1

Многоуважаемый Владимир Владимирович,
предполагая быть в Москве, я имел главною целью познакомиться с Вами, о котором я слышал от моего друга С. П. Дягилева. И вот я получаю Ваше письмо, которое Вы будете добры позволить мне считать получудесным случаем к исполнению этого желания. Я Вам посылаю переписанным для Вас конец повести с надеждой получить ответ.

Я несказанно благодарен Вам за Вашу "смелость", так совпавшую с моими желаниями.

Уважающий Вас и благодарный
М. Кузмин

Прилагаемый конец "Картонного Домика" переписан исключительно для Вас; другого списка, кроме черновика, нет ни у кого и не будет.

Я бы Вас просил не давать делать списки, а быть единственным обладателем. Это мне будет приятно.

М. Кузмин

2

Многоуважаемый Владимир Владимирович,
был обрадован Вашим милым письмом, разбирая его безукоризненно ясно, хотя Ваш почерк мне и внове и я не имею еще счастья быть лично из числа Ваших друзей. Вчера опять говорил о Вас с только что приехавшим А. П. Воротниковым, который привезет в Москву для передачи Вам от меня самые горячие и нежные приветствия. Дягилев меня заинтересовал главным образом общими сведениями о Вас и о молве, Вас окружающей (для Вас это - новость или нет?), личные же впечатления другого человека, хотя бы и друга, хотя бы и нежно ценимого мною С(ергея) П(авловича) для меня не так важны.

Не желая быть нескромным, спрошу только: отрицательные отзывы могли ли бы возбудить во мне желание с Вами познакомиться?

И мне тем досаднее откладывание из-за множества личных и литературных дел и романов моей поездки в Москву, где Вы позволите мне непременно отыскать Вас. Остановлюсь я по привычке в "Метрополе". Это будет, вероятно, скоро, но когда именно - не знаю решительно.

Я не вижу причины, чтобы Вы не читали конца "Домика" тем из Ваших друзей, которые им интересуются, но мне желателен факт, что список будет у Вас одних, что больше, кроме меня, ни у кого не будет. Я не делаю из этого литературного секрета. Продолжайте мне писать о себе: это мне гораздо интересней историко-литературных опытов.

Надеюсь, что Вы также не будете составлять обо мне мнения по рассказам других лиц и не откажетесь при случае встретиться.

Не напрасно Вы любите Дориана, сами, говорят, будучи Дорианом redivivus (Вы еще не забыли Вашей латыни?) только без необходимости иметь портрет, чтобы сохранять молодость, только еще начатую Вами.

Дружески Ваш
М. Кузмин

3

Я не слышал, дорогой Владимир Владимирович, что Вы не смелы, что Вы - буржуазны, что Вы - скучны, что Вы - некрасивы, что собираетесь жениться. Я не слышал этого про Вас - какие же еще ужасы для нас я мог знать? Все, что я слышал, только усиливало желание сблизиться с Вами и даже, признаюсь, порождало смелые надежды, что в союзе с Вами (Honny soit qui mal у pence) мы могли бы создать очень важное и прекрасное - образец. М(ожжет) б(ыть), Вы и один это можете сделать, но жизнь одна, не запечатленная в искус стве, не так (увы!) долговечна для памяти.

Я абсолютно не боюсь разочарованья, я Вас будто знаю отлично.

В отплату напишите и Вы мне басни, слышимые Вами обо мне. Меня удерживают, конечно, романы практические, ибо писать я могу везде одинаково. У меня сеть историй, из которых главная столь непривычно классична, вроде романов Ричардсона в 6 томах, что только не особенная увлеченность и присутствие тактики, стратегии и т.п. делают ее интересной. Притом в этой игре замешано 5 человек - все близких мне. Но я думаю после 15 (17, 16) декабря быть в Москве, чтобы на обратном пути провести праздники в деревне. По литературе я пишу современную повесть "Решение Анны Мейер" и путешествие XVII в. в роде "Эме", посвящаемое Брюсову. Стихи: "Ракеты" будут в феврале "Весов", "Обманщик обманувшийся" и теперь "Радостный путник". Летом я написал еще священный фарс: "Комедия о Мартиньяне" или "Беда от женщин", который будет в 2-ом Цветнике "Ор". Кроме того, я писал разную музыку.

Я бы мог бесконечно писать о моих вкусах, особенно в мелочах. Это напоминало бы любимую мною в юности игру в вопросы и ответы. Но так многое любишь в известной обстановке, что легче писать, чего определенно и всегда не любишь. Я не люблю молочных блюд, анчоусов и теплого жареного миндаля к шампанскому, я не люблю сладковатых вин (Барзак, Икем). я не люблю золота и брильянтов, я не люблю "бездн и глубинности" , я не люблю Бетховена, Вагнера и особенно Шумана, я не люблю Шиллера, Гейне , Ибсена и большинство новых немцев (искл(ючая) Гофмансталя, Ст.Георге и их школы), я не люблю Байрона. Я не люблю 60-е годы и передвижников. Я почти не люблю животных, я не люблю запах ландыша и гелиотропа, я не люблю синего и голубого цвета, я не люблю хлебных полей и хвойных деревьев, я не люблю игру в шахматы, я не люблю сырых овощей. Правда, это очень интересно? В следующих 10 письмах я буду писать, что я люблю. Я люблю Ваши письма и Ваш почерк. Дягилев вчера уехал в Париж, я был у него довольно долго, но у него была куча народа и какие-то все счета перед отъездом, так что мы мало говорили интимно.

Я рад, что Вы скучаете, а то бы мои письма не были для Вас цен ны. Т(ак) к(ак) в Москве я буду очень недолго, Вы устроите, чтобы уделить мне достаточно времени. Это очень важно.

Сердечно Ваш
М. Кузмин

8

Дорогой Владимир Владимирович,
конечно, я очень виноват перед Вами таким невозможно долгим молчанием и совершенным неисполнением всех своих обещаний. Я не только уже в Петербурге, но я никуда и не уезжал. Если бы я мог уехать, то, конечно, только в Москву и только чтобы познакомиться с Вами.

Я полтора месяца никуда не выхожу, исключая Вяч. Иванова, который живет надо мною, где никого не бывает и где очень тихо и семейно, и еще езжу ежедневно в одно и то же место под вечер. Как Иоанн Златоуст, могу сказать: "Мы знали только 2 дороги: из дому в школу и из школы домой". Меня посещали не забывшие меня и но вые, желающие знакомства, но звать я никого не звал.

Теперь я понемногу выползаю снова в свет.

Я здоров, весел, светел, тих и счастлив, как никогда не был, как только может быть человек. Сплетни относительно моего затворничества ходят невероятные. Я написал кучу стихов, довольно много музыки и готовлю длинную повесть из XVII в. во Франции .

Надеюсь исполнить все свои обещания, только бы Вам не наскучило ждать и вообще возиться со мною. Но я Вас прошу не забывать меня, т.к. Ваши письма очень мне отрадны и приятны.

Последнее время я запустил корреспонденцию, но теперь снова в состоянии, не нарушая своего счастья, быть верным корреспондентом, везде являться, быть веселым товарищем и т.п.

Я не снимался года 4, и у меня ни одной фотографии не осталось. Как только снимусь, пришлю Вам со страхом и трепетом, но если Вы на меня не сердитесь и хотите баловать, как балуете своими милыми письмами, Вы мне пришлете Ваше изображение. Я очень прошу этого.

Мушки черные я имел вырезанные Сомовым, потом сам вырезал по трафаретам его и Сапунова. Золотые были не мушки, а просто раскраска на щеке по этим трафаретам. Формы: сердце, бабочка, полумесяц, звезда, солнце и фаллос. На боку большой Сомовский Чертик .

(Приписка): До свиданья. Не сердитесь, милый Вл(адимир) Вл(адимирович), и пишите мне, и пришлите, пожалуйста, карточку. Относительно маневров Вы, м(ожжет) б(ыть), правы, только осада кончилась гораздо ранее декабря.

Ваш
М. Кузмин