Эме и Ягуар. Лилли Вуст (справа) и Фелице Шрагенгейм, снято автоспуском 21 августа 1944 года на Гавеле. Проявлено после войны

Четырнадцатого ноября родители Лилли получили письмо от Фелице со штампом Трахенберга, ныне Цмигрода, расположенного между Вроцлавом и Равичем:

3 ноября 1944 г.

Дорогие родители!

Я долго не подавала голоса, но надеюсь, вы в достаточной мере простили меня. Я также втайне подозреваю, что вы меня давным-давно забыли и заняты тем, что пытаетесь выдать свою дочь, мою Эме, замуж за какого-нибудь господина получше - за 400 рейхсмарок. Да, и я едва не оказалась в ситуации, когда меня бы это больше не волновало. Но только едва, поскольку боги были расположены иначе и поместили меня с легкой формой скарлатины на приличествующую больничную койку, где я надеюсь остаться до девятого декабря. Вдобавок они послали мне хорошего человека, который является здесь комендантом и решительно настроен помогать мне, как только может. Я попросила, чтобы наш прежний посредник послал для меня пакет от Лилли на его адрес. Сама я ей не написала и не буду, так как боюсь заразить детей (хотя кожа у меня не облезает и температуры нет) и еще потому, что не знаю точно, где Лилли находится. Девятого октября обер-штурмфюрер в Терезиенштадте спрашивал меня, знаю ли я, почему и т.д. Из этого я заключила, что они питают к ней огромный интерес и она может об этом не подозревать. Я прошу вас, дорогие родители, отдать ей, если возможно, вложенное письмо, или даже написать мне (без обратного адреса и с нейтральным обращением), что происходит. Я по понятным соображениям очень беспокоюсь за все семейство, с чадами и домочадцами. Папа, не ухмыляйся! Надеюсь, у вас все в порядке. Никому, пожалуйста, кроме Лилли, не говорите о моем письме.

С наилучшими пожеланиями и тысячью приветов!

Ф.

3 ноября 1944 г.

Мой нежно любимый кошачий зверь!

Стоит Ягуару на мгновение отвернуться, как ты вытворяешь такие безумные, вещи, что злой охотник уже выспрашивал Ягуара о тебе, и бедный Ягуар теперь не может спать по ночам. Ему, благородному Ягуару, пришлось очень несладко из-за этого, и он утратил изрядную долю своей красоты. Ты должна сделать для него новый браслет из бабушкиной цепочки для часов и хорошенько его беречь до самого его возвращения! Как хорошо, что брюки, пиджак и локоны запечатлелись на фотографиях. А сейчас сядь и напиши Ягуару длинное любовное кошачье письмо. Без обратного адреса и так, чтобы, в крайнем случае, если кто-нибудь его прочтет, невозможно было бы догадаться о том, кто есть ты или я. Йозеф, молодец, не читает писем, так что нежное, очень нежное письмо. Слышишь? И никому по возможности не говори, что получила от меня весточку. Любишь ли ты меня и теперь, когда уши у меня торчат и легкие не в порядке? Я так волнуюсь о тебе. Это хуже всего. Напиши подробно! Поцелуй детей. Обнимаю тебя и целую сто девяносто девять тысяч раз".

Твой Ягуар

Обратный адрес: Йозеф Голомбек, городская больница, Трахенберг, Силезия.

P. S. Если ты не можешь писать чаще, надеюсь, что я смогу.

Пожалуйста, пришли несколько почтовых марок.

Лилли не могла сдержать улыбки. Фелице и ее оттопыренные уши! Она всегда стремилась спрятать свои большие бледные уши под волосами, которые, нельзя сказать, чтобы были очень уж густыми. Весьма скоро Лилли обнаружила это больное место. Стоило ей только отвести волосы Фелице за уши и вопрошающим тоном сказать: "Бабушка?", как следовала неминуемая "палочка". В канун Нового года, когда с рождественской елки стали осыпаться иголки, Лилли, при воодушевленном участии Альбрехта, обрубила у нее ветки, чтобы сжечь их в печи. Но ствол оказался слишком толстым, чтобы разрубить его, и потому остался стоять за печкой как память о Рождестве.

- Альбрехт, принеси палочку, - звала Фелице, когда у них с Лилли случалась размолвка. Лилли с визгом пускалась наутек, баррикадируясь в спальне.

Через несколько дней после этого первого письма из Силезии Лилли получила следующее длинное письмо, которое было написано карандашом на нескольких блокнотных листках в клеточку.

7 ноября 1944 г.

Моя Эме!

Наверняка твое длинное письмо придет сегодня - Йозеф, по-видимому, всегда разносит почту в районе полудня - и тогда я отошлю свое вечером. Вчера пришли посылки, и я была так рада - почерку, штемпелю и, разумеется, содержимому. Ты так чудесно печешь! Так красиво вышиваешь! Ты так мило все упаковала. А что касается синей куртки, за которую, я полагаю, равно как и за пару гольфов, должна благодарить Лолу, - я нашла рыжий волос! Сейчас же намотаю его на свой коричневый гребешок. Кроме зубной щетки, это единственное, что мне удалось сберечь. Та прядь, которая была на нем раньше, потерялась, когда я держала его под подкладкой рукава. Когда человек так беден, что у него нет даже карманов на пальто, он сует свои жалкие пожитки в рукава! Мой кошачий зверь, ты, конечно же, ночи напролет приготавливала это все для меня. И теперь я сижу на постели в мелкую клеточку, в изумительно пахнущей синей куртке, и выгляжу так, будто я "высоко-высоко на горном пастбище, где нет греха, и радуюсь каждому гостинцу! Но я уже написала обо всем этом, в письме, которое принесет тебе Людвиг и которое, несомненно, попадет к тебе раньше, чем это. А теперь я так жду почты от тебя. После, когда, возможно, что-нибудь придет, я напишу еще.

8 ноября 1944 г.

Вчера ничего не пришло. А сегодня? Сегодня - точно: я так много хочу написать тебе, моя Ева Долороза. Ты ведь без меня немножко Долороза? Но я совсем не знаю, с чего начать. Температура выше тридцати восьми держится вот уже несколько дней, и у меня странноватое ощущение в голове. И я думаю и волнуюсь о тебе постоянно. Хватает ли тебе денег? И ничего ли с тобой не случается во время воздушной тревоги? Хорошо ли ты питаешься? Здоровы, ли дети? Были ли - что важнее всего - какие-либо неприятности, поскольку, похоже, они все же не выпускают тебя из поля зрения? Я и не знала вовсе, что можно, в самом деле, думать всегда, всегда, день и ночь, месяц за месяцем, об одном, и том же. Снова и снова припоминается каждая мелочь, верно? Помнишь, как славно было тогда в Капуте, в первый раз, и как восхитительно мы дурачились и как были счастливы! И тот вечер в больнице, когда твоя соседка по палате крепко спала, а мы не знали об этом. И... и... и... Скажешь ли ты еще "мое дорогое сердечко?" С какой охотой поела бы я эту ужасную, ужасную зелень в картофельном супе! Иногда мне кажется, что этого больше никогда не будет. Шансы так ничтожны. И я провожу бессонные ночи, упрекая себя в том, что впутала тебя в свое сомнительное существование. Когда я вернусь, я прибуду с весьма запущенным случаем чахотки. Мой кошачий зверь, пожалуйста, пожалуйста, если кто-нибудь встретится на твоем пути, кто будет мил и захочет жениться на тебе, прими его. Это не имеет никакого отношения к нашей любви. Она останется, что бы ни случилось. В конце концов, на тебе - четверо маленьких людей, а твой муж непременно будет отпускать тебя со мной время от времени. Моя Эме, не сердись за то, что я тебе это пишу, но я не могу спать, я все время думаю. В данный момент ты не должна печалиться из-за меня. Все идет превосходно, все милы, от чего мы уже успели отвыкнуть, и мы точно останемся здесь до девятого декабря. Если же у меня по-прежнему будет температура, то, возможно, это протянется еще дольше. И теперь каждый день я со страхом смотрю на температурную кривую, надеясь, что время промчится и ничего не успеет произойти. Йозеф, похоже, приносит почту только по вечерам, а потом всегда забирает с собой наши письма. Я не забыла сказать, что люблю тебя? Да, и я так тоскую по тебе... Мне нужно, чтобы ты крепко обняла меня и утешила, и тогда все будет хорошо. Моя "мордашка" - хотела бы я опять сказать тебе. И Альбрехту теперь три года. Он, наконец, перестал пачкать штанишки? Ты один раз записала имя Бернда как отправителя посылки. Я понимаю это так, что он снова дома, и Лолин ребенок тоже? Моя бедняжка. Но ведь ты напишешь мне все об этом, да? Заботится ли о тебе Грегор? Надеюсь, не слишком усердно! А как дела у Эленай? Я хочу знать все, но более всего - о тебе, и будь честна, не приукрашивай ничего ради того, чтобы я не беспокоилась. Потому что я ведь в любом случае беспокоюсь, дорогая моя. Передай большой привет мадам Куммер! Но больше ни с кем не говори обо мне, все должны спокойно думать, что меня больше нет. Я решила отослать это письмо сегодня вечером в любом случае, а завтра написать другое в ответ на твое новое письмо. Обнимаю тебя и целую тысячу раз.

Твой верный, благородный, израненный Ягуар

Когда получишь следующее мое письмо, ответь и на него, хорошо? Вложи фотографии вас всех. Обработала ли ты пленку от 21 августа? Надеюсь, твое письмо придет сегодня.

9 ноября

Письмо не пришло! Может быть, сегодня? Я хочу отослать это письмо после того, как получу твое. Сегодня я не очень хороша. Возможно, на днях начнутся месячные; у меня их не было с самого Берлина. Но это происходит со всеми: симптом пребывания в неволе. Лифчик сидит прекрасно, только чуть великоват. Э. Ш. [Эме Шрагенгейм - авт. ], любимая моя. Мне не хочется, много писать сегодня, я бы предпочла отвечать на твое письмо! Ты понимаешь, ведь правда, что вещами, которые ты мне шлешь, я делюсь со своей приятельницей? Наверняка именно поэтому ты что-то помечаешь, а что-то - нет. Она очень славная, и ей пришлось гораздо туже, чем мне, поскольку в Б. или О. - это все одно - ее разлучили с мужем, и она даже не знает, жив ли он. И у нее больше нет дома (она родом из Амстердама) и ни живой души во всем мире. Насилу убедила Йозефа принять три печенья и два куска пирога, однако сам он постоянно нам что-то притаскивает. Он говорит, что это его долг - помогать нам, он говорит, что должен и что просто не может ничего принять за это. И теперь мы целыми днями едим, и я ужасно горжусь, когда голландка, весьма разборчивая в еде, хвалит твою стряпню. И впрямь, та-а-ак вкусно!

10 ноября

Вчера от тебя не пришло никакой почты. И сегодняшний день близится к концу. Только что пришел результат второго анализа: отрицательный. Сделают еще один, и если он также окажется отрицательным, нас отправят отсюда. Так что я была неправа относительно шести недель и по-настоящему боюсь, что меня вернут в лагерь. Я чувствую себя, как человек, которому только что удалось высунуть голову из ледяной воды лишь затем, чтобы его окунули обратно. Но я скажу это только тебе, потому что только кошачьему зверю можно знать, что храбрый Ягуар боится. Молись за него, хорошо?

11 ноября

И вчера - никакой почты! Теперь я совсем уже не понимаю, что это такое. Твои родители не получили моего письма? Если нет - я отправлю это сегодня - тотчас же, пожалуйста, напиши мне длинное, длинное письмо с живописующим изложением (и отправителем опять поставь А. Карстен).

1069389056 поцелуев от Ягуара

Только что пришло твое письмо!!!!