PALMISTRY

"В руке каждого человека запечатлено познание всех дел его" Иов

Слепок с руки Оскара Уайльда

И именно таинственное событие, о котором пойдет речь, было тем самым впервые прозвучавшим Nevermore, заставившим содрогнуться находившихся рядом и задуматься, пока только, задуматься его самого.

Вот что пишет об этом биограф Уайльда Ричард Эллман: "Премьера ("Женщины, не стоящей внимания"- авт.) состоялась 19 апреля 1893 года... В тот день Уайльд обедал у Бланш Рузвельт. Перед обедом каждый из гостей просовывал ладони сквозь занавеску, за которой сидел хиромант по прозвищу Кайеро; он видел руки, не зная, кому они принадлежат. Когда настала очередь Уайльда, Кайеро нашел линии на двух его ладонях настолько различными, что счел нужным объяснить: в хиромантии левая рука показывает наследственные тенденции, правая - индивидуальные особенности. У человека, чьи руки он видит, левая обещает блестящий успех, правая - надвигающуюся катастрофу. "Левая рука - рука владыки, правая тоже рука владыки, но такого, который сам себя отправит в изгнание"... Уайльд спросил: Когда?" "Через несколько лет, - ответил хиромант, - когда вам будет примерно сорок"... Не проронив больше ни слова, Уайльд покинул званый обед".

Воображение рисует полумрак зала, притихших гостей, Уайльда в белом жилете, с букетом маленьких лилий в петлице (так он был одет в тот день). И среди звонкой тишины оглушительные шаги Рока. Это кажется совершенно непостижимым - при свете, пусть и туманного лондонского дня, когда в окнах... Стоп! Ведь биограф не указывает, когда именно, до или после спектакля состоялся прием. Странно, не правда ли, допустить, что Уайльд за несколько часов до столь важного для него события хладнокровно отправился на светский раут?!

Значит после?!

Изыскания в переведенных книгах Кейро (так обычно произносится по-русски псевдоним хироманта, графа Луиса Хамона) результатов не дали. Обшаривание Интернета тоже. Оставалось оповестить о своей заинтересованности доступную реальность, и замереть в ожидании. И вот однажды...

Я получил посылку от друга из-за границы. В ней был заново переплетенный в черный коленкор древний том. Я раскрыл его, и о чудо! Это оказались изданные в 1931 году в Нью-Йорке воспоминания Кейро "Fate in the making" ("Судьба в сотворении". Фрагменты даются в переводе автора).

Первое же, что бросилось в глаза - упоминание в оглавлении Бланш Рузвельт. Я торопливо отыскал нужную страницу и...

"Вскоре... она (Бланш - авт.) устроила прием, на котором я читал руки сквозь занавеску, поставленную так, что я не мог видеть человека, находившегося за тканью... Пуантой моего выступления на этом вечере стал эпизод с Оскаром Уайльдом, находившемся на вершине славы. В этот вечер состоялась премьера "Женщины, не стоящей внимания". Но когда его полные руки просунулись сквозь занавеску, я едва ли мог предположить, что они принадлежат одному из самых известных людей Лондона. Тем не менее, я был настолько поражен разницей между правой и левой рукой, что счел необходимым пояснить присутствующим - левая рука несет на себе наследственные признаки, в то время как правая показывает развивающиеся и достигнутые характеристики личности... Я указал, что этот случай наглядно демонстрирует то, как левая рука обещает необычайную, блистательную судьбу и безусловный успех, который уничтожается и разрушается знаками правой руки, причем к совершенно конкретной дате. ...Я обобщил свой диагноз следующим образом; - левая рука- рука короля, но правая - рука короля, который сам сошлет себя в изгнание"... Уайльд же выслушал меня спокойно. "Когда произойдет то о чем вы говорите? - невозмутимо спросил он. "Осталось не так много времени, - ответил я, - приблизительно четыре года". Окружающие засмеялись. "Забавно! - воскликнул кто-то из присутствующих. Уайльд обернулся к нему и задумчиво повторил: - левая рука - короля, но правая - рука короля, который сам сошлет себя в изгнание". И не произнеся более ни слова, он ушел. Так завершился вечер. Бланш была чрезвычайно раздосадована (в той мере, в какой она вообще была способна сердиться) тем, что я лишил ее салон главной достопримечательности".

Контуры происшедшего начали проясняться. Во-первых, стало очевидным, что Эллман прямо или опосредованно опирался на мемуары Кейро, об этом свидетельствуют совпадения в тексте. Во вторых, прием вероятнее всего состоялся после премьеры, ведь Кейро несколько раз говорит о "вечере". Косвенный довод - понятие "вечер", как правило сопряжено с темнотой. А 19 апреля солнце заходит около половины девятого. Итак, после спектакля. Однако простой подсчет показывает, что в этом случае хиромант должен был вынести свой вердикт Уайльду далеко заполночь. Ведь в пьесе четыре действия. На языке оригинала она идет приблизительно три часа с антрактами. Но это обычный спектакль. Премьера, как правило, заканчивается позднее.

А еще поклоны и поздравления. А еще время на дорогу. Естественно допустить, что раут начался до приезда Уайльда. И особенно странно выглядит то, что никто из гостей (Кейро перечисляет их; герцог Ньюкастльский, оперная дива Нелли Мельба, с которой Уайльд был хорошо знаком, лорд Лейтон и другие) не присутствовал на премьере!

Ясно стало только одно - во всем этом есть какая-то пока необъяснимая нелогичность. В полном замешательстве я перелистнул страницу...

Автограф Уайльда в книге отзывов Кейро

Однако что поджидало дальше! На следующем листе было воспроизведено факсимиле записи из книги отзывов Кейро: "Только поверхностные люди не судят по внешности. Тайна мира в видимом, а не в сокрытом". Под этой слегка искаженной цитатой из "Портрета Дориана Грея" (в оригинале true mystery - подлинная тайна) подпись - Oscar Wilde. For my friend Cheiro.

И дата: nov. 92, ноябрь 1892 года!

Вот теперь можно остановиться и подвести итоги.

Цитируемое Кейро письмо Бланш Рузвельт дает все основания утверждать, что роковой приговор был вынесен именно тогда, в октябре 1892 года. Автограф Уайльда подтверждает рассказ Кейро. И уж совершенно невозможно представить, что через полгода, в апреле 1893 Уайльд задавал вопросы, ответ на которые был ему известен. Однако оставались еще две загадки. И первая из них - причем здесь все-таки премьера "Женщины, не стоящей внимания", которая действительно состоялась 19 апреля 1893 года?! Но давайте увеличим масштаб и всмотримся пристальнее в этот период жизни Уайльда.

14 октября 1892 года "Женщина, не стоящая внимания" была принята к постановке. Приблизительно в это же время Уайльд читает первое действие пьесы в доме леди Палмер. "Слушатели были растроганы до слез", - пишет Эллман. Скорее всего, именно здесь память и подвела Кейро, но не в дате события а в его сути. И на вечере в салоне Бланш Рузвельт Уайльд также читал свою только что написанную пьесу или ее фрагмент. Вот тогда события и персонажи не сталкиваются друг с другом в неразрешимом противоречии.

Но почему же Кейро ничего не пишет о той самой встрече с Уайльдом, состоявшейся в ноябре 1892? Учитывая приводимое факсимиле, это умолчание достаточно красноречиво. Обратимся еще раз к биографии Уайльда. Именно "с ноября 1892 года по декабрь 1893 года, - отмечает Эллман, - жизни Уайльда и Дугласа были неразделимы". Именно в ноябре 1892 г. завязался роковой узел отношений, приведших Уайльда к фатальному исходу. В свете этих обстоятельств становится ясно, какие вопросы Уайльд мог задать Кейро во время их ноябрьской встречи и почему хиромант не мог поведать об этом широкой публике. Знаки, свидетельствующие о гомосексуальных наклонностях, отчетливо видны на руке. Сексуальная ориентация Уайльда не была для Кейро тайной.

Итак, начиная с октября 1892 года, мысль о неотвратимости гибельного Рока нависла над Уайльдом навсегда, как дамоклов меч. Летом 1894 и в марте 1895 он посещает "Сивиллу Мортимер-стрит", предсказательницу Робинсон. "До определенного момента, - сообщила она, - я вижу блестящую карьеру. Потом - стена. А за ней я не вижу ничего".

Уже после освобождения из Рединга Уайльд приходит к женщине-хироманту в Париже. Осмотрев его руку, она изумленно признается: "Согласно линии жизни вы умерли два года назад. Я не могу объяснить это. Единственно, что остается - допустить, что с тех пор вы продолжали существование только в вашей линии воображения".

Последнее воспоминание Кейро об Уайльде:

"...Мы расстались надолго... До тех пор, пока совершая свое длительное турне по миру, я в 1900 году не приехал в Париж. Хорошо помню этот чудесный летний вечер на Всемирной Выставке. Мы с друзьями ужинали на террасе одного из больших ресторанов, когда исхудавший сутулый мужчина прошел мимо нас и присел в стороне от толпы. Я ни за что не узнал бы его, если бы кто-то из нашей компании не воскликнул: "Смотрите, это Оскар Уайльд!"

Я встал из-за стола и сказал, что должен поговорить с ним. "Если вы сделаете это, - сообщили мне, - вы можете не возвращаться". Я принял вызов и подойдя к Уайльду, протянул руку. И я понял как он одинок, когда он схватил ее и задержав в своей, разрыдался. "Мой дорогой друг, - промолвил он наконец, - как вы добры! Все избегают меня. Как вы добры, что подошли ко мне!". А потом мы говорили-говорили до тех пор, пока не стихла музыка, не смолкли голоса и шаги, пока огромная Выставка не окуталась тишиной и мраком. Шаг за шагом он мысленно проходил через все, что довелось ему испытать, рассказывая о невзгодах, совершенных ошибках, жизни в тюрьме, радости освобождения - обо всем. А потом он поведал мне о самом мучительном - о безнадежности отчаяния, о вероломстве и предательстве старых друзей, о невозможности вернуть прошлое и снова стать тем, кем он был когда-то. И слушая его, я словно перелистывал исповедь, написанную кровью.

Бессмысленно было тешить успокоениями и надеждами его трезвый и могучий разум, неспособный обольщаться иллюзиями. И постепенно мой собеседник вновь вернулся к жестокой реальности дня сегодняшнего, к безвозвратно разбитой судьбе. Внезапно бурный и мощный монолог его затих... он прислушался к гулу протекавшей рядом реки. Казалось, новая мысль захватила его и в одно мгновение он очутился рядом с парапетом. Лунный свет очерчивал его массивную согбенную фигуру, готовую соскользнуть в тихие воды. Я подбежал к нему и схватил за руку. Он обернулся и с самым саркастическим смехом, который я когда- либо слышал в своей жизни, произнес: "Нет, мой мальчик, они не скажут, что Оскар покончил с собой. Как бы затявкали эти псы, какой бы поднялся вой в газетах! Видит Бог, они натешились вдоволь, травя меня, но сегодняшний вечер вернул мне мужество, чтобы спокойно взглянуть в глаза и им, и боли, и смерти, которые с каждым днем все ближе. Даже если вы не совершили в своей жизни ни одного благородного поступка - сегодня вы сделали доброе дело, придя ко мне, как настоящий друг. Вы сошли со мной в Долину Теней, Гефсиманский сад, через который все проходят рано или поздно. Я рад, что мне выпало это испытание и что оно закончено. Наша встреча воскресила мертвое прошлое. Вы помните этот вечер у Бланш, тот самый вечер, когда мне довелось испытать один из самых больших своих триумфов... и помните, что сказали мне тогда. Как часто вспоминал я ваши слова! И когда я щипал паклю, я вновь и вновь смотрел на свои руки, пытаясь понять, по прежнему ли так же ясно видны роковые знаки на линии судьбы и спрашивая себя, почему я не внял вашему предупреждению. Сегодня вы помогли мне вновь обрести себя. Сейчас мы расстанемся и я пойду домой по пустынным улицам. Но мы обязательно встретимся снова в этой огромной деревне - Париже".

Мы не встретились с ним более. Я был одним из немногих провожавших его гроб на маленькое кладбище Баньо спустя несколько месяцев".

Скульптор накладывает гипс на лицо, снимая маску. Копия руки называется иначе. Видимо потому, что рука не может лгать. Либретто линий поведает о продолжительности пьесы и ее жанре, действующих лицах - персонажах, дожидающихся исполнителей. Есть и суфлер, но не всем дано услышать Его. Вышние силы гораздо более реальны, чем метеобюро. Просто по сравнению с синоптиками небеса реже ошибаются, поэтому мы их не замечаем.

Много раз Уайльд задавался вопросом: почему же, зная о грозном будущем, он пренебрег предупреждениями? Но кого, за исключением торговцев, всерьез интересуют завтрашние газеты?!

В одной из своих книг ("Вы и ваша рука - прим. автора) Кейро с очаровательным простодушием комментирует уайльдовское "Che sara sara" ("Что будет, то будет" - фр.) - "этот, в других случаях умный человек, не мог понять, что "починщик дорог" - он сам. Он не захотел изменить своих привычек". Был ли выбор у Уайльда? Безусловно. Он мог "изменить свои привычки", предпочтя этические ценности эстетическим. Что в конце концов и произошло в последние годы его жизни. Вот только случилось это уже с Себастьяном Мельмотом. Да и могло ли произойти с кем-нибудь другим?!