- Феденька, а Феденька, давай еще попробуем, давай, мой дорогой, - пискляво, голосом простуженной торгашки просила лотошница. Она еще раз уткнулась в ящик и попробовала сдвинуть телегу...

- Шла бы ты, Сима, к... - Федька зло выругался. У него, несмотря на мороз, с мокрого от пота лба по вискам из-под шапки текли тоненькие струйки пота. Он зло стирал их тыльной стороной руки, снова ворчал на телегу и жадность лотошницы и в конце концов, совсем запарившись, в сердцах бросил рычаг телеги и встал.

- Сколько раз тебе говорить, Сима, жадина ты и скупердяйка, что нельзя все так сразу везти, - Федька тяжело вздохнул. - Ведь ты посмотри, сколько товару-то набрала, а здесь подъем в горку. Нет, мне одному не осилить, вот за два раза, как тебе говорили, я вывез бы все...

- Феденька, ты же знаешь, что нельзя товар-то оставить, скрадут его весь. Вот прошлый раз две банки зеленого горошка не хватило. А как я объясню это кладовщице? А сейчас, видишь, товар-то весь на месте... Давай еще раз попробуем, давай, мой дорогой Феденька! - И она снова начала толкать боковой ящик.

- Ты бы не лезла! Что ты все ящик-то пихаешь, только мешаешься, посмотри: телега-то у меня и так в бок вон ударилась. Отойди, говорю, отсюда и не мешайся. - Федька, крякнув, плюнул на свои рукавицы, снова с остервенением задергал на себя ручку телеги. И, упершись обеими ногами в глыбу льда, сдвинул все-таки ее с места. Она как-то, жалостливо, по-бабьи ойкнув, потихоньку все-таки поехала за ним... Но это движение продолжалось недолго, и когда Клепа подошел к ругающимся снова между собой Федьке и лотошнице, телега опять стояла, как вкопанная...

- Привет, Федя! Привет, Сима! - звонко приветствовал их Клепа.

- А, это ты? Привет, привет, - отозвался грузчик, недовольно заглядывая под колеса своего непослушного механизма. "Теперь, - думалось ему, - надо будет наливать стакан Клепе с бутылки, которую он с таким трудом сейчас зарабатывал, таща, считай на себе, этот проклятый Симкин товар." Сима же, увидев в лице так вовремя подошедшего Клепы еще одну лошадиную силу, радостно и с надеждой улыбнулась ему из-под своего платка, считая, что дело ее сейчас все же сдвинется с места.

- Что, застряли? Помочь, что ли? - и Клепа, бросив только что добытую им с Рыжей сумку в ящик, уперся в зад телеги...

В это время Танька, уже зашедшая в проулок, в котором ее по идее с сумкой должен был ждать Клепа, не нашла его. Она встала, сняла очки и, протирая их, еще раз внимательно огляделась - Клепы нигде не было видно. "Вот стоит телефон-автомат, в его кабине он и должен был по идее меня ждать, - подумала Рыжая. Она видела издалека, как он зашел в него. - Куда же он делся?"

Невдалеке, внизу проулка, корячилась какая-то телега с товаром, ее натужно тащил грузчик. "Это, наверное, знакомый Клепы, Клепу здесь все знают", - быстро соображала Танька. Лотошница, как всегда, плелась сбоку телеги, оборачивалась, как бы подгоняя кого-то сзади. "Неужели "кинул" меня? Вот сука! Ну, я ему покажу! - продолжала прикидывать Рыжая. - Надо все же спросить того грузчика и продавщицу, может быть, они его видели? Да, сейчас". Загороженный ящиками и идущей сбоку телеги Симкой, Клепа был не виден сверху проулка. Танька поравнялась с телегой и грузчиком, почему-то разговаривающим с кем-то, только не с лотошницей: та, задумавшись, шла за ней как на эшафот, она даже уже не упиралась в боковой ящик, а просто шла сбоку, опустив голову вниз...

- Работаешь, работаешь, как лошадь, - говорил кому-то грузчик, - а толку никакого нет. Представляешь, в прошлый месяц мне двести заплатили... Ну и что это за деньги? За угол вот плачу сто пятьдесят, что остается - шиш! Ты слышь меня, Клепа?

Из-за телеги раздалось натужное:

- Слышу, слышу, - и тут показался упирающийся в зад телеги Клепа.

Танька только хотела было открыть рот, спросить, не видели ли они тут ее Клепочку, как сама увидела его...

- Клепочка, дорогой, ты здесь, мой милый, а я уж подумала...

- Что "кинул", да? Нет, Рыжая, я не такой, я не Сандра и не Пастушка, это они, чтобы не заржаветь, друг дружку все кидают... И ты, говорят, от них не отстаешь.

Рыжая натужно захихикала и, взяв одной рукой Симкин ящик, вскользь взглянула на ее сумку... Клепа увидел этот взгляд и, моргнув ей, отрицательно покачал головой, продолжая с усилием толкать несчастный механизм.

- Я не такой... - и тут телега, еще раз натужно вскрикнув, как от боли, ввалилась на проезжую часть большого проспекта.

Быстро стали выгружать ящики на тротуар, поближе к стене дома, чтобы не мешать прохожим, также быстро прижалась к стене и Симка, зорко наблюдавшая за разгрузкой товара. Разгрузили, сходили принесли весы, гири, пакеты... Симка сразу же бойко начала торговать. Федор, подойдя к ней, как раз отпускающей даме в лисьей шубе какой-то товар, вытирая пот, нетерпеливо спросил:

- Сим, а Сим?... - Ну что, ты не видишь что ли, что я занята с покупательницей? - раздраженно отмахнулась от него та и, еще раз улыбнувшись отходящей даме, стала отпускать товар следующему покупателю. Потихоньку у лотка собиралась очередь. В основном брали яблоки. Симка косо кидала взгляды на все стоящих и ждущих чего-то от нее своих помощников. А они все трое стояли сейчас за ней, молча требуя платы за работу... И все же дождавшись, когда продавщица в сердцах сунула деньги Федьке, вся троица облегченно вздохнула. Взяв с нее положенную плату, спустились вниз: сначала под арку, а потом во двор дома, где находился служебный вход Федькиного овощного. Клепа, не выдержав, высказался, кивая головой в сторону Симкиного лотка:

- Ну и стерва же она!...

У Федьки тут, в магазинном подвале, как у самого старого и важного работника, находился свой, отдельный "кабинет": это была квадратная клетушка метров в девять, но чистенько убранная, с диванчиком, подобранным на соседней свалке, колченогим столом и даже с радиолой, которая, когда Федор впадал в меланхолию и запивал дня на два, на три, играла ему, скрипя всем своим разбитым сердцем что-то из репертуара Эдит Пиаф и какой-то еще старой певицы, не то француженки, не то румынской еврейки, которая, картавя по-местечковски русские слова, пела о несчастном и молодом короле, к ее большому сожалению, погибшем на охоте... Федору тогда представлялось, как толстая и с грудями, как большие арбузы (почему-то ему казалось, что она еще и старая), певица-еврейка, положа руки на свои арбузы, пела, словно плакала, впрочем, и он сам будучи в меланхолии, плакал и подпевал с ней вместе...

Федор, зайдя в свои апартаменты, искоса взглянул на гостей, так как и Танька тоже была приглашена: нравится ей у него или как? Еще бы не понравиться! Он-то ведь знал, что они ночуют по подвалам да по чердакам. Федька тоже помотался вот так же, как и Клепа с Рыжей Танькой, когда только сюда приехал из своей Захудаловки - так называлась его деревня, хотя никто и никогда не верил, что может быть такое название населенного пункта в России. Но он всегда спорил с ними и выигрывал, с торжеством показывая свой паспорт, где в графе "место рождения" белым по черному было написано: "деревня Захудаловка, Х...го района, Н...Й области". Сейчас, видя их зависть, махнув им рукой в сторону дивана, предложил:

-Присаживайтесь, присаживайтесь, я сейчас приду! - он вышел, закрыв дверь, и вскоре появился с пакетом, в котором был набор, состоящий из водки, пары соленых огурцов и полбуханки черного хлеба.

Клепа помнил Федора, тогда Федулу - это была его кличка. Он поначалу тоже походил несколько времени с голубыми бомжами, поворовал с ними, померз и поголодал всласть, и даже, Клепа-то знал, был у него роман с молоденьким бомжом, сбежавшим от пьяниц-родителей и пристроившимся здесь у них, на Плешке, а потом с Федором - в магазине.

Правда, мальчик скоро сел за воровство в тюрьму - его поймали у Белорусского вокзала около торгового ларька, где он вытащил кошелек у пьяного в дрезину клиента и не смог дальше справиться с ним (с кошельком, конечно). Звали того парня Стасик, а кличка была... а, Тула! Этот мальчик был из-под Тулы, с какого-то городка Щекино. Впрочем, хороший был мальчик, если бы его не прибрала к себе вот эта Федула - сейчас "начальница" телеги, - то с ним многие бы успели тогда "ля-ля-ля" покрутить. Красивый, с фигуркой, как у Аполлона, большими голубыми глазами, правильным носом, с родинками и очень красивыми каштановыми (не рыжими, нет), именно цвета темного каштана, длинными, блестящими волосами, которые он заплетал в косу, как девица на выданье.

Но Федьке все это вскоре надоело, хоть он и погрустил о своей Туле и вроде бы попробовал еще кого-то найти, но так и не нашел. Взял да и женился на продавщице этого самого овощного - тогда просто Машке-толстухе, которая была очень даже не против их компании, и выпить, и по... тоже была большая любительница.

"Сколько времени с тех пор прошло? - задумался Клепа. - Да, наверное, лет с восемь-десять будет. А сейчас она тебе не Машка, а Марья Сергеевна - заведующая этим самым заведением. Причем не просто там заведующая, кем-то там сверху назначенная, а приватизированная она какая-то... Вот так-то вот может подфартить нашему брату. Вот так..."

Пока Клепа размышлял по поводу везения Федьки, Танька, горя нетерпением, уже расстегнула добытую ею у зазевавшейся на троллейбусной остановке приезжей тетки сумку. И влезла в нутро ее обеими руками... Нащупав там что-то мягкое и нежное, стала вытаскивать наружу: две рубашки, джинсы, новую кожаную куртку. На дне сумки была видна какая-то коробка - она бережно вытащила ее, а там, сверкнув темнотой ночи, в нежнейшей, как фата, бумаге заблестели женские импортные лакированные туфли.

- Вот это да! Посмотрите, мои дорогие, какая прелесть! Я их сейчас надену и никому не отдам, а тебе вот, Клепочка, курточка, джинсики и.... ну, ладно, на еще рубашку. А я возьму эту прелесть себе и еще вот эту рубашечку. Ты не против?

Танька в восторге от "этой прелести" стала стягивать с себя свои старые сапоги со стоптанными каблуками, какие-то длинные чулки на резинке и, оставшись в одних рваных подследниках, надела туфли... Танька стала вдруг выше ростом, и Клепе показалось, что даже фигура ее разогнулась, постройнела, грудь, оттопырив свитер, вышла вперед, и Танька, расстегнув полы своего довольно поношенного пальто, стала расхаживать по комнате туда-сюда, туда-сюда, делая Клепе глазки.

- Эх, жалко, зеркала нет! Ну да ладно, хорошо и так, я вижу, что очень хорошие туфли мы с тобой, Клепочка, сегодня отхватили - давно у меня таких не было.

- Да, действительно красивые туфли! Импорт есть импорт! Да ты не вертись. Рыжая, посмотри, нет ли там чего еще - может быть, деньги, золото? Сейчас Федька зайдет, не надо, чтобы он знал. Черт его знает, что у него последнее время на уме? Ты слыхала, вроде бы Машка его из дома выгоняет, за то что он пьет и не трахает ее по пять раз в ночь, как раньше.

- Все это, скорей всего, вранье, - Танька, присев на диван и подняв ногу, любовалась туфлей. Сейчас мужики на вес золота, и какие там пять раз - один, два... и то, спасибо за это, Клепа. Бабы за это все отдадут, - серьезно продолжила Танька и с сожалением стала стягивать с ноги туфлю, одновременно вытряхивая остатки из сумки. Но как она ее ни трясла и как ни лазила по многочисленным карманам - в ней больше ничего не обнаружилось.