…Почему-то первым делом в голову приходит тот бородатый анекдот. "Может ли отец говорить с 12-летней дочерью о сексе?" - "Может и должен. Он узнает много нового и интересного".

Дима Лычев

Дима Лычев всплыл на московском горизонте в начале, кажется, 1990-х, когда наша многострадальная родина в очередной раз решилась признать существование своих блудных детей голубого окраса. Появилась масса публикаций о "пидорасах", в частности, разумеется, и о Диме, который не просто открыто объявил себя таковым, но и создал гей-семью, - причем союз был там тройственным.

Это был жуткий прорыв. Я-то в то время наблюдал совершенно другие сценки. Наш брат гей все еще таскался по психоаналитикам и сексологам, неискренне желая избавиться от источника острых ощущений или в поисках таковых. Я тоже таскался. Помню, сижу в коридоре под дверью очередного светила, а из-за другой двери несутся звуковые пассы одного акта пассу конкретному: "Представили мужчину? Теперь представьте, что он женщина. Представьте себе ту, кого вы считаете особенно сексапильной. Кого? Мадонну? Ну хорошо… Представьте ее груди, лобок. И как вы…" А я послушно представлял (вспоминая), как этот психоаналитик (или как там его) жестко мял плечи моего лавера в бане на Шаболовке…

Потом меня позвали к светилу. И когда оно (он) узнал, что я знаком с Димой Лычевым, то показал на кресло перед собой, заметив с некоторой суеверной дрожью в голосе: "Вот. Здесь. Часами…"

Юный Дима просвещал светило отечественной сексологии насчет азов голубой жизни.

В Диме каким-то непостижимым образом сочетались спортивность и томность. С футбольного матча (о, эти футболисты!) он тек с букетиком ландышей. Между прочим, в футбол Лычев при этом играл.

Его добродушная губастость. Его небрежная ядовитость. Его прищур куда-то вдаль. Его высокий рост и беззащитная голенастость.

Он стал издавать газету "1/10" о геях и для геев. Газета была, главным образом, просветительская: насчет венерички, СПИДа и мандавох. Впрочем, попадались истории из жизни, которые порой трудно было отличить от фантазий на тему или от банальных дрочилок. Если у нас и существует своя российская гей-суб-(анти?)культура, то в те времена она походила на некую туманность, из которой галактика еще не выкристаллизовалась.

Были жалкие времена. Доходило до того, что мы, как большевики какие-то, собирались к человеку, у которого имелся видюшник, и смотрели эти "ихние" американские страсти. Сами понимаете, про что. Публика напряженно, как в ступоре, пожирала экран. Один Дима оставался бесстрастен и ироничен. Он, например, величаво просвещал нас, что это не настоящая сперма, а рисовый отвар. "Не стоИт…" - лениво комментировал он происходящее на экране.

Меня поражало в нем и заставляло реально его уважать удивительно трезвое отношение к жизни, к людям, к тусовке. Никакого голубого патриотизма среди своих. Это многознание могло бы родить печаль (если не больше), но Дима на людях таким штукам не поддавался. Он, будто "корапь", дрейфовал по волнам жизни как некоторая для других загадка к одному ему ведомой и видимой цели. Порой мне казалось, что ему просто скучно, порой - тошно. Словно он залез туда, где, в общем, весь и не помещался. Он был потенциально, похоже, крупнее. Но для того, чтобы крупнее стать, не делал усилий.

Он просто - ЖИЛ.

Потом он оказался в Праге. Мне рассказывал: местные геи - противней и злее наших. Вот уж кто настоящие "пидоры"!

На одной фотке он с другом в гостях у кого-то там, в Праге. Пять или шесть одинаково голубых джинсовых ног. Ноги были переплетены и не могли встать, конечно.

И вряд ли уже хотели.

Лычев Д.В. Интромиссия. - Прага: 1998. - 304 с.

Он попросил меня помочь отредактировать его армейские воспоминания. Они составили книжку "Интромиссия".

"Наш Мюнхгаузен", - откликнулся на факт ее появления один мой друг. В самом деле, наша армия под резвым пером Димы превратилась в этакий бардак на колесах, в перманентный траходром, где солдатики только и озабочены, как бы друг другу вставить. От обычных дрочилок этот текст отличает (и это спасает его) опора автора на знаемый им армейский реал. Это делает картину всеобщего армейского блядства достаточно убедительной в смысле бытовых деталей. И. как знать, не есть ли это своеобразный "сонник" части наших солдатиков и уж точно большей части наших геев? А человек, как известно, в грезах-снах проводит треть жизни…

Этаким бронированным нарциссом проходит Дима Лычев в своей книге по просторам плацев и гулких казарменных залов, и везде он находит себе все новых, разнообразных по физике и лирике друзей, - на месяц, на час… Это даже как-то и однообразно, знаете ли.

Я советовал ему исправить композицию. Что бы, к примеру, не сделать ключевым рассказ о парне, которого до самоубийства затрахали старослужащие "афганцы"? Тогда весь последующий трах лирического героя выглядел бы "навродь" всем смертям назло, разоблачением натуралов (в моральном и, э-э, натуральном плане).

Дима не внял моему совету. Теперь я понимаю, что он был, скорей всего, прав. Причем тут месть и прочие шекспировские кошмары, когда есть просто натура, природное, - естество? Оно ведет лирического героя по жизни, делает его независимым от ее скучных поползновений, делает свободным и независимым.

И в этом, пожалуй, непридуманная правда судьбы и характера.