Российский литературный портал
GAY.RU
  ПРОЕКТ ЖУРНАЛА "КВИР" · 18+

Авторы

  · Поиск по авторам

  · Античные
  · Современники
  · Зарубежные
  · Российские


Книги

  · Поиск по названиям

  · Альбомы
  · Биографии
  · Детективы
  · Эротика
  · Фантастика
  · Стиль/мода
  · Художественные
  · Здоровье
  · Журналы
  · Поэзия
  · Научно-популярные


Публикации

  · Статьи
  · Биографии
  · Фрагменты книг
  · Интервью
  · Новости
  · Стихи
  · Рецензии
  · Проза


Сайты-спутники

  · Квир
  · Xgay.Ru



МАГАЗИН




РЕКЛАМА





В начало > Публикации > Фрагменты книг


Игорь Кон
Сексуальная культура в России... Заключение
(фрагмент книги: "Сексуальная культура в России. Клубничка на березке. 2-е изд.")

Реформы, про которые ты слышала, вовсе не что-то новое. Они идут здесь постоянно, сколько я себя помню. Их суть сводится к тому, чтобы из всех возможных вариантов будущего с большим опозданием выбрать самый пошлый. Каждый раз реформы начинаются с заявления, что рыба гниет с головы, затем реформаторы съедают здоровое тело, а гнилая голова плывет дальше. Поэтому все, что было гнилого при Иване Грозном, до сих пор живо, а все, что было здорового пять лет назад, уже сожрано.
Виктор Пелевин


Фото Севы Галкина, серия ''Under construction''

Мы рассмотрели историю и современное состояние российской сексуальной культуры. Какие выводы можно из этого сделать?

Прежде всего, очевидно, что "русский эрос" не является чем-то уникальным, раз навсегда данным. Его проблемы были и остаются общечеловеческими и вполне поддаются социологическому и историческому анализу, без апелляции к особым свойствам национального духа, характера или ментальности, как бы мы ни определяли эти понятия. Типичные противоречия русской сексуальной культуры - драматический разрыв "верха" и "низа", "духовности" и "телесности", слова и дела, тяготение, с одной стороны, к анархии, а с другой - к жесткому нормативизму, трудности процессов индивидуализации и формирования эротического дискурса - тесно связаны с общими особенностями российской истории. Сексуальное поведение и ценности россиян не могут быть поняты без учета социальной дифференциации общества и многочисленных этнокультурных, региональных и иных особенностей населения. Религиозный канон ("образа") и литературно-художественный дискурс ("образы") - важные, но не единственные компоненты этой сложной многоцветной мозаики. Тем более, что они сами и их интерпретации тоже неоднозначны.

Как и в других странах, развитие сексуальной культуры в России всегда происходило в борьбе разных общественных сил. Общее направление этого развития - то же, что и в Западной Европе, но с существенными различиями по срокам, формам и способам осуществления. Европеизация - не столько серия заимствований, сколько диалог, характер и интенсивность которого обусловлены внутренними потребностями развития российского общества.

Важной вехой развития русской сексуальной культуры была тесно связанная с урбанизацией и индустриализацией России культурная революция Серебряного века, которая нанесла сильный удар по традиционным формам социального контроля и изменила способы символизации сексуальности и эротики у интеллектуальной элиты. Но эти сдвиги были относительно верхушечными, далекими от повседневной жизни и образа мыслей трудящихся и средних слоев и вызвали одинаково острую критику как справа, так и слева.

Октябрь 1917 г. в сексуальной, как и в других сферах общественной жизни, был попыткой насильственного уничтожения всей прежней нормативной культуры, гендерной дифференциации и системы брачно-семейных отношений. Эта революция выглядела чрезвычайно радикальной, вызывая ликование одних и ужас других. Но "свобода от" не превратилась и не могла превратиться в "свободу для". Поэтому большевикам было очень легко подавить и уничтожить слабые ростки сексуальной, как и всякой иной, свободы, восстановив и многократно усилив другую сторону традиционной русской жизни - внешний контроль и государственную регламентацию.

Сталинская сексофобия была порождением другой "культурной революции" или, точнее, контрреволюции начала 1930-х гг., направленной на уничтожение всех и всяческих социально-культурных различий и установление тотального контроля над личностью. Однако она имела эффект бумеранга. Ликвидация сексульно-эротической культуры и низведение элиты до уровня масс способствовали не столько десексуализации общественной и личной жизни, сколько их обеднению и примитивизации. Загнанная в подполье и низведенная до уровня "полового инстинкта" сексуальность становилась все более дикой и потенциально агрессивной. Если вначале режим мог использовать подавление сексуальности против своих противников (культ вождя и ненависть к врагам народа), то в дальнейшем репрессивность обращается против него самого. Как и предсказывали антиутопии Евгения Замятина и Джорджа Оруэлла, сексуальность - любая! - стала знаком социального протеста и убежищем от тоталитарного господства. Запретная эротика превратилась в мощный антисоветский и антикоммунистический символ, ставя людей перед необходимостью выбора, и что бы они ни думали и ни говорили публично, их тела голосовали против режима.

Постепенная либерализация советского режима после смерти Сталина и превращение его из тоталитарного в авторитарный распространилась и на сексуальную жизнь. Грубое отрицание и насильственное подавление сменились неуклюжими попытками приручения, медикализации и педагогизации. Но советский сексуальный либерализм провалился так же, как политико-экономические реформы. У него не было ясных целей, он добивался не освобождения, а лишь смягчения форм социального контроля и апеллировал к тем самым партийно-государственным властям, в чьих руках этот контроль находился и которые не желали его ослабления. Тупая и близорукая партбюрократия оказалась неспособной пожертвовать частью ради спасения целого.

Крушение советского режима принесло людям желанное сексуальное освобождение. Но так же, как в политике и экономике, сексуальная свобода обернулась беспределом и анархией, что, в свою очередь, способствовало оживлению прежних страхов и фобий. Как только в стране наступила относительная стабилизация, в официальной идеологии возобладали консервативно-охранительные силы. Концентрированным выражением этой тенденции стал крестовый поход против сексуального образования. Эта компания и по содержанию, и по форме является политической, недаром в ней так много антизападной риторики и демагогических рассуждений о национальной безопасности. Направлена она в первую очередь против женщин и молодежи.

Унифицировать поведение россиян и вернуть страну к воображаемому целомудренному прошлому не сможет никто. Сексуальные ценности и поведение россиян неоднородны, они существенно варьирьют в зависимости от пола, возраста, образования, социального происхождения, этнической принадлежности, региона и т.д. В ближайшем будущем эта разнородность еще больше увеличится, что, при отсутствии достаточной терпимости друг к другу, может порождать конфликты. Но в долгосрочной перспективе, определение того, что хорошо и что плохо, будет принадлежать более молодым, городским и образованным людям. Любые попытки регламентировать их поведение и чувства, кто бы их ни предпринимал, государство, церковь или общинные институты, заранее обречены. Они порождают не целомудрие, а лицемерие или слепой бунт и многократно усугубляют опасные последствия нецивилизованного секса (подростковые беременности, аборты, сексуальное насилие и ЗППП), которых общество в первую очередь хотело бы избежать.

Переживаемую Россией сексуальную контрреволюцию легко можно представить результатом заговора консервативных политических сил, следствием подрывной деятельности американских фундаменталистов и сексологического невежества и безответственности властей. Все эти три момента определенно имели место. Но сексуальная контрреволюция имеет и более глубокие причины.

Во-первых, после всякой революции следует какой-то, более или менее длительный, откат.

Во-вторых, интеграция сексуальности в национальную культуру зависит от того, насколько в последней сильны общие либеральные ценности. В России либерализм всегда был маргинален, она больше тяготеет к крайностям. Хотя в общем и целом они движутся в одном направлении, российская действительность и соответствующий ей сексуальный дискурс существенно отличаются от европейских.

1. Низкий уровень жизни и крайнее социально-экономическое неравенство делают многие формально провозглашенные права, в том числе и сексуальные, фиктивными. А это, в свою очередь, усиливает правовой нигилизм: какой смысл бороться за права, которые все равно ничем не обеспечены?

2. Культура бедности везде и всюду бывает культурой насилия, что проявляется и в сексуальной сфере, особенно по отношению к женщинам и детям.

3. Неэффективность и коррумпированность правоохранительных органов порождает эффект бумеранга, когда "правильный" по замыслу закон может приводить к прямо противоположным результатам.

4. Благодаря традиционной "притерпелости" россиян к насилию, сексизму и гендерному неравенству, соответствующие факты не только не вызывают у них протеста, но воспринимаются как нормальные и естественные, что способствует их увековечению.

5. Российский публичный дискурс во всех своих аспектах остается скорее этатистским, государственническим, чем либертарианским. Многие вопросы, которые на Западе давно уже обсуждаются прежде всего, а то и исключительно, в контексте прав человека, в России рассматриваются под углом зрения и в терминах обеспечения национальной (читай - государственной) безопасности. Этот командно-административный, бюрократический пафос делает официальный российский сексуальный дискурс охранительно-репрессивным и одновременно утопическим, потому что в своей реальной жизни россияне, как и все нормальные люди, любят, трахаются и рожают (или не рожают) детей не по политическим, а по личным мотивам, на которые ни административные меры, ни патриотическая риторика не влияют.

6. Иллюзорность характерна для обоих участников диалога. Государство (и всякая иная светская и духовная власть) воображает, что оно может и должно контролировать частную жизнь своих подданных, а те, в свою очередь, верят, что власти обязаны обеспечить им не только материальное благополучие, но и счастливую личную жизнь. Хотя власти прекрасно знают, что личная жизнь людей от властей совершенно не зависит, а люди, особенно молодые, ищут моральных и прочих наставлений где угодно, но только не у начальства.

7. Как и в предшествующие три столетия, российский сексуальный дискурс сегодня прямо или косвенно ориентирован на "западные" ценности, которые одни превозносят, а другие поносят, однако наши представления о западном мире так же однобоки и иллюзорны, как и об "исконной Руси". Это усиливает утопичность многих социально-правовых проектов, которые мы иронически называем "прожектами", заранее зная, что ничего путного из них не выйдет.

Все эти моменты - макросоциальные, они лежат за рамками сексуально-эротической культуры. Тот, кто внимательно прочитал эту книгу, не мог не заметить, что в русской истории настолько часто повторяются одни и те же ситуации, что это делает ее похожей на сказку про белого бычка. Например, моральная паника и фразеология конца 1990-х годов очень похожи на то, что говорилось в конце 1980-х, в середине 1920-х и в начале 1900-х годов. Я не подбирал этих фактов специально и не подчеркивал их сходства. Традиционалисты и отчаявшиеся либералы, убежденные одни - в ненужности, а другие - в невозможности обновления России, часто ссылаются на подобные факты. Но аналогия - не доказательство. Историк сексуальной культуры мог бы привести похожие примеры повторяемости из жизни многих других народов. Живучесть старых стереотипов в общественном сознании не всегда доказывает отсутствие изменений в повседневной жизни, которая значительно важнее публичных деклараций. Особенно в стране, где все привыкли обманывать и быть обманутыми.

Сексуальная культура - сравнительно небольшая часть национальной культуры, но в ней, как в капле воды, просвечивает целое. Изменения, которые произошли за последние десятилетия в сексуальном поведении и ценностях россиян, реальны, закономерны и необратимы. Если общество осознает этот факт и сделает из него необходимые выводы, оно сможет избежать многих сегодняшних забот и лучше подготовиться к трудностям, ожидающим его завтра. Если оно будет закрывать глаза на проблемы и смотреть не вперед, а назад, его трудности будут возрастать и углубляться.

Антисексуальный крестовый поход - лишь один из аспектов неотрадиционализма, включающего в себя "1) идею "возрождения" России (тоска по империи, старческие сожаления и сетования, мечтания о прежней роли супердержавы в мире), 2) антизападничество и изоляционизм, а соответственно - ревитализацию образа врага как функциональную составляющую собственных позитивных значений "русского", 3) упрощение и консервацию сниженных представлений о человеке и социальной действительности" [130-a].

Правящей элите такая идеология удобна, позволяя называть все самоочевидные проколы собственной политики непредсказуемыми и произошедшими не по ее вине. На "растленный Запад" и международный терроризм можно списать все, что угодно. Но чем больше отрыв официальной идеологии от тех ценностей, которыми реально руководствуются люди, тем бессильнее ее призывы. Реставрация авторитаризма - залог грядущих катастроф.

Социальная история и история культуры не отвечают на вопрос "Что делать?". Они только помогают понять, как мы дошли до жизни такой. Как писал когда-то Бертран Рассел, единственный довод в пользу исторического оптимизма - факт, что глупость вечна, и тем не менее человеческий род существует. "Глупости нашего времени легче переносить, рассматривая их на фоне прошлых глупостей" [587, p.71].

Текст для публикации предоставлен Игорем Коном



Смотрите также


· Страницы Игоря Кона на Gay.Ru