Почти десять лет назад я написала книгу "Геи в России", исследование о сексе, о том, что в России секс представляют совсем по-другому, чем в Америке. Один из самых интересных уроков, усвоенных мной в Москве и в Нью-Йорке, где я прожила большую часть своей юности: нет единого, данного природой, значения у совокупления двух тел.

...В Москве мужчина может считать себя натуралом и, тем не менее, иметь сексуальные отношения с другими мужчинами; в Нью-Йорке одного единственного поцелуя между мужчинами достаточно, чтобы "заклеймить" их геями. Изучая историю секса, а в особенности, работы Мишеля Фуко, я уяснила еще одну очень интересную вещь: надо копать там, где находятся наши самые верные истины, и вот тогда ты обнаружишь замаскированную под эти "истины" власть, и, прежде всего, власть религий, правительств и наук, власть, стремящуюся дисциплинировать наши тела. Такой археологический подход к сексу и настойчивое стремление обнаружить причины сложившегося порядка вещей вместо того, чтобы принимать его как что-то само собой разумеющееся, повлияли не только на написание моей книги, но и на всю мою жизнь. Освободившись от невидимых пут, я отринула истины секса в Нью-Йорке и в Москве, в Америке и в России. Я отказалась принимать дисциплину гендера и сексуальности, структурирующую обе страны, и, вместо следования дисциплине, занялась поисками желания - и как исследователь, и как просто человек.

Лида Юсупова, Маргарита Меклина

Дисциплина - это результат того, что Фуко называет дискурсивными режимами, или, проще говоря, результат идеологий. Различные идеологии определяют, как именно должны человеческие тела соединяться для получения удовольствия. Гендер - это одна из таких идеологий. И в России, и в США гендер рассматривается достаточно догматично: он может быть только мужским или только женским. Согласно этой гендерной идеологии, которую Джудит Батлер назвала "матрицей гетеросексуальности", люди рождаются либо в мужском, либо в женском теле, и эти тела с возрастом обретают, соответственно, либо мужественность, либо женственность, и при этом пол/гендер у всех людей постоянен на протяжении их жизни, а сексуальные желания должны быть направлены только на противоположный пол. Хотя эта идеология и оставляет место для гомосексуальности, но только в пределах двойственностей тела/секса/желания - как в сочетании: "мужественный мужчина" с "женственным мужчиной". Тем не менее, любой, кому удалось вырваться из гетеросексуальной матрицы и попасть в поле квирской любви, знает, что иногда мальчики будут девочками и девочки будут мальчиками, и что гендеры и желания слишком запутанны и непостоянны. Рассказы, которые вы сейчас прочитаете, как раз об этом - насколько сложны квирские желания, чтобы вписываться в двухполюсность "такого" и "этакого".

Прогресс - еще одна идеология, которой сложно избежать. По крайней мере, со времен Восстания Стоунуолла (1969) американские квиры продолжают утверждать, что камин-аут, раскрытие своей сексуальной ориентации, делает жизнь лучше. Но, как с тех пор отмечали многие теоретики, в том числе и Фуко, камин-аут превратился в еще одну форму дисциплинирования, которая устанавливает наши желания и наши "я" как что-то неподвижное и стабильное, и требует от нас вести себя так, чтобы поддерживать эту стабильность.

Камин-аут в России, по ряду исторических и культурных причин, никогда не рассматривался в качестве единственно возможного решения. В России люди допускают в свою жизнь больше неопределенности и двусмысленности, касательно того, кто же они есть "на самом деле", что и позволяет им во многом избегать худших видов сексуальной дисциплины, чего не скажешь об американцах. В то время как лесбиянки в Америке спорят, возможно ли им, будучи лесбиянками, получать удовольствие от каких бы то ни было фаллических объектов, будь то пенис, дилдо или даже "влагаемый" язык, их сестры в России не испытывают большой потребности в следовании какому-либо строгому своду сексуальных правил. И все же, вряд ли российские квиры более свободны от чужой воли, чем американские. За подполье надо платить. Без камин-аута невозможно добиться принятия широкого спектра законов, защищающих права, так, как это сделали американские квиры, и в результате российские геи, лесбиянки, транссексуалы и бисексуалы - и в первую очередь, наиболее маргинальные из них, в экономическом и/или социальном плане, - продолжают преследоваться и подвергаться издевательствам, несмотря на то, что российские законы уже давно перестали осуждать гомосексуальность.

Таким образом, пока американские квиры заняты тем, чтобы подогнать свои жизни и желания под матрицу гетеросексуальности, российские - беззаботно предаются удовольствиям в своих вожделениях. И в то же время, пока российские квиры остаются незащищенными и уязвимыми по отношению к вмешательствам государства в их жизнь, американские, наоборот, обретают все большую и большую защиту от дискриминации и издевательств. И все же, "прогресс" в американском движении за права ЛГБТ наступил за счет исключения всех тех, кто не может подогнать свои желания под доминирующую идеологию отношений, идеологию, которую можно назвать Романтические Отношения.

В США Романтические Отношения - чрезвычайно мощный дискурс; от него никуда не денешься. И это касается в равной степени и гетеросексуальных, и гомосексуальных отношений. Поэтому американские геи часто структурируют вопросы прав человека вокруг "святости" своей любви и схожести этой любви с гетеросексуальным браком - она на всю жизнь, моногамна, с партнером, близким по возрасту и социальному положению, и потому никоим образом не нарушающая матрицу гетеросексуальности. Когда же квиры отказываются от моногамности или от серьезных, длительных отношений, на них смотрят как на предателей в деле борьбы за основные права человека.

В России идеология Романтических Отношений не так романтична, и она не гарантирует счастливого будущего. Если американцы верят, что, как только они найдут свою "настоящую, единственную" любовь, это поможет им разрешить все личные проблемы, включая и экономические, то россияне, напротив, создают впечатление людей, понимающих, что у любви есть пределы возможностей в разрешении структурных проблем. В русской культуре редко встретишь счастливую концовку в стиле диснеевского "и они жили долго и счастливо". Это видно и из представленных в этой книге историй любви. Никто здесь не въезжает на белом коне в золотой закат. Здесь любовь существует для того, чтоб заставить нас ее чувствовать, но ощущение любви - это не всегда счастье. Иногда это чувство сродни хождению по битому стеклу; иногда оно не дополняет нас, а разрывает на части. В России, и в этой книге, Романтические Отношения, как и в случае с камин-аутом, не становятся панацеей от всех бед.

Эта книга - о страстях и желаниях, а не об идеологиях. Ее авторы Маргарита Меклина и Лида Юсупова - талантливые прозаики, чьи переплетающиеся истории повествуют о власти желания и тела и о том, как эта власть может изменить наши жизни, причем, не обязательно в лучшую сторону. В рассказе "Самолет" Маргарита Меклина изображает молодого гея, который неожиданно для самого себя вдруг получает удовольствие от группового секса с гетеросексуальной парой, и после мечтает о семейной жизни, где найдется место и жене, и детям, и сексу с мужчинами. В "Голубой Гвинее" юная эмигрантка из бывшего СССР обзаводится множеством американских подруг, обретая первый лесбийский опыт и попадая в комические ситуации. Но повествование, выходя за рамки перечисления девушек-однодневок и описаний персонажей, в одинаковой степени возбужденных и запутавшихся в том, что они делают, превращается в исследование сексуальности:

"Мы рвемся в неизведанные области; мы исследуем uncharted, а не occupied territories; у нас нет расхожих понятий, у любви нет понятых. Мы обладаем тем, чем хотим и потом подыскиваем счастью нужную бирку".

В повести "Суд, или Ее женское тело было центром моей души" Лида Юсупова разрушает матрицу гетеросексуальности, являя нам лесбиянку, влюбленную в транссексуальную (рожденную в мужском теле) женщину, которая, к тому же, еще и любящий и заботливый отец. Эта повесть - о переходных состояниях: в телах (транссексуалка перед операцией по коррекции пола), в желаниях (телесная страсть лесбиянки к женщине, близость с которой невозможна) и в законах (в центре повести - судебные сражения отца за право опеки над ее ребенком). Граница между "ее" и "его" - как горизонт, недосягаема:

"Все, к чему я стремилась в моей жизни тогда - было ее тело, ею отрекаемое, но женское, каким бы мужским оно ни было. Ее женское тело было центром моей души. Я не могла представить свою жизнь без этого недосягаемого пейзажа - горизонта тела моей любовницы..."

Желание изменений - это и желание выжить. В "Чудесах с православными. Четыре свидетельства" Лида Юсупова рассказывает о двух женщинах-любовницах, умирающих от голода во время блокадной ленинградской зимы 1941 года, которые были спасены от смерти чудесным превращением тела загадочного младенца.

Эти и другие представленные в сборнике рассказы и повести словно задают один и тот же вопрос: что означает желание вне дисциплины секса, сексуальности и гендера? И ответ может быть такой: когда рушится идеология, мы остаемся один на один с путаницей своих желаний, но вокруг нас существует множество других идеологий, структурирующих наши желания, - мы никогда не сможем освободиться от этой власти режима, но можем лишь расстроить некоторые ее проявления.

И в России, и в Америке желание делает именно это - оно нарушает спокойствие, тревожит водную гладь, и расходящиеся от него круги могут превратиться в цунами - но когда вода успокоится, мы обнаруживаем себя по-прежнему в тисках власти. Гей-парады в Америке, поддерживаемые корпоративными спонсорами, привлекают тысячи людей и укрепляют правящие идеологии капитализма, прогресса и сексуальной дисциплины. В России гей-парады встречают яростное сопротивление властей. В обеих странах большинство людей, увидев гей-парад, равнодушно пройдет мимо, лишь пожав плечами. В США молодежь, попадая под влияние консервативных религиозных и политических лидеров, создает клубы девственности, даже в самых престижных университетах страны, и дает клятвы не заниматься сексом до заключения брака. В России члены молодежного объединения "Наши" осознанно вступают в сексуальные связи, чтобы рожать детей на благо родины и в интересах правящей элиты. Но, несмотря на все это давление, людям удается ускользать от дисциплины и соединяться телесно, исключительно ради наслаждения.

Вот как раз об этом и написаны повести и рассказы в этой книге - о наслаждении, о желании, и о неизбежной человеческой потребности в чувствах. Юсупова и Меклина заставляют нас, читателей, восхищаться силой власти, которой обладает любовь, и особенно квирская любовь - силой, достаточной, чтобы взорвать идеологии, посягающие на наши тела и сердца. Но нам вовсе не дается понять, что все в нашей жизни сразу станет меняться к лучшему, как только мы последуем за своими желаниями. Это не волшебные сказки, где добро побеждает зло, а сказания о феях и геях, которые хотя и расплющивают картонный куб идеологии, превращая его в белую простыню желания, но, тем не менее, так и не выпускают нас на свободу.