободное время в Царском селе (ныне Пушкин) в кругу своей семьи. Зачастую там бывала Елизавета Карловна Якоби (то ли близкий друг, то ли дальняя родственница), вдова [Б.Н.] Якоби, умершего в 1902 году. В 1913 году, за год до окончания Войтовым училища, Россия широко отмечала 20-ую годовщину смерти Чайковского. Опять вспыхнули споры о его самоубийстве. Г-жа Якоби была в курсе интереса Войтова к истории училища и сообщила, что ее тяготит ужасная тайна, с которой она боится уйти в могилу, а она уже стара и хочет поделиться с ним, если только то, что она откроет, так и останется тайной для истории".

В пересказе г-жи Орловой история, рассказанная г-жой Якоби, звучит следующим образом: "Герцог Штенбок-Тюрмор написал царю письмо о Чайковском и своем племяннике и передал его Якоби. Якоби не мог скрыть официальную жалобу от царя, но считал, что позор падет не только на Чайковского, но и на Училище Правоведения. Он решил созвать "суд чести" из своих соучеников - все они были живы. Они встретились в кабинете на его квартире (г-жа Якоби сидела за рукоделием в соседней комнате). Присутствовал и сам Чайковский. "Суд чести" начался утром и продолжался весь день. Г-жа Якоби не могла слышать дословно, о чем шла речь, но до нее из соседней комнаты долетали крики, резкие, гневные и возбужденные голоса. По прошествии пяти часов Чайковский стрелой вылетел из кабинета бледный как простыня, поклонился ей и выскочил за дверь.

Остальные продолжали совещаться еще некоторое время, то спокойно, то бурно. Когда все разошлись, Якоби рассказал жене о том, что произошло, и попросил никогда и никому не говорить об этом. Он окрестил это "приговором" и добавил, что приговорили Чайковского к смерти. Таким образом, это было в какой-то степени не самоубийство, а убийство. Чайковского осудили, причем самым ужасным образом. Он сам должен был лишить себя жизни. И сделать это так, чтобы никто не догадался". "Еще один факт любопытен, о чем никогда не упоминал Модест Чайковский" - продолжает г-жа Орлова, - "Василий Васильевич Бессель (музыкальный издатель и сокурсник Чайковского) в своих мемуарах сообщает, что на следующий после суда чести день Чайковского посетил Август Герке.