Российский литературный портал
GAY.RU
  ПРОЕКТ ЖУРНАЛА "КВИР" · 18+

Авторы

  · Поиск по авторам

  · Античные
  · Современники
  · Зарубежные
  · Российские


Книги

  · Поиск по названиям

  · Альбомы
  · Биографии
  · Детективы
  · Эротика
  · Фантастика
  · Стиль/мода
  · Художественные
  · Здоровье
  · Журналы
  · Поэзия
  · Научно-популярные


Публикации

  · Статьи
  · Биографии
  · Фрагменты книг
  · Интервью
  · Новости
  · Стихи
  · Рецензии
  · Проза


Сайты-спутники

  · Квир
  · Xgay.Ru



МАГАЗИН




РЕКЛАМА





В начало > Публикации > Статьи


Валерий Бондаренко
Душа моя кирза...

Чекунов В. В. Кирза. - М.: Издательство "Популярная литература, 2008. - 252 с.

Кто испытал раз... это безграничное господство над телом, кровью и духом такого же, как сам человека, ... кто испытал власть и полную возможность унизить самым высочайшим унижением другое существо..., тот уже поневоле делается как-то не властен в своих ощущениях.

(Ф. М. Достоевский)






Обложка книги В. Чекунова

Эх, не с того начал я читать эту книгу, - с послесловия!.. То есть, заранее узнал, чем все там закончится для повествователя=во многом автора. Поверх низких крыш казарм светил мне, читателю, другой горизонт его жизни, - последующий. После срочной Вадим Чекунов закончит-таки универ, уедет в Китай преподавать русский, женится, - короче, все у него будет тип-топ.

Н-да, если б я приступил читать с первой страницы, всё выглядело бы в книге... тягостнее, что ли, кромешней.

Тягостнее, чем у Л. Карелина в его "Стройбате:?.. Кромешней, чем в "Казенной сказке" О. Павлова?.. Думаю, даже чернушней (по сути), чем в "Штабной суке" В. Примоста. Потому что все перечисленные вещи, по мысли их авторов, - итоговые. Гниение армии ("дедовщина") и агония советской империи (на разных этапах ее разложения) в них совпадают. Казарменный декаданс там есть уже конечная точка распада, за которым должно же начаться что-то совсем другое. Лучшее?..

Прошло лишь 15 лет, и вот является "Кирза" Вадима Чекунова, который говорит просто и убедительно, с равнодушием бывалого "дедушки": "Так было - так будет! Ясно, бля?"

Изменившийся идеологический ландшафт последнего десятилетия ставит повесть Чекунова в ряд текстов, которые нашу жизнь не критикуют (с надеждой на лучшее), а констатируют (с жесткой убежденностью выжившего и приобщившегося, разделившего эту истину).

В который уже раз убеждаешься: все эти эмо, готы и прочие хиппари - заемная клоунада. Подлинная народная (и молодежная тож, и вообще маскулинная; и политическая как результат конечный) субкультура российская - армейская и уголовная. Они так сходны даже по сленгу сейчас, а суть у них всегда была одна: навыки выживания в условиях рабства.

Дикий (либерально-государственно-олигархический) капитализм лишь подтвердил это, утвердил это и расписался как законный наследник в получении.

Запредельная популярность дурашливого сериала "Солдаты", который перекрыл рейтинги самых хитовых спортивных матчей (причем на всем пространстве бывшего СССР!) говорит о том же: армейская субкультура - своя, родная для огромной части "наших людей", и сущностная для страны в целом.

*

Кстати, сериал я помянул неспроста. Своими средствами дурацкого шоу он делает то же, что серьезная, умная и честная книга "Кирза" - своими: реабилитирует армию. Чекунов убежден: "Престиж армии надо возвращать. Это нелегко будет сделать после многолетнего поливания грязью. И одними ура-патриотическими киношками и сериалами здесь не обойтись".

Это мы читаем на стр. 248. А на стр. 117 любуемся такой вот картинкой с натуры:

" - А ну-ка, кони, веселей поскакали! - бежит чуть позади строя Воронцов. - Задорно бежим! Радостно попердывая!

Мы уже знаем, что делать. Просунув язык между зубов, изображаем пердеж. Особенно громко получается у толстого Кицы - оказывается, на гражданке он играл на трубе.

Пара встречных офицеров - не наших, пришлых, с Можайки - останавливаются, разинув рот.

- Не слышу ржания! - кричит перешедший на шаг грузный прапор.

- Иго-го-бля! - отзывается взвод.

"Можайские" смеются, один из них крутит пальцем у фуражки.

Знай наших, бля. Взвод охраны бежит. Кони скачут."

Тянет вспомнить "птицу-тройку" и как она там распугивает (а здесь и распукивает) народы и государства. И нужды нет, что в коляске мелкий плут Чичиков (там) - и прапор-эстет, подбирающий солдат в команду по "лошадиным" фамилиям (тут)...

Впрочем, не хочется изойти здесь дежурным "демократическим" бздежем по поводу унижения человеческого достоинства, "сверху донизу все рабы" и т п. Всё это в России - сотрясание воздуха. "Кирза" стала бестселлером (в том числе и умело раскручиваемым) не только потому, что она беспощадно точна и честна, она именно месседж нам всем (и наш месседж самим себе, знак времени?): "Так было - так будет".

Своя сермяжная (кирзовая) правда в этом есть, и она подхвачена массовым читателем, для которого это все - реальный опыт и нормальная жизненная философия, и никакой другой он не знает и знать не хочет.

Вадим Чекунов - филолог. Он-то как раз преотлично знает, к какой традиции примыкает его книга. Не раз поминаются им "Записки из Мертвого дома". Сюда же отнесем и "Очерки бурсы" Помяловского, и "Кадетов" Куприна, и произведения Шаламова, Солженицына и других. Всех, кто коснулся темы специфической российской инициации, - именно так принято теперь называть "дедовщину". Речь идет о системе (не советской - многовековой российской, лишь менявшей обличья), для которой насилие (зачастую глумливо беспощадное) - тот рубанок, которым из "чурок" выстругиваются верноподданные. Причем не так уж и важно, выстругался он, сломался или погиб этот конкретный, - важно, что сформирован, видимо, такой менталитет "чурки", с которым общаться системе удобней всего именно таким образом.

Друг без друга они уже и не могут, чурки-то и система, - как Ромео и Джульетта, как Лейли и Меджнун, как Дафнис и Хлоя...

*

Да, если не лезть в душу, то не Достоевский, а именно Помяловский. Потому что наш солдат - ну ведь он же чисто бурсак выходит! Уже без патриархальных тормозов и еще без тормозов культуры, плоть от плоти шпанистой уличной субкультуры (ювенильно маскулинной, если красиво сказать). Помножьте это на ощущение себя рабом (зеку-то легче: он хоть может утешиться тем, что противостоит системе фигой в кармане, ему не надо образцово тянуть носок и есть начальство глазами). Помножьте на особый армейский быт, убогий и архаичный сравнительно с гражданским (но это в позднесоветское время: сейчас возвращается ситуация, когда армия оденет и накормит парня из глубинки лучше, чем "воля"). И возведите полученное в куб, поскольку это стечение обстоятельств (одинаково всё печальных) утрамбовано в сознательно применяемую начальством систему воспитания кадров.

У меня выходит все же демократический бздеж.

Поправимся. Армейский опыт имеет то преимущество, что позволяет среднестатистическому солдату побыть и снизу и сверху, и рабом, и относительным господином. Это некое бучило, в котором происходит формирование характера и распределение по группам фаворитов, серятины и аутсайдеров. Этакая ускоренная и ужесточенная модель того, к чему воленс-ноленс сводится и гражданская жизнь.

Это процесс естественный, энергетический, биологический, а посему нравственные оценки здесь... нет, и они применимы, - но только исходить должны не извне системы (в этом ведь всегда есть нехилое лицемерие), а ИЗНУТРИ. Фаворитами и здесь, кстати, становятся не только (а иногда и не столько) физически самые сильные, но, в первую очередь, душевно устойчивые и энергичные, - типа: "достойные", хотя к "достоинствам", безусловно, в казарме относятся не одни добродетели.

(В этом смысле художнический анализ этого, данный Чекуновым, тоньше и сложнее модели, предложенной откровенно публицистическим текстом Валерия Примоста).

Например, сержанта Бороду и боятся и уважают. Несмотря на нехороший азарт в глазах при экзекуции подчиненных он человек со сложной начинкой, непредсказуемый в своем поведении, как медведь, способный и хряпнуть ни за что, и отстоять справедливость.

Иное дело - сержант Соломон: безбашенно беспощадный, неумно (т. е. НЕРАСЧЕТЛИВО) жестокий. Его ТОЛЬКО боятся, а при случае - "опускают".

Но и на этом кладбище детства (пардон: мемориале былой боевой славы) есть свои абсолютно позитивные "легенды" и "памятники". Это и всеми уважаемый спокойный и тихий спортсмен Саня Скакун, и загадочный экстрасенс фельдшер Кучер, и добродушный, ни во что не вмешивающийся самостийник богатырь Вася Свищ. Сослуживцы провожают их чуть ли не со слезами, их искренне любят. Вот уж кто естественно вписался в армейский "интерфейс", заданный еще в 50-е, когда и служба считалась почетным долгом, и дедовщины вроде как не было. (Впрочем - снова фиксация на социальном! - и солдат тогда жил сытней, чем на гражданке).

Сантименты, однако, в сторону. Естественный отбор в российских ВС скор и жесток. В отсев, в "вечные духи" и чмошники попадают и слабодушный спортсмен Макс Холодков ("Холодец"), и доходяга Витя Надеждин ("Надя"). На этой опасной грани балансируют истерик Сахнюк ("Гитлер") и другие слабые духом и(или) телом.

В этой группе смыслово самый важный - Сергей Патрушев, главный оппонент повествователя. Он, как и рассказчик, - москвич. Но если недоучившийся филолог-повествователь старается смешаться с "серятиной", разделить весь этот кодекс неуставного поведения, то Патрушев, напротив, стремится сохранить себя, остаться вне неписанных правил казарменных игр в инициацию.

"С Сережей Патрушевым был у меня не один разговор о дедовщине. Не поняли друг друга. Меня не хватило признать, что буду самим собою - не выживу тут. Сережа только усмехнулся и руками развел. На том и разошлись. Но вот чего он никак не ожидал - удара с другой стороны" (с. 201). Со стороны тех, кого он, "черпак" уже, защищал, - со стороны "духов".

Этапы его "карьеры" просты и, кстати (логикой казарменной жизни), рационально обоснованы. "Бойцы ("духи", - В. Б.) в нем души не чаяли, особенно первое время. Защиты у слабого черпака они найти не могли, но поддержку, хотя бы моральную, получали" (с. 201). Однако чем глубже въедался в "духов" советский кодекс бусидо (настоянный на насилии), тем больше садились они Патрушеву на голову, ни в грош его, "слабака", не ставили, не подчинялись его распоряжениям.

Это последнее и переполнило чашу терпения "дедов" и сержантов: в итоге они опустили Патрушева до "вечного духа": "Ты дух, бля! Чмошник ссаный". По приказу дедов духи кричали ему в лицо: "Ты чмо" и били в грудак. По приказу, да. Но - не отказались" (с. 201). И теперь ему доставалось от всех, особенно от опекаемых им когда-то душар.

Формируя личность, армия нивелирует индивидуальность. (Да и ответственность формируется именно подчеркнуто коллективная - данной касты, - а не индивидуальная). Вот почему солдат Кувшинкин ("Кувшин") - единственный друг "Нади" (да и сам "Надя") со временем станет так же чморить "духов", как чморят сейчас их самих...

Кстати, на Патрушеве автор все-таки поскользнулся. Вдруг, ни с того ни с сего, из рукава его захезанного бушлата выныривает иконка, - источник душевной силы Сергея Патрушева. Ну, прямо нате вам, блин, гламур правительствующих "подсвечников" вдруг прорезался! И дело не в том, что этого не могло быть в принципе. Матерые лагерники утверждают: самыми стойкими были именно верующие. Но Вадим Чекунов не потрудился глубже копнуть своего героя, "замотивировать" его веру. Почему и иконка, больше похожая на рояль в кустах, сообщает тексту фальшивый оттенок официоза, к которому автор (верю), естественно, не стремился. Однако вкупе с "месседжем" насчет спасения престижа армии это, как говорится, - "выглядит"...

Или я опять не по-солдатски, демократически "бздю"?..:-)

*

Да, школа выживания - не есть все-таки школа жизни. Это очень честно показал Вадим Чекунов на примере рассказчика, - в немалой степени на своем личном примере. Мелькают армейские дни (вернее, тянутся), тоскует, озлобляется душа повествователя, покрывается пленкой "кирзы" - грубой искусственной кожи: "Роль ли это моя? Маска, личина? Или все-таки нутро пропиталось кирзой? Загрубело, опростилось, оподлилось... А может, приросла маска к лицу, превратилась в звериную харю - не отцепить уже" (с. 181).

Это он, бывший филолог, первым бросит Надеждину петушиное погонялово "Надя", - быть может, роковым образом определив его будущее. Это он, вполне продвинутый московский парень, заставит "любера" Кувшинкина зубрить по ночам стихи о Москве, - сам забыв уже, Пушкина они или Лермонтова... Это он, с тоской наблюдающий свое отупение, испытает странное чувство довольства собой, когда отлетевший от его удара "Надя" снесет стенд: "То, что удар был мой, обрадовало и испугало одновременно. Обрадовало - удар видели остальные. Будут иметь в виду. Испугало - словно не человека бил, а грушу с опилками. Не дрогнуло ничего внутри. Мало того, сам вид бойца - худого, жалкого, с дрожащей нижней губой - вызывал непреодолимое желание вмазать ему еще раз, и еще..." (с. 171).

Эта рефлекторная беспощадность к проявлению слабости (шкурно-трусливая в глубине и раздраженно-замороченная),- что ж, ее уже выдрессировали. За стенами части - 90-й, 91-й годы. Империя рушится. Но солдат это касается только в бытовом плане: в казармах плохо топят, в столовой плохо (еще хуже прежнего) кормят...

Август 1991 г. "Говорят, танки в Москве, в самом центре. Какие-то баррикады и неизвестный мне раньше Белый дом. Замполиты молчат. По телевизору стройные, но страшные на лицо бабы танцуют балет... Стал бы я стрелять в "свой народ"? Ни я народу, ни он мне - не "свой". Стал бы. Вообще – хочу стрелять. Не на стрельбище. Там обстановка не та - делаешь, что приказано. Выплеска, облегчения нет" (с. 192 - 193).

Вот вам и итог; вот вам и ответ, можно сказать, на все вопросы...

(Кстати, случай из жизни: в это время я был в Крыму. Знакомая немка политологиня поражалась: "Как же так?! У вас революция, а люди так равнодушны, им наплевать..." - Выучка, гнедигес фройляйн, К тому же и революция, как показал опыт, была фИговая. Или фигОвая?.. Эх, всё-то у нас по кругу, хоть на согласную ставь ударение...)

Но вернемся к "Кирзе" родимой. Выплеск на стрельбище, короче, не тот у солдата: живая мишень нужна... Может, потому и пассивна так наша армия политически, что ей не до дворцовых интриг, - она суть, почву, откуда все растет, формирует: и пашет, и удобряет. Растит-штампует героического раба...

Которому надобны не гарантии с уважением и туалетной бумагою (как французишкам в Сербии), - нужен "выплеск".

Теперь понимаешь, почему этим чудо-богатырем можно было так бестрепетно мостить минные поля, бросать его без средств защиты в Чернобыль, хреначить им, как кувалдой, по новогоднему Грозному. Солдат-автомат, а после срочной - подданный инструмент. Как ведь удобно! Жалко лишь, что его, дурака, временами нужно малька подмазывать...

Опять неприличный пердеж против самой "системы"?

Да нет же, нет! Всем известно: военные - народ и двужильный и верткий, и жутко смекалистый. Как никто сумеют пристроиться-встроиться на любой гражданке: в бизнесе, в чиновничьем аппарате, ажник и в криминале (если родина пошлет: в смысле, - пошлет-таки на фиг...)

Я не ерничаю: констатирую общеизвестный по фильмам факт. Армия - школа выживания и даже школа жизни отчасти.

НАШЕЙ жизни.

Так что идите-ка вы все в армию, господа! Право, не пожалеете.

Что? Ерничаю опять? Да ни за что на свете! Вон и Вадим Чекунов пишет: надо, чтоб как в Америке: солдат награждался за риск и тяготы шансом на социальный взлет, всякими льготами, там, - ну, для поступающих, типа, в вузы...

Идея хлебная притом, что у нас в обществе (сейчас, только сейчас, конечно!) социальные лифты не работают или работают крайне плохо, а это лишь увеличивает ненужный антагонизм. Вот только боюсь, давно осуществляется эта идея явочным порядком: кого надо куда надо отбирают и так (вон сколько военных вузов, - правда, вроде их сократят?.. ну да важнейшие-то - останутся).

А остальным - нажитую броню на душу и дембельские кирзухи бесплатно, для работы на огороде.

Валерий Бондаренко,
январь 2009 года



Смотрите также


· Рубрика "Армия" на Gay.Ru 
· Рубрика "Милитари" на сайте Bdsm.Gay.Ru 
· Купить книги Валерия Бондаренко