Булкин А. "Летающие на собаках"
Часть I "Плешка"
Глава IV
  
А план был такой!

Он сейчас зайдет в тот самый ранний магазинчик и посмотрит, чем там та утрешняя девица занимается. При хорошем у нее настроении он похихикает с ней, может быть, даже предложит проводить вечером домой или хотя бы дотащить сумки до метро. Если эта дева не выскочила вовремя замуж, то рада до беспамятства будет, что на вид хоть и неряшливо одетый, а все же мужчина с ней беседует, специально из-за нее пришел в магазин и, хоть какое, а все же внимание ей оказывает. "А одеть-обуть - это не проблема!" - наверное решит дева. Приведет домой, конечно, не сразу, даст немного поухаживать. А потом на квартиру, замочит его в ванне. Пока он там будет отмокать, быстренько - в универмаг, а то еще лучше - на вещевой рынок, какой поблизости, слетает - вот тебе и мужичок рядом. Так многие подруги замуж повыходили и... живут!

У Клепы сколько раз так было, хоть он педераст и в одежде, похожей на бомжовскую хламиду, но вид имел румяный и никогда случаем таким, чтобы пожить у какой девы-женщины, не брезговал, во всяком случае последние пять лет. А до этих последних лет все было по-другому. У него были мужчины, которых он очень любил, ценил и помнил всю жизнь. Тогда он был чистым гомосексуалистом, убежденным и очень верным. Но это все было давно, как будто в другой чьей-то жизни, а сейчас приходилось идти на все, даже вот на это.

Правда, чуть погодя, Клепа рассказывал приютившей его очередной женщине о себе: кто он и как таким вот голубым он стал. Его и упрекнуть-то в обмане было нельзя, потому что эти его откровения всегда были вызваны инициативой самой дамы, старавшейся побольше узнать о его жизни, о жене (если таковая была) или о любовницах. Почти всегда ее интересовала первая его любовь к девушке, есть ли у него дети. Откровения Клепы обычно воспринимались дамой как снег на голову и были хорошей причиной для расставания с ней, хотя первое время она еще будет стараться делать вид, что понимает его и даже припомнит, что подобный случай был у ее подружки или у кого-то там на работе. Но в конце концов ему всегда приходилось уходить из дома: женщины этого извращения, делавшего в их глазах мужчину слабым, кислым каким-то и, по их мнению, более похожим на животное, никогда не прощали. Им легче простить измену мужа даже со своей подружкой, но только не ЭТО, а ЭТО в конце концов его и спасало. В новой одежде и с деньгами (помощь на первый случай), как он любил выражаться, в полном, так сказать, "шоколаде", который, впрочем, потом можно было пропить-прогулять с "подругами" на Плешке, он покидал временное пристанище.

И сейчас ему казалось, что вот так приблизительно и будет с этой. А потом, потом он узнает о ней побольше, поинтересуется в каких она отношениях с директором, затем предложит ей закрыть глаза на его "работу" в их магазине, и, естественно, она будет с ним в доле. То есть схема была проста и никогда его еще не подводила: он ворует, а "любовь" не видит... "И, может, - мечтал сейчас Клепа, - и это было бы очень хорошо, она к тому же еще и жадная до денег?. Тогда сама, войдя в азарт, подскажет, что да где лежит, и так положит товар, чтобы он тихо его и незаметно стащил с прилавка и так же тихо и незаметно положит его в свою сумку. Вот здесь "приемщик" не нужен будет: он только помешает "работе".

Было еще много разных вариантов, главное - понравиться этой кукушке, а там, дело техники! Вот сейчас Клепа и задумался: "Как быть с Рыжей? Резко послать ее на...? Ему бы не хотелось, что зря ссориться с бабой? Она все же была им как-никак своя и еще могла пригодиться. А вдруг та девица вообще там в магазине случайная какая-нибудь или еще хуже - директрисина дочка? А, может, сама всем заведует, хотя вообще-то не очень похоже: новые толстые купчихи любят поспать, а эта в половине восьмого ковырялась у двери. Нет, точно, она не торговая шишка, - думал Клепа. - И вообще девица может не согласиться. Или согласится, а в последний момент струсит и подставит его. А то еще хуже - сама в ловушку какую заманит. С бабами, хоть они и дуры и он их не очень-то и жаловал-любил, надо быть поосторожней..."

Клепа шел неторопливой походкой вдоль тротуара. Уже дворники отскребли замерзший за ночь снег. Клепа скользил по гололеду в своих, как уже говорилось ранее, не очень новых ботинках, как вдруг подвернулась удача: на остановке троллейбуса стояла какая-то расстроенная толстая тетка. Вокруг нее стояло несколько сумок. Она, видно, уже давно ждала свой номер троллейбуса, замерзла и нервничала.

"Может быть, опаздывает", - подумал Клепа и еще раз скользнул взглядом по остановке: никого, кроме тетки и ее сумок, на остановке не было. "Она, видно, приезжая, раз так озирается по сторонам, смотрит на часы и, похоже, хочет хоть кого-то о чем-то своем спросить. А почему бы не спросить нас?" - Клепа толкнул Рыжую в бок и взглядом показал на тетку, та сразу же все поняла и, пройдя вперед, встала рядом с ней на остановке.

- Вы давно ждете троллейбуса? - мило улыбаясь, спросила Рыжая.

- Ах, Вы знаете, я опаздываю на поезд, а "двадцать пятого" все нет и нет, что могло с ним случиться? Полчаса стою здесь, - быстро проговорила женщина и, повернувшись к Рыжей всем своим телом, с надеждой посмотрела подошедшей в глаза.

- Да вы не беспокойтесь, можно доехать и на "сорок пятом". Вам же до Курского, наверное, надо, а там пройти немного и все... вы на вокзале.

В это время как раз подошел переполненный "сорок пятый" троллейбус, и тетка, решившая все-таки ехать на нем, с удовольствием и большой благодарностью воспользовалась услугами по затаскиванию ее сумок в салон троллейбуса этой хоть и небогато одетой, но такой доброй и порядочной на вид женщины. Двери троллейбуса натужно лязгнули, закрываясь, и он, по-инвалидному скособочившись на правый бок, плавно поплыл дальше. На первый взгляд можно было подумать, что Рыжая, такая добрая и отзывчивая: подумаешь, помогла приезжей тетке с сумками залезть в троллейбус. На самом же деле это было не так.

Во-первых, она с одного только ответа той, что опаздывала, сделала вывод - предполагаемая жертва скоро уедет куда-то далеко на поезде, а значит не будет визжать и кричать на всю улицу, что ее обокрали, тем более заявлять в милицию. Ей просто будет не до того.

Во-вторых, Рыжая, усыпив бдительность тетки своим вежливым и толковым советом, начала действовать. У Рыжей в руках всего только на миг осталась одна из теткиных сумок. Почему только на миг? Потому что Клепа был с той сумкой уже в соседнем переулке, с нетерпением выглядывал из кабины телефона-автомата и был готов, если понадобится, сейчас же исчезнуть с добычей где-нибудь в ближайшем подъезде.

Танька, улыбаясь, помахала рукой, отъехавшему уже далеко троллейбусу и опаздывающей гражданке в нем, повернулась и спокойно пошла в сторону того самого переулка, где Клепа с неутомимой жаждой познания, что же в той суме лежит, но все же терпеливо ждал с добычей ее. Ему сейчас можно было "кинуть" ее, что, в общем-то, у них часто и делалось, ну то есть забежать самому на какой-нибудь там чердак, покопавшись в сумке, взять самое ценное из вещей, а лучше всего деньги или драгоценности, и спрятать все это до поры. К "приемщице" выйти через час-два и показать, что особенного там в сумке ничего не было, а так вот ерунда какая-нибудь из тряпок, которые можно сдать сейчас (и он уже приценялся) за бесценок местным барыгам, скупающим все подряд, в том числе и краденое. И, конечно, он скажет ей, что без нее он не смел, а потом выпить водки, закусить на деньги, полученные от барыги, и пойти снова по улице, внимательно посматривая по сторонам, нет ли чего подходящего для "работы".

Клепа не стал этого делать. Почему? Да Бог его знает, не стал и все! Может быть, его отвлекла телега и ругающийся около нее грузчик?

Пока Танька шла ему навстречу, Клепа увидел, что из подворотни соседнего дома выехала нагруженная ящиками телега - ее из последних сил тащил его старый знакомый грузчик овощного Федька, мужчина еще не старый, лицом, когда выпьет, похожий на блудливого кота. Он тоже был сейчас с похмелья, ругался на жадность лотошницы и древность русского механизма, который он с остервенением дергал в разные стороны, боясь, что ему придется все это перетаскивать на руках за угол дома, где всегда и стоял этот самый овощной лоток. Федька пытался направить колеса телеги ровно в колею и как-то сдвинуть ее с места, но пока ему это не очень-то удавалось... "Это вывозят лоток из овощного", - подумал Клепа и уже было приготовился выйти из своего убежища и помочь давнишнему знакомому, как к ним подошла сама лотошница.

Это-то и отвлекло его от грешных дум насчет сумки, и он вышел на проулок. Телега упорно съезжала в сторону с набитой колеи, скользила по гололеду. Колеса, и так еле вращающиеся от старости и неухоженности, а еще от непомерной тяжести нагруженных на телегу ящиков с фруктами, овощами и чего-то еще тяжелого в разноцветных пакетах, расползались в разные стороны. Казалось, что сейчас телега растопырится на дороге, и все или рухнет, или встанет замертво.

Продавщица лотка, маленькая женщина с острыми чертами птичьего личика, красным носиком, настороженно торчащим из огромного шерстяного платка, повязанного крест-накрест поверх телогрейки, и в огромных, наверное, от самого Федьки валенках, плелась рядом, пробуя из всех куриных силенок подтолкнуть это неповоротливое древнее сооружение. Она тихо ругалась, проклиная свою жадность и этот гололед, снова и снова натужно наваливаясь на торчащий с боку телеги ящик... Ее сумка вместе с фартуком была заткнута в тот самый ящик, на который она напирала, и заманчиво торчала из него... Клепа все это видел.

"Счастье иногда приходит и дважды за один раз", - подумал он и хотел было подойти невидимо сзади: и все... сумочки той тоже не было бы... Но остановился. "А, впрочем, что же там у нее в этой сумке может быть? Накладные разные да мелочовка разменная, вряд ли продавщица что-то серьезное туда с начала торговли положила". Да он и знал эту лотошницу, ее звали Сима. Клепа несколько раз помогал ей и вывезти товар из магазина, и увезти вечером уже пустую тару. Она несколько раз даже просила его об этом, когда их грузчик, этот самый Федька, напивался и был в меланхолии. "Ладно, пусть живет она и ее сумка!" - великодушно подумал Клепа и спустился вниз по проулку, чтобы они видели его...