Российский литературный портал
GAY.RU
  ПРОЕКТ ЖУРНАЛА "КВИР" · 18+

Авторы

  · Поиск по авторам

  · Античные
  · Современники
  · Зарубежные
  · Российские


Книги

  · Поиск по названиям

  · Альбомы
  · Биографии
  · Детективы
  · Эротика
  · Фантастика
  · Стиль/мода
  · Художественные
  · Здоровье
  · Журналы
  · Поэзия
  · Научно-популярные


Публикации

  · Статьи
  · Биографии
  · Фрагменты книг
  · Интервью
  · Новости
  · Стихи
  · Рецензии
  · Проза


Сайты-спутники

  · Квир
  · Xgay.Ru



МАГАЗИН




РЕКЛАМА





В начало > Публикации > Фрагменты книг


Дмитрий Бушуев
Школьные светлые коридоры
(фрагмент книги: "На кого похож Арлекин")
(фрагмент книги: "На кого похож Арлекин. Проза. Т. II")


Хорошо выебанный, вымокший, пьяный и счастливый, в кровавых трусах я дополз до своего вагона, а под утро упал со второй полки на пластиковый столик, сломав два левых ребра...

В школьные светлые коридоры меня занесло течением после окончания университета; я не то чтобы очень хотел пасти вертлявых головастиков, но был загипнотизирован настоятельными приглашениями директора этой школы Карена Самуиловича, который восторгался моими уроками в течение трехмесячной студенческой практики. Тогда же я писал свою вторую повесть и, соответственно, жил в другой, более заслуживающей внимания реальности, не тратя свои силы и эмоции на поиски какой-то особенной экзотической работы. Как Ион из китова чрева, я был извергнут в школьные джунгли, где сразу же столкнулся со своей Пиковой Дамой. Поначалу мне казалось, что Алиса Матвеевна невзлюбила меня за дух университетского либерализма, который я принес с собой в ее заповедник, но оказалось, что не только за это. Судя по ее дневнику, она знала, что я гомосексуалист, и готовила мне фейерверк в своем стиле.

"Истинно говорю вам, если сами не будете как дети..." - эти слова я повесил бы в каждой учительской. Пространство школьника мифологически осмыслено, замкнуто в чудесной игре и ревниво оберегается от вторжения какой-нибудь Алисы Матвеевны с гадюкой в руке, бледной тенью надзирателя Макаренко за спиной и нездоровым огоньком в глазах. Алиса сразу же почувствовала чуждый дух в своем гадюшнике и проницательно изучала меня, сверкая совиными полупустыми глазами в позолоченной оправе. Неприятие было взаимным, но она не спешила ставить мне палки в колеса, зная, что я обласкан директором за свое новаторство и постмодернизм. В моей слишком легкой походке и даже в стиле одежды ей виделось отступление от канона, ее надпочечники выбрасывали критическую дозу адреналина, когда она смотрела на мои проклепанные полуковбойские ботинки, но более всего она охотилась за моим маскирующимся сексуальным двойником; она тут же придумала какой-то "Дружеский обмен опытом" и присутствовала на двух моих богослужениях в шестом классе. "Мы с вами литераторы, - говорила Алиса, - но прежде всего, мы педагоги, и как опытный учитель я советовала бы вам быть поскромнее..." Мне же хотелось запустить в надсмотрщицу своим португальским ботинком прямо на уроке. А сколько беглых моих конспектов прошло через цензуру старой фурии! Я нарочно писал их небрежно и неразборчиво, с понятными только мне и Богу сокращениями. Мне казалось, что даже мой организм стал вырабатывать противоядие с того момента, как ее дьявол почувствовал исходящий от меня серебряный холодок. Она учила меня наизусть, едва ли не подвергая фрейдистскому анализу каждую мою фразу. Впоследствии выяснилось, что Алиса делилась своими подозрениями по поводу моей сексуальной ориентации с коллегами, а та характеристика в ее дерьмовом дневнике давно уже была написана в моем небе огненными буквами. Но были побочные причины беспокойству заслуженной дуры - Алиса Матвеевна дико возревновала меня к своим зайчатам. Несмотря на эмоциональную тупость, она не могла не видеть, что дети безумно любят меня и что моя скромная персона стала занимать слишком много места в их сознании. На это она реагировала по-своему: "Я считаю, что вы, Андрей Владимирович, подкупаете ребят запрещенными приемами, слишком заигрываете с ними, стучите своими подковами по паркету, приезжаете в школу на мотоцикле, да еще в кожаной куртке, точно вы восходящая рок-звезда, а не учитель. Поймите меня правильно, не обижайтесь, но со своим уставом в чужой монастырь не приходят. А если говорить по существу, то ваши свободные интерпретации учебного материала меня просто шокируют. Это что, плоды горбачевской перестройки или ваши субъективные переживания? - она щурилась и поджимала морщинистые губы. - Ну взять, к примеру, вчерашний урок по пушкинской "Капитанской дочке". Что это за двусмысленный намек, "Гринев влюбился в Пугачева"? Как истолкуют это шестиклассники? Вы заметили, какое странное замешательство вы произвели?.." Вообще-то, я сказал, что Пугачев влюбился в Гринева, но черт меня подтолкнул ляпнуть эту фразу! Я так увлекся, что совсем забыл о моралистке. Я на крючке. Пахнет крысами. Но она еще оценит твой беллетристический талант, Найтов, когда все тайное станет явным.

Следует заметить, что на протяжении сотен лет дискриминаций и гонений сексуальные меньшинства выработали стойкий иммунитет к гомофобии. Господь бережно хранит свои создания, щедро награждая их талантами и мечтательностью. При лунном свете появляются эти цветы, которые в беспристрастном свете могут показаться бледными и слабыми, порой сорняками. Только ночные бабочки собирают тонкие яды, сладострастно вибрируя хоботками, только летучие мыши в расщелинах блаженно трепещут, почуяв наплывы обезоруживающего благоухания в осенних ветрах.

Я прекрасно понимал, что из-за моей старухи над головой у меня стали собираться грозовые тучи, и в фантасмагорических снах я в два хода избавлялся от черной королевы: сбивая ее мотоциклом в сыром осеннем переулке, быстро догоняя ее на мосту и бросая в реку этот мешок педофилической литературы, приходя к ней вечером в китайской маске и пришпиливая ее к креслу ржавой шпагой, а потом набрасывая яркий некролог в областную газету... Но в реальности мне было по-своему жаль одинокую Алису Матвеевну, одергивающую старую серую юбку, чтобы загородить заштопанный чулок, близоруко пересчитывающую мелочь в школьной столовой. Ту бездетную Алису с детдомовским детством и коммунистическим воспитанием... Быть бы ей ночной няней в яслях или кассиршей в бане... Может быть, именно из чувства жалости я первым сделал шаг к взаимопониманию, пригласив Алису к себе в гости. Но улыбочка у меня вышла тошнотворной и кривой, когда я сбивчиво лепетал: "...Наши отношения мне видятся искренними и... хм... Вы мой куратор, в некотором роде, конечно... Почему бы нам не поговорить как-нибудь за чашкой чая... Ваш опыт... Завтра, после уроков, к примеру... Домой я вас провожу..." Я почему-то чувствовал себя мальчиком, спрятавшим дневник от родителей, а Алиса так сжимала классный журнал, что кончики ее пальцев побелели. Денис, я заботился не только о себе - я предчувствовал нашу любовь и знал, что моя мимикрия с Алисой нужна какому-то далекому человечку, прыгнувшему на роликовой доске в мою жизнь.

В ту пятницу я волновался как молодой актер перед премьерой, вернее, как провинциальный актеришка. Я раскрыл окно в классе и устроил сквозняк - ветер разметал листы с моего стола по всему кабинету, и черт так подгадал, что в этот момент в класс вошла Алиса - счет в ее пользу увеличился еще на полочка. Я безнадежно проигрывал эмоционально пред сушеной старой воблой. Все свои надежды я возлагал только на завтрашний спектакль. В тот день я не задержался в школе, как делал это обычно, чтобы поболтать с кем-нибудь из учеников после уроков, "по душам", но особенно не морализируя. Я выскочил из школы как ошпаренный, на ходу надевая шлем и застегивая летную куртку. Мой мотоцикл дрожал от волнения, и я прыгал на своей краснопузой саранчихе "Яве" по вечернему городу в поисках главного персонажа завтрашней премьеры. Мне была нужна рыжая Гелка для исполнения роли будущей спутницы моей жизни.





Кое-как, на третьей скорости мы доплелись до бункера, выйдя живыми из троллейбусной давки. Волнуясь, я позвонил в дверь. Рыжая актриса долго не открывала, я нервно искал в карманах куртки ключи, Алиса заметно недоумевала и осторожно спросила: "Разве вы живете не один, Андрей?" Тут я торжественно приклеил ей на лоб свой фальшивый козырь: "Сейчас я познакомлю вас со своей будущей женой! У меня фантастическая жена!" На лице Алисы читалось крайнее удивление и любопытство. Она поправила очки и приосанилась. Вдруг щелкнули замки, зазвенела цепочка и показалась испуганная мордочка рыжей хулиганки: "Привет!"

В гостиной еще витал провокационный дух вчерашних возлияний, но, слава Богу, Гелка догадалась убрать со стола (представляю, скольких сил ей это стоило). Только когда мы расселись в молчании в разных углах комнаты, я понял всю абсурдность и фальшь ситуации - сошлись на моей территории трое по-своему несчастных, скорее всего, психически нездоровых людей, да и к тому же экстремально одиноких. Кому, что нужно было доказывать? К чему все это?

Гелка пыталась разрядить молчание, поджала накрашенные губки и кротко, как овечка, спросила:

- Ну как прошел сегодня день, дорогой?

У меня волосы встали дыбом от такого выпада, но я равнодушно ответил:

- Ну как тебе сказать? Новая тема, конечно, очень трудная, деепричастия для шестиклассников сложная тема. Но я... люблю детей. Ты знаешь, как я люблю детей...

- И я люблю детей! - радостно заявила Гелка. - Кстати, забыла тебе сказать... У нас будет ребенок! Славно, правда?

Меня прошиб холодный пот. Я понял, что рыжая дура поддала и нарочно издевается. Сова моргала и не могла понять - то ли ее разыгрывают, то ли она попала в общество двух полных и законченных идиотов. У меня запрыгало сердце, а Гелка продолжала:

- Ты кого хочешь, мальчика или девочку? Или, хи-хи-хи, пингвинчика или чебурашку? А?

Мне ничего не оставалось делать как отвечать на дурацкие вопросы. Я старался сдержать дрожь в голосе:

- Конечно, девочку. Зачем нам в доме мальчишки? - сказал я сквозь зубы и понял, что сморозил глупость. Гелка расхохоталась:

- Ой, какие мы агрессивные! А я рожу тебе, Андрюшка, богатыря! Кстати, может быть, чаю выпить? Бабушка любит чай? А?

Сова побледнела и сурово отрезала:

- Я не бабушка. Я заслуженная учительницы России.

Гелка сделала вид, что не расслышала этой фразы, и стала вести себя еще более отстегнуто:

- Да что уж этот мутный чай пить? Пусть пьют его китайцы, да? Давайте-ка хлопнем чего-нибудь покрепче, а? Выпьемте, добрая старушка...

Я недооценил степень опьянения Гелки. Моя рыжая была решительно пьяна, пьяна в жопу. Это был полный провал. Гелка убежала на кухню и вернулась с бомбой армянского коньяка:

- Что ты так смотришь на меня, Андрюша, блядь? Что, опять я не права? Что, я не могу выпить по-настоящему? Это занятие мне искренне нравится. Единственно достойное занятие в эпоху всеобщего национального невроза. Я опять не права, да? Выпей со мной, дурак, лучше будет! И бабушка выпьет с нами рюмочку, правда?

К моему глубокому удивлению, Алиса как будто получала удовольствие от мерзкого фарса: она смотрела на меня с видом победительницы, точно говорила: "Я всегда знала, что вы клоун. Посмотрим, что будет дальше, сударь..." Она изобразила улыбку и менторским тоном обратилась к рыжей:

- Почему бы и не выпить рюмочку в хорошей компании, милочка... Но как же ваш будущий ребенок?

В ответ Гелка оседлала своего черта:

- А я хочу родить дебила, кретина, гермафродита, продолжая традиции русского генофонда. По крайней мере, он будет счастлив в стране дураков! Маленькие ласковые дауны, ручные плюшевые зверьки, детоньки мои! Не выскабливайте зародышей, непутевые мамаши, достойному правительству оставьте на попечение своих достойных детишек... Бр-р-р...

Я ничего не мог поделать, это говорило вино. Вино, столь долго молчавшее в тесных дубовых бочках и наконец выпущенное на свободу. Солнечный дикий виноград был вплетен в рыжие волосы дьяволицы, и Гелка продолжала беситься на своем медленном огне. Она всегда отличалась яркими импровизациями. Мне хотелось провалиться на месте, но, стараясь казаться невозмутимым, я хлопнул стопку и закусил долькой лимона:

- Нам надо посекретничать, ты немного отдохни, Гелла.

Я развязно взял Сову под локоть, и два педагога переместились в спальню. Лицо Алисы в свете синего абажура казалось опухшим и мертвым, она глотала воздух, как рыба, выброшенная на песок, но смотрела на меня насмешливо, с язвительным прищуром.

- У вас действительно фантастическая жена, Андрей. Трудно вам с ней будет... Эти современные девушки...

Она не закончила фразу и стала испуганно вертеть головой по сторонам. Тут я понял, что совершил страшную ошибку - Сова, оторопев, уставилась на плакат двух обнимающихся в лодке обнаженных юношей, потом она увидела другой плакат, на котором латинский адолескент со вставшим членом оседлал красавца-негра. Алиса на несколько минут потеряла дар речи, и единственное, что она произнесла, было: "Боже, какой ужас, что это? Господи..." Я опустил голову. В дверях воскресла упорствующая во вреде Гелка:

- Ну и что? Кто из вас первым вступил в дерьмо? Почему так разит дерьмом от всех? Я даже душ принимать брезгую в этом доме. Вы видите, бабуля, что мой муж - обыкновенный педераст. Пе-де-раст! Самой высокой марки. Смрадный, но ужасно милый грешник. Мне кажется, он меня уже заразил СПИДом... Но я все равно его люблю. Люблю безумно голубую сволочь...

Алиса спросила:

- Это правда, Андрей?

- Это... это... похоже на правду, дорогая Алиса Матвеевна. Это было бы правдой...

Сдаваться надо было красиво, но Гелка вдруг бросилась целовать меня, повалила на кровать, так рванула мою шелковую рубашку, что пуговицы полетели во все стороны. Я в ярости оттолкнул агрессивную дуру - она как-то безвольно упала с кровати, как тряпичная кукла, опрокинув торшер и туалетный столик... Мой мир, мирок рушился на глазах, по комнате прыгали бесы, и, пока она не позвала на представление самого хозяина тьмы, я вновь попытался овладеть ситуацией, только чего уж там! Алиса была в шоке. Гелка притихла в углу, обняв коленки. Только сейчас я заметил, что она одела мои старые джинсы с разорванными коленками. Где-то наверху бренчало пианино. Стравинский. "Весна священная". Поистине разрушительные ритмы любимого балета, и очень кстати. Я связал концы рубашки крепким узлом, неторопливо закурил и произнес чужим, изломанным голосом:

- Еще раз извините за малохудожественный спектакль, Алиса Матвеевна. Уже темно, я вызову вам такси.

- Будьте так любезны, Андрей Владимирович. Вы будете в школе в понедельник?

Я почему-то пожал плечами.

Такси приехало на удивление быстро. Алиса брезгливо отказалась от моих денег. Дверь машины хлопнула так, что екнуло сердце. Я чувствовал себя опустошенным, выжатым как лимон. Рубашка прилипла ко взмокшей спине...





Еще год назад, в алкогольном угаре, с нереализованной сексуальной энергией я барахтался в вагоне-ресторане безумного поезда "Москва-Ленинград". Но разве может вынести пытку замкнутого пространства парень, который хочет секса каждые пять минут? Я методично напивался под стук колес, официант в грязном белом фартуке удивлялся моей небывалой толерантности к водке, едва успевая подносить холодные графины, резиновые ромштексы и вялые салаты; казалось, мой рюмочный галоп уже сравнялся с ритмом колес, когда мутными глазами я рассмотрел интересную кавказскую компанию, состоящую из "трех витязей в тигровых шкурах". Витязи пили более красиво, с глупыми парадоксами южных тостов, и один из парней был просто неотразим - лет восемнадцать, черная смородина глаз, голливудская фигура, узкие бедра, иногда смотрит в мою сторону. Я пью уже неспешно, размяк, раскраснелся и пристально изучаю своего витязя. Едва ли не начал мастурбировать под скатерть. Наша перестрелка взглядами как будто участилась, и когда я в четвертый раз стал заказывать двести грамм, мое величество было великодушно приглашено к южному столу. Этого и следовало ожидать. Я вел себя развязно, стрелял блядскими глазами, лез целоваться к восточному принцу. По законам Кавказа такой джигит как я обычно получает кинжал - сначала в задницу, потом под сердце, но со мной поступили более гуманно. О большем я и не мечтал: ночь с тремя настоящими мужчинами, правда, в пассивной моей ипостаси (что случается крайне редко). Мы пили в купе, меня трахали, я сосал и опять пил, потом меня опять трахали - я сажусь на хороший член и подпрыгиваю под стук колес, одновременно засасывая крепкий и теплый хуй. Мне это занятие нравилось. Я безумствовал, просил еще и еще, пока окончательно не заебал своих спутников и не выдоил все их южное семя. Когда они уже засыпали от напитков и изнеможения, я стал будить четвертого их соседа на верхней полке - испуганного мужика средних лет, спрятавшего портфель под подушкой. Этот командировочный отбивался от моих приставаний руками и ногами, бормоча: "В первый раз такое безобразие вижу. Отстань от меня, Христа ради..." Хорошо выебанный, вымокший, пьяный и счастливый, в кровавых трусах я дополз до своего вагона, а под утро упал со второй полки на пластиковый столик, сломав два левых ребра... Нестерпимое солнце на утреннем перроне, головная боль. Я не состоянии сделать ни малейший жест без боли. Кавказский принц кивнул на прощание с презрительной усмешкой. Я мысленно послал его на хуй, сел в такси и доехал до госпиталя...

© Дмитрий Бушуев, 1998