Российский литературный портал
GAY.RU
  ПРОЕКТ ЖУРНАЛА "КВИР" · 18+

Авторы

  · Поиск по авторам

  · Античные
  · Современники
  · Зарубежные
  · Российские


Книги

  · Поиск по названиям

  · Альбомы
  · Биографии
  · Детективы
  · Эротика
  · Фантастика
  · Стиль/мода
  · Художественные
  · Здоровье
  · Журналы
  · Поэзия
  · Научно-популярные


Публикации

  · Статьи
  · Биографии
  · Фрагменты книг
  · Интервью
  · Новости
  · Стихи
  · Рецензии
  · Проза


Сайты-спутники

  · Квир
  · Xgay.Ru



МАГАЗИН




РЕКЛАМА





В начало > Публикации > Статьи


Валерий Бондаренко
Пьер Гийота: прогноз "сумасшедшего"...

"О Боже, Твое Творение устарело, мы с ужасом смотрим на то, как оно умирает..."
"...тело без предела, без формы, без числа и символа..."
(Пьер Гийота, "Могила...", сс. 353, 444)

Книги Пьера Гийота не нужно читать подряд. Их нужно "иметь" (простите за фривольную ассоциацию, - впрочем, неизбежную при разговоре о сочащейся Эросом и Танатосом прозе последнего в XX веке гения французской словесности). Да, - иметь всегда под рукой как заключенный в удобную книжную форму поток нашего подсознания, которое, как уверяют психоаналитики, есть всеобщее - общее для всех - достояние-состояние природного естества человеческого.




''Я сажусь на кучу трупов, мой зад промок от крови, под моим членом клокочет чье-то горло...''

Впрочем, легкомысленный читатель увидит в романах Гийота нечто вроде секс-шопа, подвергшегося ночному набегу маньяка из серии "садо-мазо", и утешится сознанием того, что утром, наконец, явилась охрана, - но... наглядевшись, сама стала дрочить на разнесенные поэтическим воображением хулигана артефакты, - дрочить мучительно, усиленно, суеверно, - отворачиваясь друг от друга и пугаясь, что, отвернувшись, каждый тем самым рисково подставился перевозбужденным коллегам...

Не смущайтесь: когда, после более чем 10-летнего запрета цензуры роман "Могила для 500 000 солдат" в 1979 году вышел в свет, автор и сам впал в кому. Правда, из комы он вышел и с тех пор написал еще немало всего, рядом с чем его запрещенный было роман выглядит лишь блестящей прелюдией к оргии воображения, которое с изумительным аппетитом пожирает все мыслимые запреты морали.

"Я сажусь на кучу трупов, мой зад промок от крови, под моим членом клокочет чье-то горло, под моими ляжками дышат две груди, я запрокидываю голову, и мои глаза теряются в усыпанном звездами небе; вздохи подо мной слабеют, я дрочу на звезды..." (с. 145 - 146).

Таков "наш ответ Чемберлену", - вернее, давно уже не-читателю И.Канту (г. Калиниград), который приходил в такой детски-дамский восторг от нравственного закона внутри себя.

А кстати, о дамах, - а кстати, о детях. Вот мы попадаем на урок полового воспитания в школе, где семью рабов "выводят на эстраду и заставляют отца спариваться со своей женой, потом с дочерью, дочь с братом; потом, чтобы показать все безобразие противоестественных отношений, отца с сыновьями, сыновей друг с другом и с их матерью, затем с дочерями и дочерей между собой..." (с.29)

Только ради вас, любезный читатель, мы прерываем цитату на самом интересном месте: дальше идут подробности.

И вот этот-то "текст" мэтр французской философии М. Фуко назвал "одной из важнейших книг нашей эпохи"! В самом деле, роман Гийота напоен массой аллюзий с французской и мировой культурой, от бесконечно чувственной "Песни песней" Ветхого Завета до предтеч сексуальной революции В. Райха и Г. Маркузе с их теориями похоти как формы классовой борьбы и лозунгом: "каждому - по его охоте"; от щеголевато-беспристрастного повествования в стиле Флоберова "Саламбо" до баланасирующих на грани психоделики поэзопутешествий в подсознание а ля Лотреамон и А. Рембо и ликующе-деловитой фиксации фрикций в стиле порнокомиксов; от легких и звонких красок в духе праздничного Матисса до алчных, корежащих видимый мир чувственных абрисов Пикассо и тошнотно-пряной, с перцем, интеллектуальности С.Дали и Р. Магритта. До, наконец, грезоужасов неизбежного в данном смысловом контексте Иеронима Босха...

Сон и явь, грезы и политический реал, все жестокости и все сексуальные извращения со времен Карфагена и Рима (и до сцен, навеянных событиями в нацистских и сталинских лагерях и геноцидом в Полпотовской Кампучии и современной Африке), - все это лишь строительный материал, из которого Гийота созидает свою "Могилу..."

Впрочем, цементирующим раствором писателю служит его собственная, глубоко прочувствованная личная "надоба", - потребность после страшных уроков жизни восстановить этот мир для себя на новых, более близких к истине началах. В детстве Гийота подвергся насилию, в юности познал всю кровавую грязь окопной правды. Он родился в год, когда немцы оккупировали Францию, его дядя погиб в концлагере (кусочек кафеля с пола в "операционной" этого лагеря писатель хранит как память).

Гийота не удовлетворился утешениями, которые предлагала ему религия, - он решил восстановить истинную картину мира, настоянную на собственной горечи и обиде. И портрет этого мира оказался чудовищным: "Каждый впадает в самый сильный из свойственных ему грехов; стремление к его удовлетворению рождает в нем новые силы - силы разума, но не силы морали; лишь грешный человек приятен Богу" (с. 427).

Конечно, это не слова писателя, а его героя (а герой только цитирует известного философа).

Из романа в роман герои Гийота - рабы и солдаты. Бронетранспортеры и самолеты пускай не смущают нас: они лишь изменчивые атрибуты конкретной эпохи. Нет, для Гийота человек всегда балансирует на этой изначальной своей грани между сладострастно разъедающим душу и тело рабством и безграничной, бесшабашной, саморазрушительной и разрушающей плоть свободой. Конечно, при этом писатель замыкает человека в его плотской оболочке и далее не идет: "О вы, помесь плоти и духа! О плоть, ласкающая дух!" (с. 91).

Впрочем, его персонажам ведома и тоска по чему-то большему или более теплому, чем живое или мертвое тело. Солдат-проститут Пино плачет после свидания со своим любовником генералом, - плачет, потому что при перенасыщении ощущениями он остался голоден в смысле чувства, он остался той дрянью, которой давно стал и которой он останется навсегда. Ощущение оскверненности не смыть ни водой, ни спермой, ни слезами, ни кровью, ни огнем, ни - даже! - смертью...

Дух оказывается несостоятельным перед плотью. И поэтому этот мир, лживо ставящий дух выше плоти, обречен.

Мир рабства и лжи гибнет, а Гийота дарует уцелевшим героям нечто, в традиционной культуре присущее только богу, - нечто вроде протеизма, основанного, правда, на первобытной телесности. Границы жизни и смерти, пола и принадлежности к роду богов, людей или к животному миру, - все эти ограничения сметены.

Пафоса в этом финале больше, чем скрытой (и частой у Гийота) иронии и самоиронии.

Но кто его знает, быть может, эта гендерная фантастика - гениальное пророчество "сумасшедшего" Гийота?...

Валерий Бондаренко
14 сентября 2006 года



О людях, упомянутых в этой публикации



· Пьер Гийота

Смотрите также


· Купить роман "Могила для 500 000 солдат" в Shop.Gay.Ru