Одним из первых камней преткновения для Билла как для главнокомандующего стало данное во время предвыборной кампании обещание разрешить службу в армии гомосексуалистам и лесбиянкам, при условии, если их сексуальная ориентация не будет мешать им исполнять свои обязанности, не будет нести угрозу сплоченности воинского подразделения. Лично я придерживаюсь той здравой позиции, что военный кодекс должен оценивать людей только по поведению, а не по их сексуальной ориентации. Вопрос оказался на повестке дня в начале 1993 года и стал предметом сражения двух абсолютно убежденных в своей правоте сторон. Утверждающих, что гомосексуалисты служили с отличием в каждой из наших войн и что им надо разрешить продолжить служить, было явное меньшинство как среди военных, так и в конгрессе. Общественное мнение делилось почти наполовину, однако, как это часто бывает, противники перемен были более непреклонны и громогласны, чем сторонники. Больше всего меня раздражало их лицемерие. Всего три года назад, во время войны в Персидском заливе, солдаты, известные своими гомосексуальными наклонностями, - как мужчины, так и женщины - посылались на дело, потому что страна нуждалась в том, чтобы они выполнили свою миссию. После того как война закончилась, они были отправлены в отставку по причине своей сексуальной ориентации. По моему мнению, этому нет оправдания.

Билл понимал, что этот вопрос заранее политически проигран, но его злила невозможность убедить Объединенный комитет начальников штабов согласиться с реальным положением дел - с тем, что геи и лесбиянки служили, служат и будут служить в армии, - и изменить свою политику таким образом, чтобы ужесточить стандарты поведения для всех, а не для кого-либо отдельно. После того как обе палаты парламента выразили свою оппозицию, набрав отменяющее вето большинство, Билл пошел на компромисс, провозгласив политику "Не спрашивай, не отвечай". Согласно этой доктрине, командиру запрещено спрашивать подчиненного, является ли тот гомосексуалистом. Если же вопрос все-таки задан, отвечать не обязательно. Однако это не всегда хорошо работает. По-прежнему встречаются случаи избиений подозреваемых в гомосексуализме и сексуальных домогательств по отношению ним. В 2000 году наш ближайший союзник, Великобритания, изменила свою политику, разрешив гомосексуалистам служить в армии. С тех пор ни о каких осложнениях сообщений не было. Канада сняла подобный запрет еще в 1992 году. Обществу в целом предстоит еще долгий путь, прежде чем этот вопрос окончательно разрешится. Хотелось бы

только, чтобы оппозиция послушала Барри Голдуотера, кумира правых, открыто выступавшего за права геев, что, как он считал, вполне согласовывалось с его консервативными принципами. По поводу гомосексуалистов в армии он сказал: "Для того чтобы умереть за свою страну, не обязательно быть прямым. Достаточно прямо стрелять". ("Прямой" - жаргонное прозвище гетеросексуала.)

<...>

Родители Хиллари: Дороти Хоуэлл и Хью Родхэм

Недавно я перечитала письма, которые он мне писал, когда я училась в Уэллсли и Йеле, обычно после моих телефонных звонков домой, когда я высказывала сомнения в своих способностях или в выбранном жизненном пути. Я не уверена, что люди, мельком знавшие моего отца или ставшие объектом его едкой критики, могли представить себе, какое у него нежное сердце и какими теплыми словами он поддерживал меня, чтобы я не отступилась и продолжила идти вперед.

Я также уважала умение отца изменять свои взгляды, хотя он редко признавал, что способен на такое. Он начал жизнь, впитав в себя все предрассудки, свойственные рабочей, протестантской семье: беды, они от демократов, католиков, евреев и черных... ото всех, кто не принадлежал к трудолюбивым протестантам. Когда его взгляды выводили меня из себя во время наших летних поездок на озеро Уинола, я объявляла всем Родхэмам, что собираюсь выйти замуж за католика-демократа. Худшей для меня судьбы он просто не мог себе представить. Со временем взгляды моего отца смягчались и менялись, главным образом, потому, что жизнь сводила его с самыми разными людьми. В центре Чикаго он владел домом на пару с чернокожим, которого полюбил и зауважал, что заставило его посмотреть на черных уже другими глазами. Когда я выросла и влюбилась в южанина, демократа и баптиста, мой отец сначала недоумевал, как такое могло случиться, но потом стал одним из самых преданных сторонников Билла.

Когда мои родители переехали в Литл-Рок в 1987 году, они купили дом в кондоминиуме, где их соседями стали Ларри Курбо, медбрат, и доктор Диллард Денсон, невропатолог. Они очень подружились с моей матерью и частенько заглядывали к моим родителям, говорили с отцом о фондовой бирже, помогали матери по дому. Когда Билл и я приезжали в гости, секретная служба использовала дом Ларри и Дилларда как опорный пункт. Как-то раз мои родители смотрели по телевизору какое-то шоу, героями которого были геи. Когда мой отец прошелся по поводу гомосексуалистов, моя мать спросила: "А как насчет Дилларда и Ларри?"

- А причем тут они? - удивился мой отец.

Вот тут моя мать и объяснила ему, что его дорогие друзья и соседи - пара гомосексуалистов, отношения которых длятся уже много лет. Вот так рухнул еще один из стереотипов моего отца. Ларри и Диллард приезжали к отцу в больницу, когда он лежал в коме. Как-то вечером Ларри подменил мою мать на несколько часов, чтобы она могла поехать домой и немного отдохнуть. И именно Ларри держал отца за руку и сказал ему последнее "прощай", когда он умер. Показательно и то, что последние свои дни мой отец провел в больнице святого Винсента, прекрасной католической больнице, то есть жизнь избавила его и еще от одного предрассудка.